Книга диалогов литератора Дмитрия Бавильского и художника Олега Кулика как будто несколько запоздала. Ведь это еще позавчера было так модно красоваться подобными чрезвычайно глубокомысленными беседами. Кто-то пускал в ход залежавшиеся интервью, кто-то скучал по переписке, кто-то эпатировал публику "подслушанными" домашними разговорами. Судя по некоторым косвенным деталям (например, иллюстративный ряд заканчивается 2002 годом), книга действительно немного залежалась. Однако авторы все же успели внести коррективы в жанр интеллектуальной (для большинства читай — занудной) беседы. Диалоги получились неожиданно деловитыми: как будто скучающий в Челябинске, а именно там записывались беседы, любитель изящного искусства Дмитрий Бавильский мечтал о встрече с самим человеком-собакой, а художник прислал своего агента в костюмчике и с кейсом. И тот, вместо того чтобы интересно лаять, все время на часы посматривает.
Действительно, как представлять современное искусство в стране победившего Церетели-Шилова? Авторы книги сетуют на неразвитость вкуса отечественной публики. Как объяснить акции Олега Кулика тому, например, кто и сам уже давно исполняет перформанс, приходя на свою неоплачиваемую работу из чистой любви к искусству? Может, к цюрихскому Кунстхаузу и они себя бы с удовольствием привязали. В такой ситуации выбранная авторами деловитость — последняя попытка превратить банальное "сиви" художника Олега Кулика в настоящую книгу с иллюстрациями, главами, оглавлением и абзацами после каждой фразы. Будет потом нужна эта биография или нет, но материалы готовы. Здесь уже распределены места (пассажи о великом и могущественном "мыльном пузыре" Илье Кабакове, да и всем остальным сестрам роздано по серьгам), а также посрамлены недальновидные критики. В то же время "Диалоги", насколько это возможно, приближены к стилистике "желтых" интервью с "ви-ай-пи" нашего сегодняшнего общества, поп-звездами и артистами. Заумные слова заканчиваются на обложке: "скотомизация" — это, как предупреждает Дмитрий Бавильский, "не то, что вы подумали, а процессы рассеивания изображения". Начинается книга в лучших традициях каких-нибудь "женских историй" — с разговоров о любовных приключениях героя. Затем персонаж, словно сошедшая с глянцевых фотографий звезда, проводит читателя по своим владениям. За кулисами — истории подготовки всех акций и перформансов. Герой любезно демонстрирует свои наряды (ошейник от "собаки" Кулика, рожки и соски от предвыборной акции Партии животных), мило признается в "болезненном тщеславии", говорит о надеждах и всячески укоряет тех, кто смеет пищать о кризисе искусства. Читателя проводят по всем кругам арта: коллекционеры, галерейщики, музейщики, критики, а также загадочные ценители искусства на роскошных иностранных виллах, какие не снились и Дэмиену Хирсту. В конце концов персонаж даже делится с публикой своими маленькими хитростями, например способами предупредить старение,— то есть, как это называется у художников, вырождение нарушений табу "в дизайн и культурологическое прожектерство".Знаменитому польскому кинорежиссеру Кшиштофу Занусси меньше повезло с "аккомпаниатором", чем Олегу Кулику: русский перевод эссе "Между ярмаркой и салоном" оставляет желать лучшего. Сборник, изданный в Белоруссии, нуждается в новом переводе, а пока читателю придется вообразить себя и редактором, чтобы восстановить ход мысли автора. Здесь собрано множество небольших историй и наблюдений о современном искусстве и современной действительности.
Вроде бы большая часть сборника посвящена старым песням о той "духовности", при упоминании которой все уже давно научились хвататься за пистолет. А вот именно в исполнении этого автора такие песни хочется прослушать на бис. Казалось бы, Кшиштоф Занусси говорит какие-то неприличные вещи: о том, что есть еще авторское кино, а также "что-то более важное, нежели просто зарабатывание денег". Он огорчается, а не радуется за своего французского друга-писателя, которому издатели предложили выгодную комбинацию: по их мнению, в качестве автора гораздо лучше смотрелся бы не пожилой историк, а молодая женщина-еврейка, поскольку речь в книге идет о временах изгнания евреев из Испании. Издатели уже подыскали пожилому писателю подходящую замену и подсчитывают будущие прибыли.
Автор не боится сказать свое польское "Прощай, немытая...": "В глазах мира мы — сборище голодных, бедных, довольно грязных и чертовски предприимчивых людей". Он — тот человек, что поедет в Америку, чтобы "посмотреть в глаза Спилбергу". И, кстати, обнаружить в спилберговских глазах "всю ту наивность, которая есть в его искусстве", и даже позавидовать этой наивности: "Его мир близок миру среднестатистической публики, а я к этой публике должен спускаться, как спускался бы в какие-нибудь трущобы". Но ведь режиссер Занусси спускается в эти трущобы! Один из образов современного художника, предложенных автором,— канарейка, которую горняки берут с собой в шахту, чтобы по ее пению проверить, нет ли там ядовитого газа. Прямо скажем, трагический образ. Но, кажется, автор сам догадывается, что многие канарейки давно мутировали и под газом еще лучше щебечут.
Дмитрий Бавильский. Скотомизация. Диалоги с Олегом Куликом. М.: Ad Marginem, 2004
Кшиштоф Занусси. Между ярмаркой и салоном / Перевод с польского Е. Билютенко, К. Вербовой. Минск: ЕГУ, 2003