премьера балет
В рамках V Международного фестиваля современного танца "Рампа Москвы" камерный балет "Москва" представил новую постановку хореографа Раду Поклитару — "День рождения Отелло". ТАТЬЯНУ Ъ-КУЗНЕЦОВУ он не развеселил.
Молдаванин Раду Поклитару сразил Москву, как эпидемия. Прошлой осенью он дебютировал в Большом сопостановщиком "Ромео и Джульетты" (режиссером выступил знаменитый англичанин Деклан Доннеллан), весной там же показал чеховскую "Палату #6". И, хотя его спектакли не вызвали единодушного восторга (корреспондент Ъ принадлежал к числу сторонников), стало очевидно, что в столице объявился незаурядный автор. Импонировали его страсть к театрализации балета, демонстративный отказ от пуантов, склонность к эпатажу.
После успеха господина Поклитару на главной официальной сцене российские театры выстроились в очередь на 33-летнего автора. Камерный балет "Москва" оказался первым. Хореографу предоставили карт-бланш. Он выбрал сюжет "Отелло", приспособив к нему музыку Седьмой симфонии Сергея Прокофьева и выписав в Москву давних киевских соратников — сценографа Андрея Злобина и художницу Анну Ипатьеву, очень удачно оформивших его "Палату #6".
Бравируя репутацией балетного enfant terrible, в "Дне рождения Отелло" господин Поклитару творчески переработал Вильяма нашего Шекспира: Дездемона сделалась престарелой шлюхой, Отелло — импотентом-подкаблучником, Яго — отвергнутым гомиком, Кассио — аморальным бисексуалом. Столь радикальная концепция напугала даже ее автора: своих малосимпатичных персонажей он лишил человеческого облика, превратив их в насекомых,— сатира, дескать, шучу я тут. Все события происходят под столами (на заднике изображена их целая анфилада, с гнутыми ножками и треснувшими столешницами, сквозь трещины просвечивает голубое небо — привет сюрреализму!), где усатый таракан Отелло и белая гусеница Дездемона (спасибо знающим людям за подсказку — по обрезанной пачечке героини ни за что не определишь ее вид) ждут гостей по случаю дня рождения.
Импотент Отелло натирает пол, используя в качестве половой тряпки пресловутый платок, из-за которого Шекспир устроил весь сыр-бор. Скучающая Дездемона развратно курит и третирует мужа, буквально вытирая об него ноги. Являются гости с именинным тортом, Отелло впивается в Кассио длинным поцелуем. Отвергнутый Яго (видимо, сам привыкший к подобным знакам внимания) разражается пантомимным монологом, смысл которого сводится к жесту "сотру в порошок". Среди спарившихся гостей-насекомых, синхронно крутящих бедрами (совсем как веронская знать на балу в недавнем "Ромео"), наглая Дездемона прихватывает за задницу вертопраха Кассио. Коварный Яго открывает глаза Отелло на безобразное поведение супруги и усаживает начальника верхом на свою жену Эмилию. С чужой женой у Отелло все получается, а с собственной не очень: бесплодно потаскав по сцене расставившую было ноги Дездемону, он опять суется к ней со своим платком — видимо, символом бескрылого семейного быта. Яго тем временем совращает Кассио, приучая к мысли, что не бабами едиными... В общем, все кончается как надо: импотент Отелло недодушит Дездемону, зато она его зарежет. А созревший Кассио станет преемником — и в постели Дездемоны, и в отношениях с Яго.
Сюжетец, конечно, пошловат, но хорошая хореография и не такой вытянуть может. Беда в том, что постановка сюжетец переплюнула. Лексика Раду Поклитару всегда была небогата: движений не так уж много, и они не столь оригинальны. Однако при умелом использовании и точном контексте его лаконичный словарь срабатывал без осечки. На этот раз не прошло: автор захламил текст штампами, уснастил нижепоясными шуточками (типа то провисающей, то вздернутой стопы, просунутой между ног вместо члена). Стало очевидно, что женские танцы он ставит плохо и с гетеросексуальными дуэтами у него тоже беда: раскоряченную тетку мужик волочит, как колоду, переваливая с колен на плечо,— и таскать тяжело, и бросить жалко.
Поклитаровская образность жеста в новом балете обернулась тупой иллюстративностью: вожделение хореограф изображает раздвинутыми ногами, совокупление — синхронным потряхиванием крестцов, сплетню — шевелящимися у рта пальчиками. Кордебалет несется в бурном галопе мизансцен, и, как повелось, застывает "живыми картинами" во время сольных эпизодов. Солистов жаль: Марина Александрова, "классичка" с двадцатилетним стажем, выговаривала хореографические вульгарности с неловкостью воспитанницы Смольного, вынужденной объясняться матом. А ко всему привычные Сергей Сатаров (Отелло) и Роман Андрейкин (Яго) получили слишком уж примитивную порцию ненормативной лексики.
Вся эта фирменная "поклитаровщина" в масштабе предъявленного муравейника выглядит совершеннейшей самопародией. Модный хореограф оказался плодовит, как насекомое, но не в этом беда. Беда в том, что талантливый автор на протяжении сезона трижды эксплуатирует одни и те же приемы, причем в последний раз совсем уж без стыда и меры. И закрадывается подозрение: вдруг он просто ничего другого не может предложить? Многократно растиражированные, козыри Раду Поклитару (концептуальная смелость, внятность изложения, доступность и раскованность сценического языка) перестали выигрывать. В его игре теперь легко заподозрить шулерство — всем уже известно, что у хореографа в рукаве.