Переселение душ в приказном порядке |
Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Император интересовался не только устройством плуга, но и поиском земель, которые при помощи этого плуга можно обрабатывать |
Государственный интерес
Первые переселения в дальние края были обусловлены политическими причинами. Государственные границы сдвигались на юг и восток, и на новые места отправлялись чиновники с силовой поддержкой в виде, как правило, казаков. Чиновники наводили на новых землях государственный порядок, беря, как водится, взятки, казаки исправно охраняли границы, а хлеб им везли из Центральной России. При огромных расстояниях и отсутствии дорог налаживать снабжение новых территорий было делом очень дорогим и хлопотным. Казалось бы, намного проще выращивать хлеб на месте, но для этого требовались не казаки с чиновниками, а крестьяне. А их-то на новых землях как раз и не было.
Вообще-то, присоединяемые территории были привлекательны для крестьян — например, в Сибири никогда не было крепостного права. Однако большинство хлебопашцев не имело личной свободы и не могло по собственной воле сменить место жительства. Поэтому в Сибирь перебирались лишь государственные крестьяне, которые получали при этом различные льготы и даже деньги на дорогу. Например, указом 1590 года тобольскому воеводе предписывалось выдать "пашенным людям", выселяемым в Сибирь из Сольвычегодска, по 25 руб. на человека.
Правительство, с одной стороны, содействовало переселению, а с другой — его боялось. Присоединяемые земли, конечно же, надо было осваивать и заселять, но людей не хватало везде, и миграция из Центральной России сулила массу проблем.
Пока государство размышляло о способах перераспределения рабочей силы, эта самая рабочая сила, поняв, что существуют земли, где нет ни помещиков, ни налогов, стала уходить в Сибирь, не дожидаясь разрешений. Беглецы оказывались вне закона, а потому не могли рассчитывать на какую-либо поддержку со стороны государства. В 1683 году сибирскому воеводе Барятинскому было приказано "поставить заставы крепкие, чтобы с Руси в Сибирь никакого чину людей конных и пеших без наших государевых грамот... не пропускать. А которые... на заставах объявятся, отсылать на прежние места, кто откуда пришел". И тем не менее нелегальная миграция явно опережала легальную.
Такое положение дел навело чиновников на мысль отправлять в Сибирь еще и государственных преступников. В итоге она превратилась в место, куда ссылали "за бунт, за старую веру, за пьянство и игру в кости". Однако криминальный элемент, как правило, не умеет и не хочет трудиться на земле, и рассчитывать на то, что уголовники поднимут сельское хозяйство Сибири, не приходилось.
Всей семьей
Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Налоги и недоимки за выбывшего крестьянина платила община, поэтому без разрешения сельского схода переселяться было нельзя |
Декабрист А. Е. Розен, менее чем через 100 лет оказавшийся в Забайкалье, был совершенно потрясен видом старообрядческих сел: "Во дворе под навесом стояли все кованые телеги, сбруя была сыромятная, кони были дюжие и сытые, а люди, люди! Ну, право, все молодец к молодцу; красавицы не хуже донских — рослые, белолицые, румяные. День был воскресный. Мужчины расхаживали в синих суконных кафтанах, женщины — в душегрейках шелковых с собольими воротниками, в кокошниках, из коих один лучше другого". Успех старообрядческой колонизации объяснялся не только тем, что староверы были привычны к тяжелому труду и общинной жизни, но и тем, что их ссылали семьями. Здесь практически не было острого дефицита женщин, свойственного большинству русских поселений в Сибири. Семьи были многодетными, и численность староверов-сибиряков удвоилась всего за 20 лет. Такое размножение неблагонадежного элемента раздражало правительство, но применять репрессии в отношении основных поставщиков хлеба на местные казенные склады было неразумно.
Постепенно стало очевидно, что для успешного хозяйственного освоения новых регионов туда надо переселять именно полноценные крестьянские семьи. В XIX веке государство пыталось склонить помещиков к отправке их крестьян на отвоеванные у Турции территории, выделяя там землю почти бесплатно. Кстати, как раз в Херсонскую губернию, где земля ничего не стоит, собирался вывезти свои мертвые души Павел Иванович Чичиков.
Своим ходом
Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Страна была большая, поэтому довести переселенца до места было нетривиальной задачей |
В 1857 году был принят "Устав о благоустройстве в казенных селениях", авторы которого считали необходимым "излишние руки в одних местах обратить к возделыванию пространств, впустую лежащих". Государственным крестьянам, которые желали бы переселиться, этот документ гарантировал серьезные льготы. На дорогу выдавались продукты, организовывалась медицинская помощь, выделялись деньги на строительство жилья и приобретение хозяйственного инвентаря и скота. А в некоторых регионах сюда добавлялось еще и освобождение от воинской повинности. В 1859 году было принято решение о переселении в Приамурье 500 семей (3500 человек) государственных крестьян, причем на каждую семью казна выделяла по 200 руб. Однако охочих до перемены мест среди них оказалось меньше, чем планировалось: в 1860 году в Приамурье перебралось лишь 290 семей. Оставалось надеяться лишь на то, что освобождение крестьян резко увеличит число переселенцев.
На свободу с чистой совестью
Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Несмотря на формальное обретение личной свободы, крестьянин не мог перебраться на новое место жительства, не расплатившись со всеми долгами и недоимками. А в должниках ходили практически все бывшие крепостные — они в течение многих лет должны были расплачиваться с помещиками за полученный земельный надел. Чтобы получить разрешение на переселение, такому крестьянину было необходимо письменное согласие землевладельца, который, естественно, не был заинтересован в том, чтобы его бывшие крепостные разбегались кто куда. Только государство могло переломить эту ситуацию, однако оно явно не спешило.
Лишь летом 1889 года появились "Правила о переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли", которые сильно упростили получение разрешения. Теперь можно было уезжать, не спросясь ни у землевладельца, ни у общины, которой, кстати, приходилось отдавать долги тех, кто ее покинул. А на новом месте крестьяне на два-три года освобождались от налогов и имели право получить кредит на обзаведение хозяйством. Однако вся эта административная поддержка в значительной степени сводилась на нет сложностью соответствующей бюрократической процедуры, поэтому в 1889-1891 годах было выдано 17 289 разрешений на переселение, а фактически переселилось 28 911 семей. Самочинные мигранты, не рассчитывающие на помощь государства, захватывали землю, создавали хозяйства и лишь потом начинали думать о легализации. Эти "неформалы" действовали чиновникам на нервы, и периодически обсуждалась идея всех их отловить и вернуть назад. Только начало строительства Транссиба заставило государство полюбить всех переселенцев — и легальных, и нелегальных: прокладывать дорогу через местности, населенные русскими крестьянами (а не кочевниками, к тому же говорящими на непонятных языках), было намного приятнее.
По шпалам
Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Непросто было и довезти переселенцев до их нового места жительства живыми и здоровыми. Так, на Дальний Восток ехали не менее 100 дней. Долгая дорога в отсутствие медикаментов и отлаженного снабжения продовольствием и в непривычном суровом климате для многих оказывалась не по силам. По данным за 1894 год, в течение шести недель пути умирало 7,4% переселенцев, семи-восьми недель — 11,3%, а за все время переезда — более 12%. Последний показатель соответствовал уровню смертности в период холерной эпидемии.
Выпускать переселенческий поток из-под своего контроля государство не хотело, и в январе 1897 года губернаторы получили циркуляр, предписывающий им "наблюдать, чтобы не выселялись семьи, кои по малочисленности состава или по бедности не могут рассчитывать на успешное устройство своего быта в Сибири". Кроме того, циркуляр требовал информировать крестьян о том, что такое Сибирь, чтобы переселенцы не считали, что их ждет поездка на курорт. Чиновники должны были "озаботиться надлежащим подбором переселенцев из лиц и семей, приспособленных к естественным и хозяйственным условиям мест водворения".
Однако эти в принципе разумные меры привели лишь к тому, что резко увеличилось количество нелегалов. Их доля в общей численности тронувшихся с насиженных мест крестьян составляла примерно 30-40%. А в 1905 году выяснилось, что на нелегальном положении находится 92% новоприбывших в Сибирь. Это не лезло уже ни в какие ворота, и правительство решило примерно наказать нарушителей. Закон от 15 апреля 1906 года сильно урезал их права. Теперь самочинные переселенцы могли рассчитывать лишь на те земли, которые остались после переселяющихся по закону. Кроме того, им не полагались льготы ни по налогам, ни по воинской службе.
Стратегические задачи
Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Невозделанных земель в стране было много, но далеко не на всех из них было возможно что-нибудь вырастить |
Дело в том, что многие территории Дальнего Востока естественно тяготели к Китаю, а не к России. Количество переселенцев из Китая, Японии и Кореи здесь было очень значительным. П. А. Столыпин писал, что "при наличии государства густонаселенного, соседнего нам, эта окраина не останется пустынной. В нее прососется чужестранец, если раньше туда не придет русский, и это просачивание уже началось. Если мы будем спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками, и, когда мы проснемся, может быть, он окажется русским только по названию".
Знаменитый столыпинский указ от 10 марта 1906 года о переселении крестьян решал не только эту проблему. Столыпин видел в переселении способ дать сильным хозяевам возможность выйти из общины и возделывать новые земли. Теперь право переселения было предоставлено без ограничений всем крестьянам. Правительство ассигновало немалые средства на расходы по устройству переселенцев на новых местах, на их медицинское обслуживание и общественные нужды, на прокладку дорог. В результате с 1906 по 1913 год население Сибири увеличилось на 150%. За четыре года реформы за Урал переехало более 2,5 млн человек. Характерно, что за весь советский период эти цифры так и не были превзойдены.
Ходоки и возвращенцы
Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Присоединенные территории стремились заселить идеологически выдержанными товарищами. Эти горячие белорусские парни осваивали Южный Сахалин |
На что рассчитывал крестьянин, собираясь в путь, хорошо видно из письма, которое переселенец Беляков отправил в редакцию журнала "Русское богатство". "Когда я записывался на переселение в Сибирь,— пишет Беляков,— то не имел ясного понятия о том, что такое за страна Сибирь, а когда пошло дело в ход, то я раздобыл календарь, приложенный к 'Сельскому вестнику', из коего... узнал, как умные и ученые люди жалеют мужиков... Я не верил убеждениям чиновника Голубева, Марусинова, исследователя Западной Сибири полковника Надарова о Южно-Уссурийском крае. Я так думал, что эти исследователи не иначе как посланы из господских детей, они и конфузят больно ту Сибирь, чтобы народ не уезжал..."
А вот как передает Беляков разговоры будущих переселенцев: "Поедем да поедем в Сибирь. Там бают: вот вчера ночевал у Петрушки Малитинаго нищий, в Сибири был и сейчас оттуда, видел своими глазами, как казна строит для прибылых переселенцев целые села и деревни под одну крышу, а местами большие казармы, чтобы на первый раз поместить семей по десять, и потом казна выстроит на каждого по дому... Все говорили, что царь уже приготовил, только идите, дети, на землю от господ, они вас просят у меня. Я лучше, говорит, растворю один амбар с деньгами, а господам не дам опять крестьян".
Можно себе представить, до какой степени бывали разочарованы переселенцы, не обнаружив того земного рая, который рисовало им воображение. Во-первых, на обзаведение хозяйством были нужны немалые деньги: в некоторых уездах эта сумма составляла 400-500 руб. Во-вторых, далеко не всем хватало удобных земель, а вырубка леса и осушение болот в планы переселенцев не входили. К тому же отсутствие городов и помещичьих хозяйств не позволяло шабашить на стороне, в то время как в Центральной России такой приработок давал возможность в трудные времена свести концы с концами.
Еще в 1896 году было разрешено отправлять на разведку в дальние края ходоков, которые имели возможность застолбить приглянувшиеся участки. Вернувшись, ходок мог призвать немедленно тронуться в путь или же, наоборот, отбить всякую охоту двигаться куда бы то ни было. Тем не менее очень многим не удавалось устроиться на новом месте — они возвращались назад и оказывались без земли, скота и денег. Доля таких возвращенцев в общем количестве уехавших колебалось между 12% и 25%. В большинстве своем это были люди сломленные и озлобленные. В 1914 году эксперты, анализировавшие ситуацию с переселением, писали: "Возвращающиеся на родину переселенцы представляют собой элемент такого пошиба, которому в будущей революции, если такая будет, предстоит сыграть страшную роль. Возвращается не тот, кто всю свою жизнь был батраком... Возвращается недавний хозяин, тот, кто никогда и помыслить не мог о том, что он и земля могут существовать раздельно, и этот человек, справедливо объятый кровной обидой за то, что его не сумели устроить, а сумели лишь разорить и из бывшего хозяина и хлебороба превратить не только его, но и всех домашних в никчемных людей,— этот человек ужасен для всякого государственного строя, каков бы он ни был".
Плюс русификация всей страны
Чтение литературы, посвященной переселенческой политике, может сформировать мнение, что крестьяне селились в совершенно необитаемых местах. Однако это совсем не так. Практически во всех районах колонизации имелось местное население, но оно не занималось сельским хозяйством, а охотилось или же кочевало вместе со стадами скота. Конфликты между пришельцами-земледельцами и местными жителями возникали постоянно. При этом государство, как правило, принимало сторону переселенцев, поскольку видело в распространении русского хозяйственного уклада способ русификации всего населения империи. Кочевники, решившие осесть и заняться сельским хозяйством, вызывали у российских властей умиление.
Надо сказать, что бытовое влияние было взаимным. Дело в том, что среди выходцев из Центральной России преобладали мужчины, и они часто женились на аборигенках. А поскольку хранительницей бытовых традиций обычно является женщина, хозяйственное устройство такой семьи представляло собой гибрид быта русского крестьянина и сибирского кочевника. Кстати, в результате этих смешанных браков, можно сказать, появился особый человеческий тип — сибиряк, который столь близок нашим писателям-почвенникам.
Между прочим, после революции примерно таким же образом формировалось то, что советский агитпроп в 70-х годах прошлого века стал называть новой исторической общностью — советским народом. Ликвидировав право собственности на землю, советская власть сделала население чрезвычайно мобильным. Имущество образцового гражданина должно было умещаться в чемодане. Частная собственность ему была не нужна, так как все необходимое давало государство. Оно же руководило перемещением своих граждан, которые под руководством коммунистической партии совершали свое броуновское движение. Крестьяне отправлялись работать на шахты и заводы, рабочих посылали руководить колхозами, неугодные народы, вроде чеченцев, ингушей или крымских татар, в полном составе отправлялись в места не столь отдаленные, а в их домах обосновывались новые жители. В результате возникал странный социум без привязки к определенному месту и национальности, а единственным, что его объединяло, было учение Маркса--Энгельса--Ленина--Сталина и прочих вождей всего прогрессивного человечества.
Переселенцы новые и новейшие
В советское время масштаб миграций был несравнимо большим, чем до революции. Огромное количество заключенных и ссыльных после освобождения оседало в тех районах, где они отбывали наказание. Во многих северных поселках бывшие зеки, их дети и внуки составляют существенную часть населения. Мощными сельскохозяйственными центрами могли бы стать спецпоселения, куда высылали кулаков — лучших сельских хозяев. Могли, но не стали, поскольку задачей выселения кулаков была их изоляция, а не создание эффективного аграрного производства.
А традиционное переселение на новые земли проводилось точно так же, как и при проклятом царизме. Разница была лишь в том, что раньше переселенцам пытались рассказать о реальном положении дел, пугали их трудностями пути и обустройства на новом месте. Теперь же о переселении стали писать в восторженных выражениях как о приятном и увлекательном путешествии. "Переселение наше,— читаем в брошюре, изданной в 1940 году,— коренным образом отличается от дореволюционного переселения крестьянства в Сибирь. У нас нет помещиков, нет безземелья, нет голода, людских страданий, от которых бежало дореволюционное крестьянство. У нас есть единая патриотическая воля народа использовать целесообразно все неисчерпаемые производительные силы страны. Вот цель нашего советского переселения".
А вот монолог одного из переселенцев, опубликованный прессой: "Не в поисках куска хлеба, а за просторной землей, ожидающей рабочих рук, приехали мы сюда, на Урал. Приехали, и сердце радуется. Земля у нас молодая, богатая, одним словом, сытая земля. Только работай, не ленись, и будешь жить зажиточно. Смотрим мы на вас, товарищи колхозники, и не нарадуемся. Ведь что ни двор, то полная чаша. Да и немудрено. По пуду хлеба получили вы в прошлом году на трудодень, по полтора рубля деньгами. Живете вы не только зажиточно, но и культурно. У многих у нас, переселенцев, есть дети, но о школе мы не тужим. В колхозе хорошая семилетка и три начальных школы. Значит, детей пристроим без заботы. Есть в колхозе и медицинский пункт, есть почта, клуб. Гостеприимно, как своих родных, встретили нас колхозники. Нам создали все условия для работы. Сейчас мы строим себе хаты. Почти у всех у нас уже засажены огороды. Скажу — мы чести горьковских колхозников не посрамим... Общими усилиями добьемся того, что колхоз, который стал уже для нас родным, завоюет почетное право участия на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке".
Чтобы представить себе подлинную картину переселенческой жизни, общедоступные материалы следует читать параллельно с документами, которые не предназначались для публикации. Например, сохранилось письмо крестьян, которых переселили в деревни на Карельском перешейке. Авторы письма рассказывают о том, что в каждом доме есть печь и что красноармейцы встретили их как родных. Между тем сохранились письменные источники, из которых следует, что печи в домах переселенцев были разрушены все теми же красноармейцами.
Наиболее известный опыт переселения на новые территории — хрущевское освоение целины, о некоторых последствиях которого, в частности экологических, лучше и не говорить. А в последнее время направление миграций сильно изменилось. Теперь наблюдается обратное движение — люди уходят из районов, которые заселялись и при Екатерине, и при Столыпине, и при Сталине, в европейскую часть России.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
|