концерт тенор
Нынешний концертный сезон, можно сказать, удался. С интервалами в три месяца в столицу поочередно наведалась вся троица великих теноров: сначала, в декабре, Лучано Паваротти, потом, в марте, Пласидо Доминго, ну а теперь, наконец, и Хосе Каррерас. Самого молодого (всего-то 58) участника знаменитого трио в Московском доме музыки слушал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Хроника концертов Хосе Каррераса в Москве за последние пять лет просто пугающе пестра. 2000 год — концерт в Кремлевском дворце: много оркестра, много прожекторной цветомузыки, много поющей партнерши и немного самого певца. 2001 год — сборный концерт Министерства путей сообщений там же (компанию Хосе Каррерасу составляют Алла Пугачева, Лариса Долина и Муслим Магомаев), а также концерт с дивой мюзиклов Сарой Брайтман. 2002 год — откровенно попсовый рождественский концерт в Гостином дворе, в противоречивом обществе норвежки Сиссел и француженки Эммы Шаплин (и, правда, Пласидо Доминго).
На таком фоне нынешний концерт в ММДМ изначально смотрелся верхом академизма, пускай даже и было известно, что оперных номеров от господина Каррераса в этот раз не дождешься. Во-первых, как-никак Дом музыки, а не бездонная глубина Кремлевского дворца. Во-вторых, чистый сольник — вопреки обыкновению, никаких партнерш или партнеров, отбивающих время и внимание у главного героя. В-третьих — может быть, и не стахановская, но вполне основательная певческая работа: на два с половиной часа всего-то четыре оркестровых интермеццо.
Работе и отдыху великого певца аккомпанировал Национальный филармонический оркестр, завершающий, таким образом, свой первый сезон в самом бравурном тоне — сначала программа из симфонических опусов Рахманинова на "Черешневом лесе", а затем аж три концерта с оперными звездами на протяжении всего-то десяти дней: Мария Гулегина, Хосе Каррерас и, наконец, Кири Те Канава, которую ждут на следующей неделе. Правда, оперных монархов уровня двоих последних, как правило, сопровождает личный дирижер. Это понятно: при большом количестве концертов в разных частях света и с совершенно разными симфоническими коллективами, тщательно срабатываться с которыми нет времени, свой постоянный дирижер становится необходимостью. Но на игре местных оркестров присутствие таких заезжих дирижеров за пультом не всегда сказывается удовлетворительно.
Увы, Давид Хименес — верный соратник Хосе Каррераса — это только подтверждал. Стройностью ансамбля, аккуратностью и и собранностью Национальный филармонический оркестр не блистал. Из оркестровых номеров (а были, скажем, увертюры к "Цыганскому барону" Штрауса и к "Сицилийской вечерне" Верди) в полной мере удался лишь испанский хит — пылкое интермеццо из сарсуэлы Хименеса (однофамильца дирижера) "Свадьба Луиса-Алонсо". Да и его, впрочем, оркестр уже играл некогда на концерте Пласидо Доминго (хотя играл послабее).
Но по каким-то непостижимым причинам во втором отделении музыканты все же играли гораздо более ладно. Остается предположить, что их так проняло пение самого Хосе Каррераса, который тоже во втором отделении держался явно увереннее, хотя репертуар был одинаков — неаполитанские и испанские песни. В первом отделении была, правда, еще франкофонная "Легенда" Чайковского, прозвучавшая совсем уж печально — голос давал ощутимую слабину. Возрастные изменения слышались в нем с жестокой очевидностью: дребезжащие низы, глухие и слабые верха, немногочисленные полные ноты в середине диапазона, усилившаяся суховатость тембра. Подзвучка положение не спасала — вопреки обыкновению, с ней в этот раз все было в порядке, во всем зале и оркестр, и голос слышались не только отчетливо, но и совершенно естественно, без корректировки: уж что есть, то есть.
Но за сценой Хосе Каррерас неожиданно раздобыл второе дыхание: после антракта он показал такой класс, какого не наблюдали даже четыре года назад. Не то чтобы возраста не было слышно, просто откуда ни возьмись взялась почти молодцеватая энергичность, где-то — умелая маскировка (пассажи вполголоса казались просто естественным и обаятельным наплывом чувств), а где-то — обескураживающе смелый штурм высот, которые, казалось бы, неумолимый возраст закрыл насовсем. Звук стал полнее и четче, и даже манера держаться чуть-чуть изменилась. Хосе Каррерас никогда не злоупотреблял воздушными поцелуями и заигрываниями с публикой, но тут его сдержанность (разбавляемая редкими улыбками в зал) выглядела подкупающе. В ней была не поза стареющего великого артиста, а ровное, элегантное чувство собственного достоинства, ронять которое возраст не причина.