Михаил Ардов в очередной раз пополнил свою "красную книгу" остроумных ответов и блестящих персонажей. "Монография о графомане" — продолжение уже известных воспоминаний. Все, кто уже знаком и с "Мелочами архи..., прото... и просто иерейской жизни", с "Легендарной Ордынкой" и "Возвращением на Ордынку", знает, что протоиерей Михаил Ардов — из тех собирателей, которым, что называется, и байки в руки. В этой книге только притворяются, что оценивают людей по поступкам, на самом деле тайный и главный критерий — удачное словцо. Вот юный Михаил Ардов, обитатель легендарной квартиры, подходит к телефону, а там просят "Анну Аркадьевну". Тут важно не поправить вежливо: "Анну Андреевну", а с ходу ответить: "Она уехала к Вронскому" или с горечью: "Она поехала на вокзал". Это искусство можно обтачивать, когда еще жива память о таких остроумцах, как Юрий Олеша, Корней Чуковский, Ильф и Петров.
Возможно, это один из последних образцов еще сравнительно уютного мемуарного пространства. Здесь четко очерчен круг тем: их задают персонажи, принятые в доме на "легендарной Ордынке". Каждый тащит за собой небольшой шлейф историй (очень часто ритуал рассказа выглядит так: такой-то был интересный человек, вот как он умер, вот кем был его прадедушка...). Внутри этого пространства есть и четкое разделение на своих и чужих. Воспоминания о наших временах будут заведомо сложнее, с постоянными сквозняками и хлопающими дверями. Не только потому, что "фауна не та" (хотя мемуарист старого закала действительно рискует оказаться в положении Валентина Катаева, который, решивши отведать ананасы в шампанском, был уличен официанткой: "Что же это вы кабачки в вино крошите!"). Просто и политические взгляды каждого героя пришлось бы прописывать мелким шрифтом в комментариях, а литературные в наше время "сплошного пиара" — вообще издавать отдельным приложением "на правах рекламы".Однако некоторое неудобство в "Монографии графомана" все же есть. Оно задано самим жанром и особенно теми спорами, что вокруг него всегда крутятся. Зазор между тем, что Ахматова называла "добрыми литературными нравами" (а были ли они когда-нибудь добрыми?), и тем, что Иосиф Бродский метко обозвал "супчик сварить", все увеличивается. Когда хозяек много, то вместо "варить ли супчик" получается толкотня на кухне.
Так, пассажи, посвященные Наталии Ильиной, ахматовской подруге, уже напоминают то определение, что Михаил Ардов рассчитывал целиком оставить в ведении другого советского писателя — "собрание сочинений, писем и доносов". Анна Ахматова и так уже не раз становилась точкой отсчета, в том числе и для женской поэзии ("Я научила женщин говорить... Но как их замолчать заставить?"). Но для Михаила Ардова именно она стала мерилом всего. Сам автор называет свои записи "рельефными изображениями" для постамента того нерукотворного памятника, что сама себе воздвигла Ахматова. В результате получается, что она имеет право варить суп, а все остальные ей мешают. Их бы тогда и не вспоминать, но тогда не хватит памяти на очередную книжку.
Писательница, критик и фельетонист Наталия Ильина была таким человеком, что притягивают к себе тех, кто потом становится персонажем ее воспоминаний, и тех, кто потом напишет о ней мемуары. Одним она посвятила свои книги "Возвращение", "Дороги и судьбы", а в последние годы работала над "Вторым возвращением". Воспоминания других, в числе которых Никита Толстой, Олег Лундстрем, Владимир Лакшин, Станислав Рассадин, Бенедикт Сарнов, Михаил Рощин, Александр Кабаков, Алла Латынина и Вероника Жобер, составили книгу "И только память обо всем об этом...". Книга вышла к 90-летию со дня рождения Наталии Ильиной, а друзья и почитатели писательницы по этому случаю совсем недавно собирались в Институте языкознания. Такие посиделки для самой Ильиной были не менее важным литературным жанром. У Ильиной собирались и литературные, и лингвистические (собрания лингвистов продолжались уже и после смерти мужа Наталии Ильиной Александра Реформатского) компании. Она читала гостям свеженаписанные фрагменты и внимательно следила за их реакцией и замечаниями.
Сборник воспоминаний получился и памятником таким встречам. Причем оказываются важны не только сведения, о чем и как говорили, но и самые "случайные" детали. Вроде того, что Наталия Ильина любила сериал "Санта-Барбара" и ради очередной серии готова была сделать паузу в самых интересных дискуссиях. Слова людей этого круга неожиданно вызывают уважение, даже несмотря на типичные проявления поколенческого снобизма, которые кажутся трогательными. Один распереживался за Андрея Синявского: мол, Солженицын отнял у Синявского царство "первого эмигрантского писателя" со всеми подданными и казной. "Ах, Пруста надо было читать не в пятьдесят, а в четырнадцать",— изрекает другой. В общем, как всегда: хотели про Наталию Ильину, а получилось про себя.
Михаил Ардов. Монография о графомане. М.: Захаров, 2004
"И только память обо всем об этом...": Наталия Ильина в воспоминаниях друзей / Составитель В. Жобер. М.: Языки славянской культуры, 2004