концерт барабаны
В Москве в Центральном доме художника со своей группой Earthworks выступил легендарный барабанщик БИЛЛ БРУФОРД, работавший с Yes, Red King Crimson и UK. С ним встретился специальный корреспондент Ъ ИГОРЬ Ъ-МАЛЬЦЕВ.
Билл Бруфорд выпустил свой первый сольный альбом "Feels Good To Me" в 1978 году, когда разошелся с супергруппой UK. Затем выходили год за годом "One of A Kind" (1979), "Bruford Tapes" (1980). Бруфорд на этих дисках демонстрировал свой стиль игры с изобилием странных размеров, со звучанием металлических барабанов и тарелок. Но, несмотря на формирование своей группы Earthworks, он играл как сессионный музыкант с Алом ди Меолой, а также возвращался к работе с Робертом Фриппом. Концертный альбом "Stamping Ground" (1994) доказывает, что музыкант очень любит и умеет работать вживую. Сейчас вышел его последний диск, тоже концертный, "Random Act Of Happiness". На нем играют все те музыканты, которые приехали с Биллом Бруфордом в Москву: Тим Гарланд, Марк Ходжсон.
— Вы так плавно перескочили с прогрессивного рока на современный джаз, что вы один из немногих, кто не пострадал от того, что прогрессивный рок сам себя уничтожил.
— Эти перемены только снаружи кажутся чем-то важным. Просто когда начинаешь искать, где ты нужен как барабанщик, то рано или поздно придешь к джазу. Я подался в рок-музыку в 60-х годах только потому, что от тогдашнего английского джаза хотелось просто блевать. Джаз был тупым и совершенно политизированным. У нас его оккупировали левые и коммунисты. Они со своими дудочками и кларнетами всю музыку превратили в скучное политическое заявление; все эти праздники газеты Morning Star — кошмар, фа-фа-фа. Рок-музыка тогда была живым явлением, очень энергичным. Юный Yes. Молодой King Crimson и Gong, где мне довелось работать,— это очень интересно. А потом к 76-77-м годам прог-рок стал совсем уже помпезным, тоже что-то вроде постоянного политического заявления.
— И тут пришли Sex Pistols...
— И тут пришли эти отличные парни и показали нам всем, что прог-рок умер и воняет. Я для себя решил, что мне больше играть здесь нечего. Все стало скучным, как квадрат: умца-умца. Ты играешь 120 ударов в минуту или 130 — какая разница. Я вообще-то предпочитаю играть на барабанах как на нормальном музыкальном инструменте. New Wave обходилась без живых барабанщиков. Поставили драммашину — clap-clap-clap. Чудовищно скучно.
У Фриппа в последнее время стало нечего играть. Я был одним из первых, кто стал использовать электронные ударные, но это все скучней и скучней. Более того, электроника становится все более простой в обращении, более доступной. Но проблема в том, что общение с электронными инструментами так или иначе ограничено оригинальной фантазией безвестных японских разработчиков и компьютерных гениев. А им как-то и не нужно, чтобы музыканты что-то там придумывали. Да и музыкантам в большинстве — тоже. Но я знаю точно, нет ничего лучше живого звука. Это волшебство, когда на сцене или в студии просто раз-два-три — и поехали с басом, гитарой и роялем. Все остальное от лукавого.
— Ваши последние альбомы оформлял художник Дейв Маккин; у моих детей целая стопка его книг про Sandman.
— Дейв Маккин, кроме того что он замечательный художник и фотограф, довольно странный тип. Он может смотреть на чашку чая, а потом сказать: "Самое ужасное в этой чашке — то, что она может оказаться на самом деле чем-то совсем другим". То есть он философ своего рода. И поэтому ему современный джаз так близок — своей свободой до шизофрении. Поэтому его Sandman — это философская сага для взрослых, а не для детей. Наша последняя обложка также совершенно сказочная.
— На вашем новом диске есть такие пьесы, как "Baja Del Sol". Вы исследуете этнические просторы?
— То, что другие культуры наконец-то проникают в музыку, это значит, что машина шоу-бизнеса наконец перемолола музыку американских негров и взялась за близлежащие природные ископаемые. Музыка ударных — базовая, можно сказать, примитивная и существует у всех народов с самого начала веков. Все стучали по бревну у костра, когда еще не было никаких Ludwig или Tama.