мемориал балет
В Большом театре прошел концерт под названием "Галине Улановой посвящается". По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, мемориальная акция, организованная Фондом Галины Улановой, превратилась в соревнование Мариинского и Большого театров.
В прошлом сезоне с поминовением Галины Улановой вышел скандал: Большой театр от участия в торжествах самоустранился, и пронзительно-убогий концерт прошел на сцене Новой оперы. Тогда же министр культуры Швыдкой поклялся, что главный театр страны впредь будет участвовать в мемориальных мероприятиях, и, несмотря на увольнение с должности, не обманул. Днем поминовения выбрали 16 мая — в этот день 76 лет назад юная выпускница впервые выступила на сцене Мариинки во "взрослой" "Шопениане".
В этом году мемориальная часть тоже не отличалась оригинальностью: под увертюру из "Ромео и Джульетты" показали фотоархив и немногие кинофрагменты с танцующей Улановой (зал благоговейно зааплодировал на знаменитом "беге Джульетты"). Затем председатель Фонда Улановой и режиссер концерта Владимир Васильев выпустил на сцену подростков из Московской академии хореографии. Те улыбчиво-деревянно станцевали простенький "Полонез", а маленькие стипендиатки фонда из разных городов (среди которых выделялась прелестная бразильянка) наскоро обозначили балетный станок. И начался концерт двух "улановских" театров — Большого и Мариинского. На этой стадии мемориальный вечер превратился в необъявленное состязание двух гигантов.
Оба театра, к счастью, избежали искушения воспроизвести улановский репертуар: сравнение с героиней вечера было бы невыигрышным, а концерт — безнадежно-скучным. Однако Владимир Васильев решил напомнить публике о своем "Лебедином озере", показав в концерте четвертый акт балета. Прихрамывающие шеренги лебедей, невнятное выяснение отношений короля-демона с сыном-принцем, бестолковая беготня кордебалета в эпизодах бури, корчи злодея на авансцене — смириться с каскадом немузыкальных банальностей помогла лишь мысль, что эта хореография в Большом больше не идет. Большой, впрочем, отчетливо выразил свое отношение к ней, отправив на заклание заштатные кадры: напыщенный и дородный Дмитрий Рыхлов в роли короля препотешно потрясал кулачками и грузно переваливался в каскаде jete en tournant; унылый принц Владимира Непорожнего был обеспокоен лишь тем, чтобы не уронить Одетту в длительной верхней поддержке; молоденькая Анна Никулина, ученица супруги балетмейстера, явила неплохие данные и весьма туманное представление о том, как ими грамотно распорядиться.
Но и собственный выбор Большого — третья и четвертая части баланчинской Симфонии до-мажор — не спас театр от разгрома: в этом параде балерин и премьеров пристойно выступили лишь корректный Дмитрий Гуданов, благообразный Руслан Скворцов, простовато-жизнерадостная Анастасия Яценко да грубовато-резкая Мария Александрова. Ошеломляюще плох оказался новый выдвиженец Александр Воробьев — сумрачный брюнет без намека на прыжок и вращение. Фатальное отсутствие прим и премьеров не скомпенсировал и кордебалет — безмятежные девушки еле отрывали от сцены худосочные тела и обрушивались обратно с угрожающим травмами грохотом.
Мариинский театр привез новинки последних лет. За классику XIX века отвечало адажио из "Спящей красавицы" — балерине Наталье Сологуб, возможно, не хватало царственного апломба, но ее точные позы могли бы послужить отличной иллюстрацией к учебнику дуэтного танца. Адажио из "Этюдов" Харальда Ландера петербуржцы доверили совсем молоденькой Алине Сомовой. Этот "сильфидный" эпизод, в котором женского самолюбования ничуть не меньше, чем романтической отрешенности, пока не слишком подходит трепетной, по-детски угловатой девушке. Но в технических изъянах ее не упрекнуть.
Торжеством петербуржцев должен был стать фрагмент из "Головокружительного упоения точностью" Уильяма Форсайта — последнего достижения Мариинки. Однако за два месяца, прошедших со дня премьеры, достижение слегка поблекло: петербургский Форсайт стал похож на петербургского Баланчина (не зря педагоги Мариинки столь настойчиво внедряли эту мысль в сознание артистов). Женское трио успевало "допевать" ручками, но не успевало чеканить ножками; забывало смещать центр тяжести, но настойчиво оклассичивало все позочки; валило пируэты, но посылало улыбки публике. Словом, "упоение точностью" осталось прерогативой мужчин — ликующе-отвязного Леонида Сарафанова и более академичного Андриана Фадеева.
Но настоящей королевой вечера стала Ульяна Лопаткина, выступившая с Данилой Корсунцевым в адажио из баланчинских "Бриллиантов", единственная из современных танцовщиц, чье хрустальное совершенство может сравниться с улановским. При внешней несхожести этих балерин роднит единый метод подготовки партий: в зале с математической точностью выверяется каждый жест, каждый взмах ресниц, каждая мельчайшая деталь. Но тяжкая производственная кухня столь тщательно скрыта от непосвященных глаз, что кажется — такой танец, полный безусильной гармонии и почти пугающей отрешенности, проистекает непосредственно из небесных сфер.
Сколь ни прискорбен для патриотичных москвичей итог мемориального состязания, стоит признать, что само его проведение оказалось весьма плодотворным: традиционный некрофильский вечер превратился в актуальный смотр текущих достижений. Ежели Галину Уланову действительно будут поминать каждый год, как обещал Владимир Васильев, глядишь, покойная балерина преобразит нынешний облик балета с большим эффектом, чем делала это в репетиционном зале.