юбилей театр
Сегодня вечером в петербургском Малом драматическом театре — Театре Европы отмечают юбилей художественного руководителя театра Льва Додина. РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ уверен, что это не только персональный праздник великого режиссера и событие для МДТ, а значимая дата для всего российского театра.
Приставка "Театр Европы" петербургскому Малому драматическому была придана по решению Союза европейских театров, членом которого коллектив под руководством Льва Додина стал по приглашению Джорджо Стрелера в начале 90-х годов. Жаль, что пока никто не придумал титула "Театр России". Если бы его учредили (и присваивали бы не по номенклатурным разнарядкам, а по сути дела), то первым долгом наградить им следовало бы МДТ. Потому что сегодня именно он воплощает идею репертуарного театра-дома, которую в нашей стране, да и во всем мире, принято считать русской театральной идеей. Давно уже критики догадались, что недаром один из самых знаменитых его спектаклей назывался "Дом".
Обычно у нас к 60 годам режиссеры только-только выбиваются из молодых, но Лев Додин уже давно воспринимается патриархом. Не потому, конечно, что имеет все мыслимые награды и премии, от городского "Золотого софита" до тотальной "Европа — Театру", а "Золотые маски" скоро уже будет некуда складывать. Причина в другом. В разные годы Лев Додин по-разному определял психологический баланс между театром и жизнью. Но в его отношении к искусству есть очевидные черты (со временем обозначающиеся все четче и четче) непреходящей ветхозаветной мудрости и религиозного послушания. Поэтому и рядовая сценическая репетиция, и растянувшееся на всю жизнь строительство театра (а иначе и нельзя, потому что театр хрупок и всегда находится под угрозой внутренних и внешних опасностей) осознаются им одновременно как счастье и как испытание.
Немало пытливых и очень талантливых режиссеров, доходящих в работе до последних вопросов бытия, в конце концов либо бросали театр, либо бросали мир и превращали театр в секту, либо становились активными разрушителями собственного дела. Набор личных качеств и амбиций родившегося во время войны в Сибири Льва Додина позволил ему до сих пор избегать этих опасностей — кризисы сознания сполна проявлялись в спектаклях, а потому тоже становились фактами искусства (вспомнить хотя бы недавнюю "Чайку").
Спросят: а какое, в конце концов, зрителю дело до того, какой метод работы исповедует режиссер? Зрителя сегодня интересует продукт. Поэтому многие продюсеры и постановщики гадают над рейтингами: чего нынче зрителю угодно, как бы угадать его ожидания. Лев Додин обходит этот вопрос простым контраргументом: зритель не может сам знать, что именно хочет увидеть. Исчерпанность привычных слов и приемов ему очевидна. Поэтому и использует в общении с учениками свой особый профессиональный словарь, который чужак не сразу поймет. Поэтому на важные роли в пьесах пробует чуть ли не по десять актеров кряду — соединение с персонажем может случиться внезапно.
Зато если уж случается, то надолго. Наверное, ни в одном драматическом театре мира спектакли не идут так долго, как спектакли Льва Додина в Малом драматическом (легендарным "Братьям и сестрам" скоро двадцать, почти столько же "Звездам на утреннем небе", а "Дом" и "Любовь под вязами" играли бы до сих пор, если бы не смерть Николая Лаврова и т. д.). И работает он над ними иногда годами. Но смотреть эти работы можно всегда: потому что старые "репертуарные единицы" не просто эксплуатируются, принося ренту, а развиваются, как живые организмы.
Трудно, конечно, разом определить, что объединяет додинские спектакли и что самое главное в них. Наверное, то, чего не хватает многим успешным спектаклям других российских театров — ощущения серьезности происходящего, чувства необходимости театра, его сущностного достоинства. МДТ притягивает к себе. Такое же чувство, судя по всему, внушал зрителям когда-то театр Георгия Товстоногова. Так что Малый драматический в этом смысле принял эстафету у Большого драматического. Здесь испытываешь чувство причастности театру не просто как способу провести вечер, но как мучительному и радостному человеческому отклику на тайну жизни, как попыткам познать ее такими простыми и доступными смертным средствами театральной игры.