фестиваль фото
В Москве продолжается пятая Международная фотобиеннале — один из самых масштабных фестивалей фотографии в мире. Экспозиции знаменитых мэтров заполнили почти все имеющиеся в Москве выставочные пространства. В Галерее искусств Зураба Церетели на Пречистенке, где разместилось несколько основных выставок биеннале, объединенных темой "Город", побывала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Город во многих выставках фестиваля обретает конкретное имя. Это, конечно, Париж, город, связанный с фотографией поистине взаимной любовью. Французская столица могла бы сказать о себе словами Марлен Дитрих — "Меня зафотографировали насмерть". Но Париж и не думает уставать от фотографии. И фестивали и ярмарки фотографии здесь проводятся регулярно, и парижский Европейский дом фотографии — один из авторитетнейших в мире. Помимо выставки "Париж глазами фотографов", о которой Ъ писал 19 апреля, им предоставлены и выставки "Париж + Кляйн", "Париж Миммо Йодиче" и "Блуждающий взгляд" Ральфа Гибсона в галерее Церетели.
Париж Уильяма Кляйна, Миммо Йодиче и Ральфа Гибсона — это три совершенно разных города, словно бы принадлежащих параллельным реальностям. Для прославленного американского кинематографиста и фотографа Уильяма Кляйна, последние 40 лет своей жизни живущего во французской столице, Париж это прежде всего люди — будь то уличная толпа или светская тусовка. На выставке "Париж + Кляйн" невозможно рассмотреть улицы, архитектуру и прочие незыблемые приметы города. Фотограф снимает только самих парижан. Толпы на похоронах Мориса Тореза и Ива Монтана, академики в шитых золотом мундирах и трансвеститы на гей-параде, чопорные снобы в шляпах на скачках и пестроволосые рейверы на техно-параде. И, конечно же, разнообразные парижские демонстрации — от 1968 до 2000 года. Как ни странно, в фотографиях Уильяма Кляйна совершенно нет духа времени: люди 1960-х и 1990-х кажутся современниками. Искушенный фэшн-фотограф, Уильям Кляйн позаботился, чтобы его герои в любую эпоху выглядели безупречно стильно — они никогда не станут старомодными. Его щегольски экстравагантный Париж словно бы существует под лозунгом "Здесь танцуют" — как некогда написали восставшие массы на месте разрушенной Бастилии. Революции и демонстрации в этом городе оказываются лишь фигурами танца.
По контрасту с Парижем Уильяма Кляйна Париж Миммо Йодиче совершенно безлюден. Фотограф принципиально снимает только самые туристические места французской столицы — статуи в Лувре, вид на Эйфелеву башню со ступеней Трокадеро, сад Тюильри, Центр Помпиду и арку Дефанс. Но каким-то непонятным образом Миммо Йодиче удается застигнуть Париж в пустоте и одиночестве. Причем речь идет даже не об объяснимой и банальной безлюдности ночи — черно-белые снимки залиты ровным, слепяще-тусклым светом. Город то ли вымер, то ли погрузился в анабиоз. Единственное движение, которое можно уловить на снимках,— это проносящиеся по небу облака. Париж Миммо Йодиче кажется городом далекого будущего — но не потому, что здесь присутствуют какие-то футуристические детали. В этом городе уже давно никто ничего не строит — его улицы и площади давно покинуты своими обитателями, и модерновая арка Дефанс выглядит ровесницей не то что Лувра, но египетских пирамид.
А вот Париж, увиденный "Блуждающим взглядом" знаменитого американского фотографа Ральфа Гибсона, кажется принадлежащим эпохе куда более отдаленной, чем реальные 1980-е годы, которыми датированы снимки. Фрагментированное, боковое зрение Ральфа Гибсона словно бы отыскивает в городской повседневности детали, которые кажутся принадлежащими иному времени. Крыло старинного автомобиля, край черного зонта в руках невидимого прохожего, пола длинного черного пальто словно бы запечатлены этаким снабженным фотокамерой исследовательским зондом, засланным в прошлое — в какие-нибудь 20-е годы. А тень бутылки и тень стакана на столе парижского бистро вообще кажутся вечными — как будто это не тень какой-то одной конкретной бутылки, а взаимоналожение очертаний всех бутылок, когда-либо распитых за парижскими столиками. Как бы случайные детали, осколки, фрагменты мира на фотографиях Ральфа Гибсона вообще кажутся более постоянными, чем целостный образ города, куда более подверженный смене эпох, мод и сезонов.
Париж — город, занесенный прошлым, словно песком или снегом. Неудивительно, что он так любим фотографами и так "подсажен" на фотографию. Но если фотографы любуются этими заносами времени почти как причудливым стихийным бедствием, то город, возможно, надеется однажды увидеть на снимках свое настоящее.