В издательстве «АСТ» вышел роман историка архитектуры Владимира Паперного «Архив Шульца» — иронично-сентиментальная эпопея, наполненная любопытными деталями советского времени
Фото: АСТ
Фото: АСТ
До недавнего времени Владимир Паперный был автором одной, но по-настоящему знаменитой книги. Рассказывающая о противостоянии раннесоветского революционного модернизма и сталинского большого стиля «Культура Два» — наверное, самое известное исследование советской архитектуры, один из ключевых памятников русской структуралистской культурологии. Свою диссертацию, впоследствии переработанную в «Культуру Два», Паперный написал в Москве в конце 1970-х, сама книга впервые вышла в Америке в 1985 году. Затем он занимался совершенно другими вещами: дизайном, рекламой, снимал документальное кино. В 2000-х вышла пара сборников его очерков и эссе, но написанных в основном как бы между делом и адресованных узкой аудитории своих. Поэтому появление большого романа Паперного — настоящая неожиданность.
Главный герой, Саша Шульц, или Шуша,— юноша из семьи московской еврейской интеллигенции — сначала, как и положено еврейским юношам, застенчивый и мечтательный, потом — немного циничный, потом — растерянный. На протяжении книги он то сближается, то расходится с родными, ходит в гости к величественной и глупой Старухе, проходит духовное обучение у эксцентричного театрального критика по прозвищу Сеньор, познает женщин (очень много), бросает их (когда они не бросают его), изучает архитектуру, пишет стихи, эмигрирует, взрослеет и стареет, впадает в отчаяние и испытывает просветление. В общем, это роман о жизненном пути, и очевидно, что текст это — очень личный.
Паперный сам говорит, что работал над романом несколько десятилетий, а потом долго редактировал. Кажется, что на протяжении этих лет он писал немного разные книги.
Первая — настоящие мемуары, цель которых победить беспамятство, не дать исчезнуть любимому прошлому. Прошлому — прежде всего чужому: лучшие страницы «Архива Шульца» — это рассказы родителей и деда главного героя о жизни в местечке, революции, учебе в ИФЛИ, репрессиях, войне — рассказы, как кажется, близкие к документальной записи.
Вторая — типичный «роман с ключом» из жизни советской богемы с легко угадываемыми прототипами (Старуха — Лиля Брик, Сеньор — Александр Асаркан и т. д.) и немного стыдным удовольствием от причастности этим нетрудным загадкам.
Третья — попытка беллетризации собственной жизни — возвышения ее, искупления ошибок и превращения нелепых метаний в законченный сюжет. В том, что Саша Шульц — это в общих чертах Владимир Паперный, не возникает сомнения (хотя, конечно, есть отличия: отец героя — не литературовед, а переводчик, сам он — не историк архитектуры, а архитектор). При этом сам Шуша здесь редко говорит от первого лица, зато слово получают другие: мать, сестра, брошенная жена обвиняют и оправдывают героя. В этой полифонии есть этическая странность. Автор вызывает мертвых и оставленных близких своего альтер эго на спиритическо-терапевтические сеансы загробного выяснения отношений, и присутствовать при этом довольно неловко.
Четвертая — просто роман, вымышленная история, обобщающая опыт поколения: сначала наивное и счастливое оттепельное отрочество, затем — юность в эпоху застоя с привольной, хотя и беспокойной жизнью — кухонными посиделками, сексуальной распущенностью, духовными поисками, походами по русской глуши, легкими неприятностями с КГБ, затем — эмиграция, бесприютные шатания по Европе и Америке и поиск ориентиров в чужом мире. Роман не слишком притязательный, но увлекающий если и не сюжетом, то приметами времени.
Швы между этими четырьмя книгами хорошо заметны. У каждой из них не получается вполне состояться, они перебивают друг друга и мешают друг другу. Кажется, сам Паперный это знает. Аллюзия, то и дело возникающая в его романе,— «8 1/2» Феллини, великое произведение о неудаче художника, совершенный гимн человеческому несовершенству. Что-то в этом роде и пытается создать Паперный.
В итоге «Архив Шульца» оставляет странное впечатление. В романе есть замечательные фрагменты, есть любопытные сюжеты, есть вещи, которые, казалось бы, стоило действительно спрятать в личном архиве, но само бесстыдство этой книги и есть ее главная движущая сила. Соглашаясь стать свидетелем этого многолетнего самоанализа, читатель должен тоже хотя бы немного отбросить стыд. Сам неизбежно возникающий здесь дискомфорт делает это чтением чем-то большим, чем обыкновенное потребление беллетристики.
цитата
Нашего героя зовут Саша Шульц. Можно Шура. Поскольку в детстве он шепелявил, старые друзья зовут его Шуша. Когда новые знакомые слышат это обращение, часто шутят: «Шла Шуша по шоше и шошала шушку». Хотя он слышал эту шутку сотни раз, всегда вежливо улыбается. Был период, когда он писал в «ЖЖ» и подписывался ШШ, и это сокращение на какое-то время к нему прилипло. Если эти две буквы напечатать рядом, то они будут выглядеть как шестиколонный портик, о чем он узнал уже в архитектурном институте. Иногда, впрочем, подписывался просто Ш, и получался трехколонный портик, о существовании которого он не подозревал до лужковской эпохи. В нашем повествовании из уважения к герою, который панически боялся однообразия, мы будем пользоваться двумя именами — Ш и Шуша.
М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2021