гастроли балет
Балетом "Ромео и Джульетта" на Новой сцене Большого театра открылся год культуры Белоруссии в России. Вместе с присутствующими ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА ощутила незабываемый дух СССР.
Представлению предшествовала пресс-конференция министров культуры союзных государств и торжественная часть, проведенная ими же перед закрытым занавесом. Министр культуры Белоруссии Леонид Гуляко рассказал, что "на культурнической ниве" год Белоруссии в России проводится впервые, попросил разрешения "огласить" приветствие президента Лукашенко и огласил его, не дожидаясь разрешения. А кто, собственно, мог ему не разрешить? Не российский же министр культуры Александр Соколов, объяснивший, что это "не разовая акция, это наша традиция, наша потребность". Следом огласили приветствие председателя Парламентского собрания Союза Белоруссии и России Бориса Грызлова, в котором фигурировали берущие за душу слова об "опыте совместной борьбы и труда", "весомом вкладе" и мероприятиях, которые послужат "дополнительным побудительным мотивом для активного содействия процессу союзного строительства".
Балет, который должен был посодействовать "союзному строительству", хореограф Валентин Елизарьев поставил в 1987 году. Трехактное творение представляло собой яркий образчик так называемого советского героического стиля времен распада (как стиля, так и государства), так что контуры будущего союзного здания вырисовались угрожающе отчетливо. В советские годы Валентин Елизарьев считался одним из самых ярых приверженцев эстетики Юрия Григоровича, но, в отличие от своего идейного вождя, до сих пор определяет генеральную линию балета Республики Беларусь.
Согласно этой линии, балет "Ромео и Джульетта" призван обличить бесчеловечную сущность раннекапиталистического веронского общества, в котором, по мнению хореавтора, "лица становятся масками, а маски незаметно превращаются в лица". Для иллюстрации тезиса весь кордебалет — что народ, что знать — танцует в масках. Впрочем, "танцует" — это сильно сказано. В позднесоветском балете танец заменяло движение масс. У балетмейстера Елизарьева массы выполняют одно движение (скажем, па тарантеллы или большой батман) битых четверть часа и при этом интенсивно перемещаются по сцене. Главное — эмоциональный посыл. Его обеспечивают растопыренные кисти рук. Этот жест призван передать всю палитру чувств — от угрозы (если губы артистов сомкнуты) до отчаяния (если рот открыт). Так, закоренелые злодеи (папа и мама Капулетти) тычут пятернями в лицо своей дочери, принуждая ее к замужеству, и тем же способом выражают негодование по поводу гибели Тибальда. Когда же кисти растопыривают любовники, ясно, что речь идет о страсти или скорби (особенно если они при этом расползаются в шпагатах).
Позднесоветским хореографам всегда трудно давалось изобретение движений и сочетание их в осмысленные фрагменты. В своем трехактном балете господин Елизарьев полудюжиной находок пользуется рачительно, повторяя их по многу раз, невзирая на мешающий ему музыкальный материал (впрочем, партитуру Прокофьева он сильно сократил). Так, Меркуцио при каждом своем появлении исполняет разножку с поворотом, а Ромео и Джульетта повторяют па из первого адажио во время всех последующих встреч. Некоторым подспорьем хореографу Елизарьеву служат открытия смежных видов творчества — вроде акробатики или фигурного катания. Скажем, тодесы главных героев адекватно отражают их упоение чувством, а эпизод венчания много потерял бы, если бы патер Лоренцо не задирал кверху ноги Джульетты, взгромождая ее на Ромео.
В позднесоветском крупномасштабном балете подробностям не придавали значения. Поэтому господин Елизарьев не пытается придать поступкам своих героев психологическую или бытовую достоверность. Так, монах передает Джульетте снадобье из горсти в горсть — как воду. Минуты через две, после интенсивного махания руками и ногами, она успешно вычерпывает жидкость из воздуха. Ромео же пьет свой яд прямо из катафалка — как из ванны. Но зато метафоры в спектакле играют важную роль. Их скудный, но выразительный ряд призван способствовать раскрытию главной мысли хореографа. Поэтому Джульетта то и дело раскидывает руки в виде креста, символизируя (как сказано в программке) "великую жертву". А белорусская Верона оказывается населена некими чертями в обтягивающих серых с черными полосами комбинезонах и в чулках на лицах с прорезями для глаз и рта — символами вражды и гибели. Они шныряют в толпе, подсовывая дуэлянтам шпаги, выскакивают из-за катафалка в момент смерти героев, а в финале выразительно издыхают на авансцене, подергивая конечностями,— чтобы у зрителя не осталось сомнений, что господин Елизарьев поставил оптимистическую трагедию.
Трехчасовой советский балет произвел на корреспондента Ъ "неизгладимое впечатление" — как и пожелал в своем напутственном слове председатель Парламентского собрания Союза Белоруссии и России. Если в итоге взаимных обменов такие балеты восторжествуют у нас, останется только припасть к ванне за ядом.