ЛУКОЙЛ купил особняк барона Штиглица в Петербурге (см. вчерашний номер). Либеральное сердце бьется в упоении. Наконец-то памятники можно будет приватизировать, и либеральная модель спасения культуры через рынок начнет работать. Начнет ли?
Раньше как-то не начинала. Памятники архитектуры местного значения у нас можно приватизировать с 1997 года в соответствии с указом Бориса Ельцина. Приватизирован один дом в Петербурге, но под представительство Чукотки, которая хотя и частная собственность одного губернатора, но статус имеет государственный. Еще один дом в Перми, и одна усадьба в Ярославле. По оценкам директора Российского института искусствознания Алексея Комеча, по России приватизировано около 100 памятников. Не сказать, чтобы широкий процесс.
Я так понимаю, что все считают — проблема в статусе. Одно дело недвижимость местного значения, а другое дело — федерального. Федеральное всегда нарасхват.
На самом деле после того, как президент Путин на заседании Госсовета в Петербурге в мае прошлого года сказал, что надо приватизировать, дело было уже решено. Можно только удивляться, что целый год ждали, хотя удивляться не следует. Закон о приватизации памятников федерального значения лежит в Думе с того самого Госсовета, однако же на него наложен мораторий до того, как прояснятся права собственности на памятники федерального значения, находящиеся в управлении города Москвы. Иначе говоря, Москва и федералы не могут договориться о том, кому пойдут деньги от приватизации памятников. И вот тут-то все и вылезает наружу.
Какова задача общества в смысле памятников? Чтобы памятники были. А какие задачи в смысле памятников у государства? Они состоят в том, чтобы получить от памятников доход. Деньги они поделить не могут, федералы с москвичами. Вот и топчутся.
Памятники вообще такая вещь, что в капитализм они не вписываются. Это ценность, но она ничья, а этого, как написано в любом учебнике экономики, в капитализме не бывает. Именно поэтому их защита и отдана государству, которое должно заниматься регулированием экономики, не имея собственных коммерческих интересов. Однако оно у нас имеет, и еще как. Собственно, вся идея приватизации памятников у президента Путина родилась из того, что в Петербурге 2 тыс. объектов ценнейшей недвижимости в центре города из-за федерального статуса выведены из коммерческого оборота.
Это очень существенно, потому что это определяет всю логику действий государства при прописывании правил приватизации. Логика заключается в следующем: памятник продается в частные руки при условии, что собственник обязуется его отреставрировать и далее поддерживать при жестком контроле со стороны охранных структур. Вроде бы все полностью соответствует интересам общества. Вроде бы.
Вопрос первый: кто определяет состояние памятника? Это, между прочим, работа. В Москве составление исторической справки по памятнику и составление проекта его реставрации обходится в суммы порядка $20-30 тыс. за особняк порядка 2-3 тыс. м. По идее до того, как потенциальному собственнику будет продана исторически ценная недвижимость, эта работа уже должна быть проделана, потому что он должен знать, что покупает. Но я не знаю случая, когда бы это "по идее" работало. Все всегда вешается на инвестора.
Это означает, что человек покупает дом с неопределенными параметрами и стоимостью ремонта. Далее — кто осуществляет реставрацию? Государство не знает, как собственник будет реставрировать свою частную собственность, но очень волнуется. Есть предположение, что с целью как-то успокоиться оно доверит реставрацию только избранным фирмам, а эти фирмы сами определят стоимость своих услуг. В Москве только так. При этом принята практика, когда эти фирмы держат на голодном пайке при исполнении госзаказа, позволяя отъедаться на частных. Не вижу причин, почему здесь будет иначе.
Третий вопрос: кто будет осуществлять надзор за тем, что собственник здания после проведенной реставрации не переделает все по-своему? Органы охраны. А как эта деятельность будет финансироваться? А как у нас финансируется деятельность разнообразных проверяющих строительство инстанций? Можно официально — за счет штрафов, можно неофициально — за счет взяток, но и то и другое — за счет собственника. А как же иначе! Он же, богатей, дворец купил! Пусть платит.
Условия сделки таковы, что государство одновременно с недвижимостью в насильственном порядке продает свои услуги по ее ремонту за неопределенную сумму и при этом оставляет за собой право на карательные санкции за любые исправления последствий этого ремонта. Таких условий не снилось ни одному строителю, но теперь все будут знать, к чему стремиться. Предположим, что кто-то из патриотических соображений на это повелся. И не сдюжил. Разорился. Отсюда четвертый вопрос.
Мы подробно обсуждаем вопрос, на каких условиях исторически ценная недвижимость будет передана частному собственнику, но не говорим о том, на каких условиях этот собственник сможет с этой недвижимостью расстаться. А это, между прочим, важная тема. Пусть даже собственник лишился средств не в результате этой сделки, а по другим причинам. Мало ли что бывает, у нас миллиардеры зависают в "Матросской Тишине" на неопределенный срок. Вопрос: как быть с памятником? У нас есть один памятник в частной собственности с владельцами, не способными его содержать,— дом архитектора Константина Мельникова. Это очень смешно. Ведь, с одной стороны, государство должно охранять памятники независимо от формы собственности, а с другой — ни один государственный орган юридически не имеет права дать средства частному лицу на ремонт его дома, даже если этот орган очень этого хочет. Так что, отбирать у собственника собственность? Национализировать? А если он не хочет? Или это такая приватизация, где государство с самого начала заявляет, что может объявить национализацию в любой момент, когда сочтет, что собственник тратит мало денег на поддержание своей недвижимости?
Складывающаяся сегодня формула приватизации памятника такова. Две составляющие: а) продажа частному лицу госсобственности с целью получения дохода; б) защита памятника от его владельца за деньги владельца. В сложившихся условиях покупать памятники у государства могут позволить себе только приближенные к власти люди — как Зураб Церетели, который приобрел две московские усадьбы по цене средней московской квартиры: одну за $160 тыс., а вторую — за $450 тыс. Видимо, виноваты завиральные либеральные теории.
Что забавно — все страшно взволнованы. Все боятся, а вдруг собственник перестроит памятник, как ему вздумается. Вдруг он не будет пускать туда граждан, чье право на доступ к памятникам гарантировано Конституцией? Нет, уж лучше пусть государство. Оно у нас так реставрирует! Посмотрите на реставрации Юрия Михайловича — ведь ни одного подлинного памятника не осталось, сплошные новоделы. Оно у нас так пускает в памятники! Попробуйте зайти в какое-нибудь присутствие осмотреть интерьер, да хоть в мэрию на Тверской — там вас с распростертыми объятиями ждет наряд милиции.
Господа, ну перестаньте вы думать о том, как защитить памятники от частного собственника. Ну ведь у нас так никаких памятников не останется. Ну подумайте хоть немного, как защитить частного собственника от государства!
Григорий Ревзин