В Московском международном доме музыки прошел "Воскресный концерт" с участием хора "Сирин", "Волков-трио", Леонида Федорова и Сергея Старостина. Музыканты в помпезном зале доказали универсальность понятия "народная музыка". БОРИС Ъ-БАРАБАНОВ тоже попал под влияние магии древних русских мотивов.
Концерт в теории виделся как сиквел потрясающего рождественского выступления группы "Аукцыон" со струнным ансамблем Татьяны Гринденко и контрабасистом Владимиром Волковым (см. Ъ от 10 января). Идея развилась в сторону "фольклоризации", но "библейский" сценарный ход остался. Тогда — Рождество, сейчас — Пасха (отсюда и "Воскресный концерт"). Тогда — диалог рок-группы с академическими музыкантами, сейчас — сотворчество джазменов и фольклористов. Зимний праздничный вечер был строго привязан к произведениям, записанным нотами (Жак Преториус, Антонио Вивальди, Генри Перселл, Владимир Мартынов), в крайнем случае — к рок-песням, зафиксированным на альбомах "Аукцыона". Пасхальное же музицирование строилось на идее о народном, не авторском, происхождении любой музыки. Концерт имел рабочее название "О причинах пения", которое, на мой взгляд, лучше отражало содержание мероприятия.
Уже в самом начале хору "Сирин" удалось ввести зал в почти трансовое состояние, создать замкнутое пространство, определенную аудиооболочку, каждое нарушение целостности которой (например, солнечные лучи, прорвавшиеся в зал через невпопад открытую дверь) вызывало болезненные ощущения. Вообще-то слово "таинство", конечно, стоило бы ввести в список запрещенных к употреблению музыкальными обозревателями — и тут же сделать исключение для подобных концертов. После эффектной хоровой увертюры господа Федоров и Старостин вместе с "Волков-трио" уютно расселись на сцене. Подмостками завладел дух импровизиции, такой, знаете, деревенской. Самый уважаемый российский музыкант-фольклорист Сергей Старостин словно примерял звуки своих аутентичных жалеек, просвирелок и гуслей к песням из альбомов Леонида Федорова и пьесам Владимира Волкова, Дениса Сладкевича и Святослава Курашова, то выдававших эйсид-джазовые ритмы в духе St. Germain, а то переходивших на примитивный блюзовый квадрат. Зал ММДМ даже показался слишком помпезным для этих полудомашних опытов пятерых выдающихся музыкантов.
Перелом произошел, когда зажегся большой экран и на нем заговорил неведомый дед с балалайкой. Старик говорил какие-то очень простые слова о жизни и смерти. Этот эпизод из обширного видеоархива Сергея Старостина, собранного в этнографических экспедициях, мог бы показаться даже смешным, если бы не был очень точно помещен между нервным музицированием артистов, представляющих сегодняшний день, и очередным выходом хора. "Сирин" возрождает древние певческие традиции и исследует текстовой язык русских хоров, который сохранился с древних времен. На концерте звучали духовные стихи, молитвенные песнопения, народные песни, найденные и записанные в селах и деревнях. Все это очень сильно контрастирует с той "ресторанной" версией народного искусства, которое преподносит российскому слушателю телевидение в лице ансамбля Надежды Бабкиной и "Золотого кольца". Руководитель хора Андрей Котов представил полную драматизма последовательность человеческих историй, воплощенных в чистом, искреннем пении, не поддающемся "форматированию" и адаптации к разного рода эфирам.
Когда снова зажегся экран и на нем появилась плачущая старуха, люди, знакомые с изысканиями Сергея Старостина, сразу узнали этот видеофрагмент. Пятиминутная поминальная песнь женщины, потерявшей сына, и следующий за ней монолог со словами "я должна была умереть, не он" уже демонстрировались на концертах этнографа, но в этот раз, когда к воющей бабушке на экране присоединился хор в зале, сложился образ абсолютного горя. Зрители не скрывали слез. После этого момента "Воскресный концерт" перешел в новое качество. Все, что демонстрировали его участники, вдруг оказалось как-то очень прочно связано с реальной жизнью. И песня Леонида Федорова "Старец", и матерные частушки, исполненные на пару Сергеем Старостиным и руководителем "Сирина" Андреем Котовым под аккомпанемент колесной лиры, и нервные аккорды "Волков-трио" — все оказалось вариациями на тему, сформулированную господином Котовым еще на подготовительном этапе: "Человек, который поет, существует в режиме крика. А человек, который кричит, ну, например, из-за какой-либо экстремальной ситуации в своей жизни, выражает вовсе не какой-то образ, а именно то, что он переживает и чувствует".
Мысль о том, что вся настоящая музыка — народная и вся происходит из одного и того же источника, не нова, как и идея о трансе как самом действенном способе звуковой коммуникации. Повторение одних и тех же музыкальных структур в процессе обращения к большому количеству людей объединяет самые, казалось бы, далеко отстоящие друг от друга аудитории, этот принцип лежит в основе как церковных песнопений, так и диджейских треков. История, рассказанная музыкантами на "Воскресном концерте", поразила в первую очередь адекватным музыкальным воплощением той мысли, что в России всегда одно и то же время. Как быстро ни двигался бы прогресс, стоит отъехать куда-нибудь в Курскую область, и услышишь там песни, которые звучали в этом же виде столетия назад, и встретишь людей, чьи проблемы не меняются, проведи ты хоть сто выборов и выбери хоть тысячу новых начальников. Пой ты хоть под гитару, хоть под гусли, причины пения остаются теми же.