Новая книга Людмилы Петрушевской "Номер Один, или В садах других возможностей" в роман превращается постепенно и трудно: начавшись как пьеса, этот текст в конце концов вообще обрывается недописанным е-мейлом. Сразу советую читать "Номер Один" дважды — вот тогда в садах, придуманных писательницей, вы сможете обнаружить и "другие возможности". Первая же беседа абстрактных "первого" и "второго" выполнена в лучших традициях сюрреалистической драмы. Начинается загадочными и мрачными песнопениями: "Это место, где уходят в подземный мир, по ступеням вниз, по бесконечному сходу в десять кесов, в вечные льды, ибо, так как нет там движения...", которые, впрочем, вскоре прерываются вполне приземленными репликами. Странные песнопения — запись одного из представителей исчезающего маленького народа энтти. Прослушивают эту запись научный сотрудник и директор некоего этнографического института. Директора как-то слабо впечатляют результаты научной экспедиции: и "ночное пение" энтти, и описания "снежный людей", и картины людоедства — ведь всех этих дикостей и за окном достаточно.
Сама писательница очень не любит видеть рядом со своим именем слово "чернуха". Впрочем, она не единственная. Например, Юрий Мамлеев тоже в последние годы занялся "отбеливанием" своей писательской репутации: к "адскому" роману "Шатуны" пристроил второй том — "Блуждающее время". У Людмилы Петрушевской тоже со времен романа "Время ночь" вышли многотомные сказки и прочие радостные сочинения. Но писатель вовсе не обязан оправдываться, "чернуха" — действительно всего лишь ярлык, притом не всегда удачно приклеенный. Но тем не менее необходимо предупредить читателя, что в новом романе его ждет: содранная с человека кожа, повешенная девочка, а также песец, вытянувший из трупа кишку и куда-то потрусивший с добычей. В общем, "картины — чистый Босх, был художник такой, уродов рисовал". Правда, сдирание кожи оказывается ритуалом научного значения, да и девочка повешенная потом вроде как воскресает. Но предупредить все равно надо.Главным же для писательницы оказывается другой образ — для кого-то кошмар, а скорее повседневность. Роман посвящен воровству. Возможно, "Номер Один" — лишь часть большого замысла, далее последуют другие "номера", благо что грехов с пороками достаточно. Каменный век прет изо всех подворотен: "научная этика сейчас такая, кто кого сожрет". Коллега героя хочет урвать себе авторство, а самого коллегу берут в заложники ("вот-вот съедят") и требуют с этнографов $5 тыс. А директора института вообще волнуют только мифические сокровища, потому как институтские гранты он давно перераспределил себе в карман. А потом эти с трудом добытые деньги крадет у героя ловкий воришка.
В романе замысловатые психологические пассажи на тему любви как воровства, переселения душ как воровства перемежаются с вполне зрелищными и остроумными картинками ежедневного бытового перераспределения капитала. Причем этот сценарий даже лучше любого писателя знают "все богачи", которые и "создавали его на развалинах страны". Сами же писатели видятся каким-то особым малым народцем со своими песнями-предсказаниями. Но если уж такой запел свою "ночную песню", надо просто тихонько послушать, с вежливым этнографическим интересом.
Как любопытство, что сродни этнографическому, дорастает до уровня мировоззренческих обобщений, показывает книга Эдуарда Лимонова "По тюрьмам". Из всех "тюремных" книг писателя эта самая выверенная и самая элегичная. Рассказ ведется не от лица знаменитого писателя и сложной личности Эдуарда Лимонова, не от лица бывшего "подростка Савенко", а скорее от лица стороннего наблюдателя, "мужичка в пугачевском тулупчике". Здесь, конечно, тоже есть отступления вроде главы о Ленине, словно предназначенные для других, публицистических сборников. Есть документальные главы с газетными цитатами, как, например, памфлетное повествование о "Норд-Осте". Однако главное — портреты. Лефортовские нравы, быт саратовского централа становятся символами жизни всей российской империи. Только никак не символами в духе телесериальной "Бригады" и ей подобных произведений. От этой самой "Бригады" зэков и так хоть за уши оттаскивай. Все они с неизъяснимым наслаждением этой телевизионной "культурности" нахватываются. Вот и книга получилась об относительности преступности. Получились просто современные "Записки из Мертвого дома".
Людмила Петрушевская. Номер Один, или В садах других возможностей. М.: Эксмо, 2004
Эдуард Лимонов. По тюрьмам. М.: Ad Marginem, 2004