"На десять минут старше. Виолончель" (Ten Minutes Older: The Cello, 2002 */****) — второй том амбициозного проекта Вима Вендерса: собрать ведущих мировых режиссеров, соблюдая при этом политкорректный принцип национально-пропорционального представительства, и доверить им снять десятиминутные новеллы на тему времени. Авторами "Виолончели" стали Бернардо Бертолуччи, Майкл Фиггиз, Иштван Сабо, Иржи Менцель, Фолькер Шлендорф, Клер Дени, Майкл Редфорд и Жан-Люк Годар. Понятно, что никто из них не смог подняться до уровня гениальной одноименной коротышки латвийского режиссера Герца Франка. В ней зрители наблюдали десять минут за лицом мальчика на кукольном спектакле, но эти десять минут были настолько интенсивны и увлекательны, что время пролетало незаметно, физически обнаруживая свою относительность.
Современные режиссеры отличаются еще и полным отсутствием чувства юмора и фантазии. Они впадают в невыносимую банальность, как Иштван Сабо, снимающий тупую семейную ссору, заканчивающуюся убийством мужа. Или, что даже трогательно, демонстрируют полную профессиональную импотенцию, как Майкл Фиггиз, разделивший по привычке экран на четыре части и совершенно не представляющий, что с ним дальше делать — а время-то тикает. Или изящно выходят из положения, пересказывая буддийскую притчу о боге, для которого лет этак тридцать человеческой жизни, что один миг, как Бернардо Бертолуччи.Внимания и уважения достойны лишь четыре работы. Новелла Иржи Менцеля: на наших глазах, проходя сквозь череду экранных масок, стареет за десять минут прекрасный чешский актер. Новелла Клер Дени, строгая и язвительная сатира на велеречивых французских интеллектуалов. Имеющая, впрочем, мало отношения к проблеме времени: в купе поезда философ Жан-Люк Нанси грузит молодую спутницу якобы левым, а на самом деле латентно расистским дискурсом про мультикультурализм, чем невыносимо достает интеллигентного афрофранцуза, предпочитающего перекурить этот патетический бред в тамбуре. Новелла Фолькера Шлендорфа, иронически иллюстрирующего рассуждения блаженного Августина о времени: грубо и желчно изображенная бюргерская вечеринка, покой которой смущают разве что вполне симпатичные скинхеды, обнаруживает свою сопричастность вечности, когда, отмахиваясь от комара, мастер жарить колбаски задевает кочергой электрическую гирлянду. Все хлопочут вокруг его тела, предавая забвению несчастного комара, тем временем погибшего страшной смертью.
Но настоящий шок производит только заключительная новелла, снятая 73-летним Годаром: жестокая, безнадежная, невыносимо напыщенная и при этом искренняя и беззащитная. Вечный революционер использует тот же прием чередования цитат из чужих и своих фильмов с разбивающими их и разбивающими самих себя титрами и сумбурно-лирическим закадровым текстом. В конце концов, этот прием придумал сам Годар: пусть пользуется им сколько влезет. С интонацией библейского пророка он провозглашает конец молодости, любви, жизни, истории, кинематографа. ХХ век предстает как братская могила, бесконечность истерзанных тел. Но самое жуткое в нем — не кадры нацистских лагерей и не пляска опричников из "Ивана Грозного" Сергея Эйзенштейна, а то, с какой мукой Годар вглядывается в плачущее лицо Анны Кариной, бывшей в годы расцвета его гения его женой, актрисой и музой. Впервые Годар посмел выплеснуть на экран ту боль, которую до сих пор вызывают в нем воспоминания о покинувшей его женщине.
"Кармен" (2003 ***) Александра Хвана, превратившего роковую цыганку в современную крымскую налетчицу, а Хозе — в мента, принято ругать. На самом деле фильм получился не стыдный, красиво и ладно скроенный, разве что затянутый, а исполнительница заглавной роли Ольга Филиппова чудо как хороша. То, что господин Хван обратился к новелле Мериме, совершенно логично в контексте всего его творчества. Этот странный, словно бы неуверенный в себе режиссер все свои фильмы, от "Дюба-дюба" (1992) до "Умирать легко" (2000), снимает на одну и ту же тему, тему воспетой и боготворимой французскими сюрреалистами безумной, бешеной любви, разрушительной, самоубийственной, враждебной миру и людям, часто просто выдуманной и неразделенной. История Кармен и Хозе — архетип именно такой любви.
Другое дело что любая экранизация "Кармен", как и Евангелия или, например, "Гамлета", по определению вполне бессмысленна. Такие тексты абсолютно самодостаточны, они исчерпывают сами себя и, только если режиссер не решится поглумиться над ними по полной, как какой-нибудь Аки Каурисмяки, не могут породить ничего, кроме более или менее удачной киноиллюстрации. Смотреть такие иллюстрации скучно не потому, что плох режиссер Хван, а потому, что великая история не оставляет ему той степени авторской свободы, без которой немыслимо творчество.