Возможно, начиная именно с этой недели ответ на вопрос о том, что ждать от российского руководства в области экономической политики, приобретает значение, которое выходит за рамки простого делового интереса к экономической кухне правительства, существующего во всех странах с рыночной экономикой. До референдума практически каждое более или менее важное решение исполнительной власти выверялось на основе предполагаемого политического эффекта, способного обеспечить дополнительное количество голосов в поддержку президента и его социально-экономической политики. Сейчас же, после того, как казалось бы, не осталось сомнений в том, что большинство политически активной части населения поддерживает правительственный курс, решения правительства должны отвечать уже долгосрочным интересам реализации этого курса. Тем не менее действия исполнительной власти именно накануне референдума оставляют открытым вопрос о характере ее экономической политики в обозримом будущем.
Парадоксальность нынешней ситуации заключается в том, что, несмотря на очевидную бесспорность итогов референдума, при анализе их в сопоставлении с действиями президента и правительства в период предреферендумной борьбы очень трудно однозначно ответить на вопрос, заданный на следующий день после голосования одним из иностранных обозревателей. Этот обозреватель поинтересовался у российского официального лица, объявившего предварительные результаты: "В поддержку какой социально-экономической политики отдано более 52% голосов?" Действительно, мощный социал-демократический импульс, который получила экономика России в марте-апреле, дает основания для того, чтобы присудить победу по второму вопросу отнюдь не монетаристам-реформаторам гайдаровского круга, а сторонникам плавного вхождения в рынок (при сохранении сильных экономических позиций государства) из среды Гражданского союза. При этом акцент на необходимости большей социальной защищенности населения и большей управляемости экономикой, энергично звучавший в предреферендумной кампании президентской стороны, во многом отвечает той критике, с которой начинал более года назад свой конфликт с прежним правительством Руслан Хасбулатов. Подобные параллели заставили представителей российского бизнеса, в наименьшей степени связанных со старой номенклатурой и в прямом смысле сделавших самих себя, задаться вопросом: станет ли президент, с которым они связали себя накануне референдума, проводить в дальнейшем политику, способствующую формированию нового класса собственников, или его экономические решения будут ориентированы на социальную стабилизацию и, следовательно, консервацию существующей социальной структуры в стране?
Ответы экспертов на этот вопрос можно условно разделить на две группы, что само по себе отражает двойственность нынешней экономической политики исполнительной власти.
Неоднородность заявлений и действий президента и правительства выдает отсутствие на данный момент продуманной экономической стратегии. Заявление о том, что целью социально-экономического реформирования общества является создание социально ориентированного рыночного хозяйства, и продемонстрированное в целом ряде указов президента усиление социальной направленности реформ контрастируют с объявленной на последнем заседании правительства решимостью бороться с инфляцией (Виктор Черномырдин: "инфляция должна быть подавлена во что бы то ни стало, любой ценой") и придерживаться программы жесткой экономии расходов федерального бюджета. Объявленная президентом "общая линия правительства на поддержку промышленности" контрастирует со строго селективным выделением централизованных средств "только под эффективные проекты" (Черномырдин) и "строго на коммерческой основе" (Борис Ельцин). После этого правительство все-таки признается, что "в центре наших забот остается аграрный сектор".
В этих условиях сами президент и премьер-министр остаются объектами давления со стороны различных экономических группировок, последствия которого трудно предсказуемы. С одной стороны, смена радикального правительства Егора Гайдара на более осторожный Совмин Виктора Черномырдина может рассматриваться как смена одного ассоциативного ряда в массовой психологии (жесткая финансовая политика, стремительная приватизация и социальное расслоение) на другой (усиление государственного регулирования, постепенность структурных преобразований и социальный патернализм) и, как следствие, как один из факторов, обеспечивших президенту поддержку по второму вопросу референдума. Другим фактором называется принятие целого ряда решений, направленных на усиление социальной поддержки практически по всем общественным группам, кроме, разумеется, экономически самых активных. Поэтому именно с этими корректировками проводимого при Гайдаре экономического курса может быть увязан политический успех президента, и в этом направлении может вестись целенаправленное лоббирование прежде всего со стороны представителей той части управленческой элиты, которая связывает свое благосостояние с сохранением сильных позиций государственного сектора. В случае, если подобное давление увенчается успехом, это приведет к усилению регулирующей роли государства и плановых начал в управлении госсектором, хотя план при этом будет в целом носить скорее индикативный, чем директивный характер, а регулирование будет осуществляться при помощи финансовых рычагов.
Другая точка зрения состоит в том, что повышенное внимание президентской команды к социальному фактору базируется на обобщении опыта стран Восточной Европы, в той