Одним из главных вопросов сената (как называли свои соборыуниаты), проходившего в Львове в 1891 году, было введение обета безбрачия (целибата) для грекокатолических священников. Накануне Львовского собора в «Трудах Киевской духовной академии» за 1891 год был опубликован историко-полемический очерк доцента академии Афанасия Ивановича Булгакова «Безбрачие духовенства». И в том же году у доцента Булгакова родился первенец Михаил, ставший писателем с мировой славой.
Фото: wikimedia.org
Фото: wikimedia.org
Латинизация всея Руси
Как известно, УГКЦ ведет начало от Русской униатскойцеркви,а та, в свою очередь, от метрополии Киевской, Галицкой и всея Руси православного Константинопольского (Вселенского) патриархата. На соборе в Бресте (тогда местечке Берестье) в 1596 году епископат этой митрополии подписал Брестскую (Берестейскую) унию с римской католической церковью и перешел под начало папы римского. Соответственно, началась латинизация православия в епархиях митрополии, причем первым делом предстоятели новой униатской церкви озаботились введением целибата, который был обязательным для клириков римской католической церкви со времен папства Григория VII (XI век).
Особенно старался лишить священников-униатов семьи третийпо счету униатский митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси Иосиф Рутский(в миру Иван Вельяминов). Прямой запрет был бы бесполезен и опасен. Как писал в 1890 году протоиерей Иоанн Стрельбицкий, который был однокашником Афанасия Булгакова по Киевской духовной академии, «при господствовавшем тогда у многих убеждении, что уния и православие одно и то же,большинство пастырей избрало первое. Но проблемы, разрешаемой таким образом пастырями, не существовало для их семей, родных и друзей. Они оставались православными».
Митрополит Рутский видел выход в учреждении «особой семинарии» в Минске, где бы униатское монашество с юности готовили к служению по всем канонам католичества: «Из предполагаемой семинарии будут выходить семинаристы, светские клирики-холостяки… Образованные, безженные, они будут помещаться нами во всех епископских епархиях, по городам, при церквах кафедральных, коллегиатских, которые дают лучшие средства содержания и большие выгоды, чем другие приходы. Они будут поступать на должность визитаторов деревенских церквей и даже на места священников в те последние… В разные места Руси они будут посылаться наставниками школ для обучения юношества, для укрепления благочестия, по своему положению, как холостые, охотно и с удовольствием будут выполнять свое назначение». Словом, народ к ним потянется, считал митрополит Рутский.
Беда была только в том, что в митрополии уже были униатские монастыри, преобразованные из православных по римско-католическому образцу при предшественнике Рутского, втором униатском митрополите Ипатии Потее. Это были базилианские монастыри, принадлежавшие к греко-униатскому ордену св. Василия Великого. Базилианским иерархам конкуренты были лишними. Дело с «особой семинарией» заглохло, средства, собранные на нее, «по проискам базилиан» ушли на нужды «сражавшегося в то время против казаков польского войска, которое терпело всякие лишения и нужды вследствие недостатка денег». А в 1635 году базилианский орден получил от польского короля Владислава IV «привилегию, по которой в епископы должны быть избираемы не светские священники, а непременно монахи базилианского ордена».
После этого еще век Русская униатская церковь в Речи Посполитой имела больше черт православной, чем католической, начиная от внешнего вида монахов и священников с окладистыми бородами и в православных рясах и православного интерьера церквей до византийского литургического обряда. Да и простые верующие этой церкви не до конца понимали, что они давно не православные, а католики. Только после Замойского собора униатов, который прошел в 1720 году в польском местечке Замостье, последовали предписания священникам брить бороды и вместо ряс носить католические сутаны, в храмах снять иконостасы и поставить органы, навести порядок в литургии, добавить католических праздников и почитания католических святых.
В Ватикане утвердили решения Замойского собора, но с оговоркой, что все предыдущие постановления пап о сохранении униатами греческих обрядов должны остаться в прежней силе. Вопрос целибата на Замойском соборе вызвал нежелательные волнения даже среди иерархов униатской церкви, поэтому в Ватикане сделали вид, что такого вопроса просто не существует. Потом было три подряд раздела Польши, и после третьего, в 1795 году, обширная униатская метрополия Киевской, Галицкой и всея Руси съежилась до Галицкой в Австро-Венгерской империи.
Братья Сембратовичи
После Замойского собора в Русской униатской церкви (с 1774 года— грекокатолической церкви Галиции) подобные соборы (синоды) почти два века отсутствовали. Лишь в 1891 году во Львове состоялся синод с участием трех галицких архиереев. Его даже в УГКЦ сейчас называют «провинциальным» синодом, но задачи перед собой этот синод ставил большие.
Тогда греко-католический престол в Львове занимал архиепископ Сильвестр (Сембратович), который сменил на нем своего брата митрополита Иосифа Сембратовича.Владыка Иосиф остался в истории униатской церкви как самый последовательный борец с пьянством — бедствием галицкого села того времени — и как защитник свободы вероисповедания в своем крае. В частности, он публично выступил против «дела Ольги Грабарь» (матери известного советского художника), которая обвинялась в государственной измене за участие в прошении крестьян русинского села сменить униатскую веру на православную.
В итоге митрополит Иосиф лишился львовской кафедры и был отозван в Ватикан. Его младший брат Сильвестр был сторонником иной политики, он реформировал орден базилиан, опубликовал народные католические молитвенники на украинском языке, а на Львовском синоде поставил вопрос об обязательности целибата для грекокатолического клира. По свидетельствам современников, в том числе доцента Булгакова и протоиерея Иоанна Стрельбицкого, на синоде и в местной закарпатской прессе разыгрался нешуточный скандал.
Вопрос о целибате пришлось снять с повестки дня синода, но усердие архиепископа Сильвестра не осталось незамеченным в Ватикане: в 1895 году он получил красную мантию и шапочку кардинала-священника с титулом Санто-Стефано-Ротондо. Церковь св. Стефана и св. Иштвана была национальной венгерской церковью в Риме, так что возникают сильные подозрения, что титул Сильвестра был своего рода завуалированной местью Ватикана его брату Иосифу за его веротерпимость в Закарпатье.
Двойные стандарты безбрачия
Такой была обстановка в УГКЦ, когда молодой ученый-теолог Киевской духовной академии Афанасий Булгаков опубликовал свою первую научную статью (до этого была опубликована только его магистерская диссертация «Очерки истории методизма»). Статья «Безбрачие духовенства» — одна из немногих оцифрованных на сегодня трудов Булгакова, желающие могут почитать ее в интернете. Если же коротко, то в ней прослеживаетсявся история целибата: от апостольских времен до современности.
Булгаков обильно цитирует послания св. Павла коринфянам, афинянам и т.д., то есть первое учебное пособие по христианству, в котором апостол Павел в доступной форме, с примерами из жизни излагает неофитам азы веры. В частности, он несколько раз упоминает своего коллегу апостола Петра, который был женат, и жена ничуть не мешала ему быть добрым христианином и авторитетным пастырем.
В апостольские времена в пастыри рукополагались люди, которые были семьянинами, более того, эти качества (хорошего отца семейства и доброго хозяина своего дома) были предпочтительны.«Кто не умеет управлять своим домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией?» — задает своей аудитории риторический вопрос апостол Павел. Но, разумеется, жизнь пастыря в семье и сама семья должны быть образцом для семей тех, которые находятся под его пастырским попечением, говорит св. Павел.
Все это было формализовано в пятом апостольском правиле Вселенской церкви апостольского времени и, что самое интересное, признается Римско-католической церковью, которая в принципе не может покуситься на апостольский авторитет, подчеркивает Булгаков. Вот это правило: «Епископ, или пресвитер, или диакон да не изгонит жены своей под видом благочестия. Аще же изгонит, да будет отлучен от общения церковного, а оставаясь непреклонным да будет извержен от священного чина».
Далее Булгаков прослеживает историю возникновения и утверждения целибата в Римско-католической церкви, как папы римские в семейном вопросе решили стать святее своего родоначальника — первого римского папы апостола Иисуса Христа св. Петра. Запрет на брак для католического клира, введенны йдекретами папы Григория VII, вызвал беспорядки во всех европейских странах, особенно в Германии. Теологи того времени попытались теоретически обосновать нелепость целибата, обвиняя папу в том, что принудить жить людей по-ангельски невозможно, ибо они не ангелы, и даже в ереси, так как Григория VII называл брак своих посланиях fornicatio (блуд, прелюбодейство, беззаконие), что противоречило не только позиции св. Павла, но и Писанию в целом.
По словам Булгакова, законы о безбрачии хотя и были приведены к XIV веку в исполнение во всех католических странах, но «вызвали жалобы и вопли в течение всех Средних веков в лучших представителях Римско-католической церкви, каковы, напр., Бернард Клевосский, Фома Аквинский, Н. Клеманжи и др.…А каноны соборов, напр. Лондонского 1102 г., 1125 г. и др., говорят о развитии среди католического клира греха содомского, конкубината и кровосмешения, говорят о разных непристойностях в обращения с женщинами, о греховных проделках духовенства в женских монастырях и во время тайной исповеди, о систематическом обольщении жен и дочерей у прихожан» и т.д.
Завершает Булгаков свой историко-полемический очерк так: «Казалось бы, что в новое время после такой поучительной истории целибата(обязательного безбрачия) на западе — после того, как он был одной из причин реформационного движения,— невозможно и думать о его строгом соблюдении даже в чисто католических странах, где постоянно продолжают повышаться голоса против него. Еще менее возможно думать представителям католицизма о распространении круга его действия там, где он никогда не был применен (в среде униатов)».
Православная церковь, к которой принадлежал сам Булгаков, в вопросе безбрачия руководствуется постановлениями VII Вселенского собора (680–681) в Константинополе, когда безбрачие клира уже начало внедряться церковными властями, но до Великого раскола в 1054 году на западную римско-католическую и восточную православную церковь дело еще дошло. «Понеже мы уведали, что в Римской Церкви в виде правила предано, чтобы те, которые имеют быть удостоены рукоположения во диакона, или пресвитера, обязывались не сообщаться более со своими женами: то мы, последуя древнему правилу Апостольскаго благоустройства и порядка, соизволяем, чтобы сожитие священнослужителей по закону и впредь пребыло ненарушимым, отнюдь не расторгая союза их с женами и не лишая их взаимнаго в приличное время соединения».
Проще говоря, до момента рукоположения в сан священника или дьякона клирику жениться можно, потом — нельзя. Кроме этого в результате сложившейся практики высшие ступеньки в православной церковной иерархии занимает исключительно так называемое черное духовенство, то есть состоящее из монахов, для которых целибат обязателен. Потолок для женатого священника (белого духовенства) — это настоятель храма в чине протоиерея (в исключительных случаях — протопресвитера; этот чин дается только патриархом за особые заслуги священнослужителя). Далее вплоть до патриарха идут чины, которым запрещено создавать семью.
Такой же порядок сохранился в Русской униатской церкви и ее приемнике УГКЦ. Со стороны Ватикана это было вынужденной уступкой, как и сохранение в литургии непринципиальных православных традиций, в противном случае едва ли бы удалось сравнительно безболезненно перевести в подчинение Рима огромную митрополию с многовековой православной историей. В итоге Русская униатская церковь во все времена, в том числе в ипостаси УГКЦ, имела довольно условный католический характер, но главное, ради чего все это затевалось,— прямое и безусловное подчинение Ватикану — было достигнуто. Двойные стандарты, как модно говорить сейчас, были очевидны, на что доцент Булгаков не преминул обратить внимание в своей статье.
Профессор с Андреевского спуска
Сам доцент Афанасий Иванович Булгаков появился на свет благодаря процитированному выше «древнему правилу Апостольскаго благоустройства и порядка». Он был первенцем в семье священника Ивана Булгакова, получившего приход в одном из сел Брянского уезда в год рождения у него сына Афанасия. А к моменту рождения у него внука Михаила Афанасьевича Булгакова (1891) он уже служил настоятелем церкви в губернском городе Орле и носил полученную от Священного синода в знак заслуг камилавку, то есть головной убор, соответствующий чину иерея.
Афанасий по семейной традиции закончил духовную семинарию, но священником не стал. Летом 1881 года его как одного из лучших выпускников орловской семинарии направили для продолжения учебы в Киевскую духовную академию. Там он стал казеннокоштным студентом ее церковно-исторического отделения и был поселен в академическом корпусе академии на Подоле. Это примерно в 500 шагах от ныне знаменитого «Дома Турбиных» на Андреевском спуске, в котором профессор Булгаков за год до своей смерти снимет для своей семьи квартиру за 720 руб. в год.
На предпоследнем третьем курсе студент Булгаков выбирает для себя в качестве темы выпускной диссертации историю методизма, и с тех пор направление его научных исследований не меняется — это история западных церквей. После окончания академии в 1885 году он был направлен как «кандидат богословия с правом получения магистерской степени без нового устного испытания, а чрез представление только печатной диссертации» в Новочеркасское духовное училище на должность преподавателя греческого языка.
Этим правом кандидат Булгаков воспользовался, в 1887 году ученый совет академии удостаивает «учителя Новочеркасского духовного училища Афанасия Булгакова… степени магистра, по защищении… в собрании Совета в публичном коллоквиуме». В том же году магистра богословия Булгакова утверждают в звании доцента Киевской духовной академии по кафедре древней гражданской истории, и начинается его карьера ученого. Как он признается своему другу детства Владимиру Позднееву, с которым переписывался всю сознательную жизнь: «Здоровье мое гораздо лучше, чем в Новочеркасске, по крайней мере я не чувствую той тягости, которая была связана с употреблением вина и водки в Новочеркасске. Вина здесь пить нет где, а водки я почти не пью, потому что за столом у нас ее не подают». Не подавали ее в семье заведующего его кафедрой, у которого Булгаков снимал комнату.
Два года спустя он сам уже во главе кафедры истории и разборазападных исповеданий, еще через год он женится на Варваре Михайловне Покровской, дочери протоиерея Казанской церкви в городке Карачеве в ста верстах от Брянска. Еще через год, в 1891 году, у них родился сын Михаил, а доцент Булгаков опубликовал свою первую научную статью «Безбрачие духовенства». В 1902 году он становится экстраординарным профессором, у него уже семеро детей, дача в 30 верстах от Киева в два гектара с деревянным домом (дом сгорел в 1918 году, а сама территория дачи ныне оказалась в центре города Бучи Киевской области).
В 1905 году Булгаков получает Макарьевскую премию, в 1906-м защищает докторскую диссертацию и становится ординарным профессором. В том же году у него обострился нефрит, и весной 1907 года профессор Булгаков скончался (от этой же болезни умер в 1940 году Михаил Булгаков). Перед смертью профессор Булгаков ушел в отставку с назначением ему «полного оклада пенсии в размере 3000 рублей». Эти деньги помогли его вдове поднять на ноги всех их детей.
Как уже сказано, оцифрованные, то есть всем доступные, научные работы Афанасия Ивановича Булгакова можно пересчитать по пальцам одной руки. Но и их достаточно, чтобы увидеть, как разительно они отличаются по стилю от обычных богословских трактатов. Они написаны языком, понятным даже неученому народу, возникает даже мысль, что его сын Михаил унаследовал от отца не только смертельную болезнь, но и свой литературный дар.
За век с лишним наука теология ушла далеко вперед, работы Булгакова по истории западных церквей интересуют сейчас только историков науки. Но и в наше время могут быть любопытны, например, его «Современное франкмасонство» или «Церковь и ее отношение к прогрессу». Или совершенно немыслимая сегодня статья «К вопросу об англиканской иерархии». В ней Булгаков формулирует условия, которые «необходимо соблюсти англиканам для восстановления истинной веры, т.е. учения древневселенской церкви». А если без эвфемизмов, то что надо сделать англичанам, чтобы ввести у себя православие. Надо только помнить, что во времена профессора Булгакова были англичане, которые считали, что реформа государственной церкви назрела и необходима Британской империи. Например, автор нашумевшей в те годы книги «Простые причины неприсоединения к Римской церкви» священник и доктор гражданского права Ричард Литтлдейл, который «будучи поборником воссоединения с древнею церковью, видел эту церковь православной, а не католической».