Кажется, есть некоторое сходство между тем, как главный и в то же время наименее прописанный герой нового романа Людмилы Улицкой "Искренне ваш Шурик" покорно и отрешенно служит своим женщинам, и тем, как сама беллетристка Людмила Улицкая удовлетворяет запросы аудитории, которую условно можно определить как "преодолевших Донцову читательниц с запросами". Писательница неизменно выбирает тему, стопроцентно "преодолевшим" близкую, как будто перед этим социальный мониторинг проводила. А где сейчас найдешь тех писателей, что будут смело брать в герои "новых людей"? Какие уж там "новые"! Зато в отсутствие идей наши литераторы действительно поднаторели в бытовых описаниях. В нынешней нашей жизни вопрос об отношении искусства к действительности решается однозначно: надо дать новую действительность — появится и новая литература.
Все прекрасно знают этих "искренне наших Шуриков", что описывает Людмила Улицкая. Ведь женщин, нанизанных на одну мужскую судьбу, заведомо больше. Такие мужчины, как Шурик, удобны и композиционно: они надежно скрепляют главы-истории про разных героинь. Количество историй может быть бесконечно. Вот Шурик Корн сумел склеить сюжеты про эмансипированную бабушку, чувствительную маму, обаятельную первую любовь, чувственную первую любовницу, фиктивную жену, фиктивную дочь, просто навязчивую поклонницу и навязчивую во всех отношениях поклонницу-самоубийцу. И так далее — еще целый ряд разных настойчивых и отходчивых.Понятно, что такой обвешанный женщинами мужчина может закончить только гротеском. Правда, подобный гротеск скорее кинематографичен — достаточно вспомнить феллиниевского режиссера из "8 1/2" или олтменовского замученного гинеколога. Но и литературный Шурик тоже умудряется дойти до точки. У него и так вся неделя расписана (кому лекарства купить, у кого кошек покормить, за кем присмотреть), но в финале романа он находит еще приключений — уже в виде какой-то фантастической плюшкинской бабки. Но, в отличие от киногероев, у Шурика все это получается не слишком весело, с чем он, кажется, смирился. Однако Людмила Улицкая смиряется не сразу. Она всячески старается хоть как-то преобразовать пошлость жизни — например, за счет языка, все-таки она писатель. Например, то, что делает Шурик своим женщинам, здесь называется "оказать половое уважение". Но, к сожалению, таких лексических находок немного: одно и то же сравнение с "вылупившейся из куколки бабочкой" в тексте повторяется дважды. А ключевой образ, такой, как, например, слова Татьяны об Онегине "уж не пародия ли он", тут тоже не самый блистательный. Первая любовь Шурика, с которой его, словно Ромео с Джульеттой, давно разлучили, спустя много лет оказывается проездом в Москве. Теперь Джульетта называет своего Ромео "полным мудаком" — ужели слово найдено?
У Александра Кабакова с символами всегда все было в порядке: в конце 1980-х стало крылатым его словечко "невозвращенец". В новом романе "Все поправимо" название — уже философская концепция. Однако новое главное слово здесь пародийно по отношению к старому. Главный герой романа Михаил Леонидович Салтыков — "выживленец". Он сам так "нелепо, зато точно" переводит английское слово "survivor": "Я всю жизнь потратил на то, чтобы выжить, и выжил, и теперь мне поздно менять принципы".
Автору этот выживленец не то чтобы уж очень симпатичен, однако он терпеливо, шаг за шагом, выписывает "хроники" этой частной жизни. Если есть события, насыщенные детскими открытиями и недетскими трагедиями 1930-е, бурные молодые 1950-1960-е, на них краски не жалеют. Если нет ничего в однообразных 1990-х, описываются аритмии и бессонницы, тогда повествование спускается на тормозах. Герой строит свою жизнь по принципу наименьшего сопротивления, поэтому он сначала идет в науку, ту, где не столько открытия и прорывы, а где гранты и зарубежные конференции. У таких "физиков" вместо лирики — увлечение заграничными отелями и ателье. Потом по этому же принципу герой плавно перетекает в бизнес. Пока оттуда его не вытолкнут более расторопные молодые партнеры, те, у которых вместо вкуса к ателье и отелям развилась только любовь к банковским счетам.
Автор обещает не бросать своего героя и действительно сопровождает его через все эпохи. Вежливо так, под локоток, подводит господина Салтыкова прямо к крыльцу финального "Дома престарелых". Одинокий герой жалеет, что не смог обзавестись хоть какими-нибудь банальными и пошлыми домашними скандалами: все же было бы веселее. Но его жена, красиво состарившаяся, как Катрин Денев, с ним не разговаривает, а сын и невестка — как раз из тех молодых, что скучно живут в свое удовольствие и даже красиво пострадать не умеют.
За свою верность несимпатичному герою писатель получает некоторый карт-бланш. Он с увлечением выписывает исторический фон каждого эпизода, в основном это ткани, покрои и фасоны. "Все поправимо" — еще и потрясающая история костюма. От первых юношеских мечтаний героя ("он видел себя в серо-голубом костюме, как у дяди Пети, Нину в крепдешиновом платье с широкой юбкой, они идут по перрону Курского вокзала в Москве, в руке у Мишки черный лакированный чемодан с желтыми кожаными кантами по ребрам") через занятия фарцовкой из любви к жанру к воплощению всех желаний в виде гардероба, набитого пошитыми в Лондоне рубашками и костюмами. Пусть главный герой — человек-невидимка. Зато так будет виднее его шикарный прикид.
Людмила Улицкая. Искренне ваш Шурик. М.: Эксмо, 2004
Александр Кабаков. Все поправимо. М.: Вагриус, 2004