фестиваль музыка
Во Врубелевском зале Третьяковской галереи на протяжении месяца проходили концерты фестиваля "Посвящение: Буря и натиск". СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ И ВАРВАРА Ъ-ТУРОВА наблюдали за подробнейшим освещением одного из самых неровных периодов в истории музыки.
Фестиваль, организованный известным виолончелистом, руководителем ансамбля Musica Viva Александром Рудиным, имеет постоянную концертную площадку — Врубелевский зал Третьяковской галереи. Каждый год тема определяет выбор программ. Так, прошлогодний фестиваль назывался "Посвящение: Век 20-й". Помимо опусов Сергея Рахманинова и Густава Малера исполняли музыку редких на нашей сцене Макса Регера и Джона Тавенера. Нынешний фестиваль, случившийся в 25-й, юбилейный сезон ансамбля, охватывает в основном два десятка лет с 1770 по 1790 год и называется "Sturm und Drang" ("Буря и натиск").
По мнению авторов фестиваля, именно драма Фридриха Клингера и образовавшееся из-за нее литературное течение лучше всего характеризует музыку конца XVIII века. Этот период один из самых неровных, уже не классицизм в строгом смысле, но еще и не романтизм. В этом смысле рудинская преданность делу может вызывать лишь восхищение. Неровному и нечеткому стилю свойственны все трудности любого переходного периода, с метаниями и балансированием между классической чистотой и романтическими страстями.
"Страдания юного Вертера" Иоганна Гете, "Коварство и любовь" Фридриха Шиллера действительно можно ассоциировать, к примеру, с концертами Карла Филиппа Эмануила Баха (самого яркого композитора из 20 баховских детей). Правда, порой концепция фестиваля выглядит несколько притянутой за уши. К примеру, возникает вопрос, каким образом к "Буре и натиску" относятся древнерусские богослужебные песнопения XV-XVII веков. А в музыке Моцарта или Гайдна, которая вроде бы подходит хронологически, вряд ли можно углядеть "природные и душевные катаклизмы", которые обещала программка.
Но даже со всеми придирками к концепции фестиваля на нем, безусловно, было что и кого послушать. Основная цель не только нынешнего фестиваля, но и всего творчества Александра Рудина — вернуть сценическую жизнь редко исполняемым музыкальным полотнам. Мало кто из отечественных музыкантов с такой нежностью относится к забытым концертам, сюитам и симфониям, как он. Поэтому удовольствие, с которым руководитель фестиваля затеял данный фестиваль, ощущалось даже в тех концертах, в которых не играл он сам.
Добавило азарта некое подобие интриги, хотя особой состязательности на фестивале не предполагалось. Два концерта подряд были отведены музыке Антона Фердинанда Тица (1742-1810), немецкого скрипача и композитора на русской службе. Причем исполняли его камерные сочинения (сплошь премьеры) два бойких и в хорошем смысле амбициозных ансамбля аутентистов: сначала московские музыканты из оркестра Pratum Integrum под руководством виолончелиста Павла Сербина, а потом питерские — из "Оркестра Екатерины Великой" под управлением скрипача Андрея Решетина. Последний, собственно, и является в последнее время одним из главных пропагандистов музыки Тица. Хотя программы концертов не пересекались, разница в интерпретации была тем не менее хорошо заметна. Музыканты Pratum Integrum старательно рисовали Антона Тица поздним классиком. В их игре тицевские квинтеты претендовали на одноплановую ясность и суховатую красивость. Изысканная, но механически-головная стилистика, избранная московскими музыкантами, была несколько подпорчена небезукоризненной точностью игры и периодическими попытками отыскать в Тице не вполне уместную романтическую колористику.
Что до "Оркестра Екатерины Великой", то они избрали иной путь: вычитывать в тицевской музыке барочную динамику и драматизм. Даже клавишным инструментом в этом случае был не хаммерклавир (как у Pratum Integrum), а клавесин, так что соответствующая партия по определению выглядела воздушно и в то же время слегка архаично. Получавшиеся стилистические игрушки распространялись не только на Антона Тица. В то время как Pratum Integrum оттенял сочинения немецко-русского композитора музыкой Луиджи Боккерини, сыгранной с акварельным академизмом, "Оркестр Екатерины Великой" прибегнул к русским же авторам XVIII века (Максиму Березовскому и Ивану Хандошкину), демонстрируя в них сплошные итальянизмы. Даже скрипичные вариации Ивана Хандошкина на тему русской народной песни "То теряю, что люблю" выглядели подобием виртуозной чаконы, сыгранной Андреем Решетиным с штормовой экспрессией и ажитацией. На то, чтобы тормошить эмоции публики, сгодилась даже жильная струна, порвавшаяся на скрипке Андрея Решетина посреди концерта. Пока скрипач восстанавливал ущерб, времени как раз хватило, чтобы рассказать о композиторской и житейской судьбе Антона Тица и его иностранных коллег в самом чувствительном тоне.
Одним из самых интересных стал концерт с участием настоящей звезды барочной музыки, бельгийского виолончелиста Руля Дильтинса. В Москве он блестяще, величаво и благородно исполнил ля-минорный Концерт для виолончели, струнных и basso continuo Карла Филиппа Эмануила Баха. А немецкий флейтист Андраш Адориан идеальным, экстравиртуозным исполнением флейтового концерта того же автора заставил зал просто-таки вопить от восторга. В результате, несмотря на, казалось бы, высосанную из пальца идею фестиваля, получились вполне себе и буря — в аншлагах практически на каждом концерте, и натиск — в усилиях исполнителей.