Заместитель министра экономического развития и торговли, главный российский переговорщик с ВТО Максим Медведков вчера вернулся из Женевы, где провел как очередной раунд переговоров в рамках рабочей группы ВТО по вступлению в эту организацию России, так и ряд двусторонних встреч с основными российскими торговыми партнерами. Подвижки, как считает сам замминистра, были, но до прорывов еще далеко. Почему так нелегко достигаются договоренности о присоединении России к ВТО, МАКСИМ МЕДВЕДКОВ рассказал в Женеве обозревателю Ъ КОНСТАНТИНУ Ъ-СМИРНОВУ.
— Премьер Михаил Фрадков, как известно, опытный специалист в области внешней торговли. До назначения главой правительства он работал послом России в Евросоюзе. Насколько эффективной, на ваш взгляд, оказалась его помощь команде российских переговорщиков с ВТО?
— Он погружен в тему и ему не нужно объяснять дважды. Даже самые трудные моменты переговоров.
— Хорошо, но все-таки в октябре прошлого года, именно в то время, когда господин Фрадков работал послом в ЕС, еврокомиссар Паскаль Лами и выдвинул министру экономического развития и торговли Герману Грефу газовый ультиматум, состоящий из шести пунктов.
— Да, это так. Но нужно вспомнить, что было до этого ультиматума и вообще до приезда Михаила Ефимовича в Брюссель. С нами в Брюсселе, в особенности о проблемах расширения ЕС на Восток, вообще никто не хотел говорить. Фактически речь шла о жесткой конфронтации. Пихали наши предложения в разные стороны, как теннисный мяч. Сейчас же намечается прорыв. Фактически проблемы, связанные с расширением ЕС решены на 90%. Переговоры с ЕС по ВТО также приобрели понятные контуры, хотя проблемы остаются.
— Вероятно, одной из самых главных проблем переговоров с ЕС являются российские внутренние цены на газ, свободный доступ европейцев к российским газопроводам, включая их право на их строительство. Как быстро может быть решена эта проблема? Были обещания с обеих сторон договориться к майскому саммиту Россия--ЕС в Москве.
— Сейчас можно говорить о сближении философий. Мы понимаем друг друга намного лучше. Понимаем, какие у нас есть ограничения. Думаю, что поэтапное формирование философского понимания проблемы поможет найти решение газового вопроса.
— Путь от философии до тактики переговоров довольно долгий и трудный, а до саммита в Москве осталось чуть больше месяца.
— Критическая масса договоренностей уже достигнута. Произошло сближение многих позиций по конкретным вопросам. Так что и решение газовой проблемы наверняка будет найдено в обозримом будущем.
— А как именно это будет сделано? Кто кому уступит и в чем?
— Ну прежде всего мы скрупулезно объясняем нашим европейским партнерам, что их газовые требования мало того что выходят за рамки правил ВТО, но и во многом являются запоздалыми и несколько неточно сформулированными. Например, почему мы должны брать на себя обязательства по внутренним ценам на газ и электричество, если в результате они не являются субсидией? Даже внутренние цены на газ сейчас уже покрывают издержки на его производство. Электроцены — тем более. К тому же энергетическая составляющая в производстве наших экспортных товаров не так уже велика, как ее хотят представить в Брюсселе. В стоимости черных металлов газ составляет не более 5%. Так что если мы, условно говоря, увеличим цены на газ раза в полтора, то это не скажется существенно на экспортных ценах российского металла. Наибольшая газовая составляющая — 25% — содержится в нитрате аммония (одном их наиболее распространенных минеральных удобрений, поставляемых Россией на экспорт.—Ъ). Но и это, прямо скажем, не очень высокая величина. Озабоченность же европейцев тем, что по ряду товарных позиций наша конкурентоспособность очень высока, не совсем понятна. Она такой и останется. Даже если мы и повысим внутренние цены на энергию. Высокая конкурентоспособность тех же российских минеральных удобрений объясняется помимо относительно дешевого сырья и энергии массой других обстоятельств.
— Тем не менее ваша неуступчивость в газовой проблеме может показаться ЕС чрезмерной. У вас есть план обходного маневра? То есть можете ли вы уступить в чем-то другом, чтобы закрыть наконец газовую проблему?
— В сфере импортных тарифов у нас остаются единичные товарные позиции, по которым соглашения пока не достигнуты. Это, в частности, самолеты, иномарки, обувь. Это уже в какой-то мере политическая проблема. И ее будут, скорее всего, рассматривать на политическом уровне. Но импортные тарифы не могут быть разменены на газ.
— А возможно ли "продать" за газ либерализацию финансовых рынков, например страхового?
— Нет. Энергетическая проблема стоит в стороне от основного направления переговоров о вступлении в ВТО. Потому что в рамках переговоров по доступу на рынки есть свои обмены, уступки и свои компромиссы. Мы имеем дело с конкретными секторами экономики, и мы знаем, каким образом те или иные условия доступа на рынок, которые мы предоставим нашим партнерам, отразятся на нашей экономике. Иное дело — энергетический пакет: если условно, в бреду предположить, что мы согласны на все эти шесть газовых требований ЕС, то мы не можем прогнозировать сейчас, что будет с нашей экономикой через год-два-три. Не можем. Мы должны решить газовую проблему именно в том контексте, в котором она нам и поставлена.
Что же касается либерализации доступа на финансовые рынки, то здесь мы исходим из двух моментов. Во-первых, мы согласны на определенную либерализацию. Но, во-вторых, только при условии переходного периода, который, в свою очередь, не приведет в конечном итоге к полной либерализации финансовых рынков. Какие-то преимущества у национальных производителей должны остаться.
— А с другими торговыми партнерами есть такие же сложные проблемы, как с ЕС?
— Джентльменский набор требований на самом деле одинаков. Это, например, самолеты. Снижения импортных пошлин на них требует делегация США. Она же требует более либерального доступа на рынок связи, что предполагает отказ от монополии "Ростелекома". К последнему требованию присоединились также Япония, Швейцария и Норвегия. Все вышеперечисленные страны настаивают на либерализации рынка финансовых услуг. Транспортные услуги интересны для всех стран, кроме США. Но зато в США очень внимательно следят за ситуацией с интеллектуальной собственностью. Для них диалог о защите прав на интеллектуальную собственность в России — приоритетный. Особенно в сфере аудиовизуальных услуг.
— Так есть ли свет в конце туннеля? Когда Россия вступит в ВТО?
— У меня такое впечатление, что переговоры не могут длиться вечно. Наши торговые партнеры в теории должны либо сообща пустить нас в ВТО, либо закрыть двери и сказать: сейчас мы пока не готовы к диалогу. Но процесс переговоров динамично развивается, хотя и недостаточно быстро. Наша задача — завершить в основном двусторонние переговоры и по возможности многосторонние в этом году, чтобы в 2005 году окончательно ликвидировать оставшиеся завалы. Но, что называется, без конкретных дат. А то в 1996 году мы ставили цель вступить в ВТО в 1997 году, а в начале 2003 года казалось, что успеем завершить переговоры за год-полтора. Для нас главное — качество, а не сроки.
Интервью взял КОНСТАНТИН Ъ-СМИРНОВ