кино премьера
Доисторический пародийный детектив "Миллион лет до нашей эры" выглядит не так роскошно, как предыдущий юмористический экскурс Алена Шабы в египетскую историю — "Астерикс и Обеликс: миссия 'Клеопатра'" (Asterix et Obelix: mission Cleopatre). Зато повысилась ценность юмора: акцент сместился с гэгов и каламбуров на абсурдистские шутки, и некоторые из них развеселили даже ЛИДИЮ Ъ-МАСЛОВУ.
С "Миссией 'Клеопатра'" новую работу Алена Шабы как режиссера объединяет участие театральной труппы "Робины Гуды", представляющей собой французский аналог "Монти Пайтона",— в "Миссии" они были только актерами, а теперь еще и дебютировали как сценаристы полнометражного фильма. В "Миллионе лет..." им удалось продемонстрировать способность доводить до абсурда решительно все: начиная от представлений о быте неандертальцев и заканчивая штампами из детективных фильмов.
Время действия обрисовано без палеонтологической точности — существенно только то, что тогда на земле мамонты мирно соседствовали с "лошамонтами", "курицамонтами" и "червямонтами". Это означает, что у всех встречающихся в фильме представителей фауны торчат бивни, включая цыплят и кроликов. Авторам, лишенным ложной скромности, нравится эта идея, и они на протяжении всего фильма все время выискивают возможность показать какое-нибудь очередное животное с бивнями, упрямо выжимая уже отыгранную шутку. Но таков их общий принцип, в котором они, возможно, даже слишком последовательны: доводить до абсурда свой собственный прием, повторяя его до бесконечности. Если уж в начале они решили поглумиться над обычаем предварять фильмы повествовательными титрами — написали нудную историческую справку про каких-то вьетконговцев, оборвав ее на полуслове надписью: "Но фильм не о них",— то ближе к концу будут изображать уже полных олигофренов, выбрасывая на экран надписи: "Прошло 11 минут", "Прошло 15 минут", "Прошло 3 минуты", "Нисколько времени не прошло". Если придумали для смеху, что всех членов одного племени зовут одинаково (в оригинале Пьер, а в нашем переводе грузинским именем Гоги), то вождь каждый день будет проводить перекличку своих Гоги и знакомить их с одной и той же устрашающего вида женой: "Правда, красавица?"
Тем не менее сквозь густые заросли подобной дичи просматривается четкий и логичный сюжет с несколькими линиями. Племя Грязноволосых стремится выведать секрет шампуня у конкурирующего племени Чистоволосых и засылает к ним дочку вождя (Жерар Депардье), замаскировав ее свалявшиеся дреды паричком из белоснежной овечьей шерсти — чтобы она соблазнила самого кудрявого из чистюль. Кудрявому тем временем поручено расследование первого в истории человечества убийства: местный колдун размозжил дубиной сначала голову няни, сидевшей с детьми вождя, а потом еще одного соплеменника. Ход рассуждений неандертальских следователей примерно такой: если у трупа был зашит рот и нос, значит, убийца — швея, а если у него вынули кишки, чтобы сделать из них струны, значит, это гитаристка. "Где же мы найдем швею-гитаристку?" — недоумевают герои, но недолго, потому что в этом фильме каждый вопрос мгновенно получает обескураживающий своей тупостью ответ: "В училище для швей-гитаристок". Поймав швею, в честь нее закатывают банкет — ведь без нее первое на земле преступление было бы невозможно. Швея польщена, хотя вины своей и не признает. Личность настоящего виновника вычисляется, когда один из героев вспоминает историю сбитого песика, за которого колдун мстит сбившим его на "машине" соплеменникам. В черно-белом "флэшбеке", ехидно имитирующем зловещую атмосферу криминального триллера, машина изображается в виде четырех бегущих парами "пассажиров", причем двое спереди держат факелы и изображают губами тарахтение двигателя. Это, пожалуй, лучшая кинематографическая острота в картине, которая сочетает внутрицеховой цинизм киношников, скабрезную анекдотичность и младенческую невинность, позволяющую надорвать живот от смеха над вовремя показанным пальцем.