После ослепительной победы Алексея Ягудина в Солт-Лейк-Сити имя Николая Морозова, поставившего фигуристу, в частности, олимпийскую короткую программу "Зима", в одночасье стало знаменитым. Сегодня 27-летний хореограф, давно живущий в США, затрудняется назвать хотя бы приблизительное число своих клиентов. Только среди участников нынешнего чемпионата мира их 11. В Дортмунде с НИКОЛАЕМ МОРОЗОВЫМ встретилась корреспондент Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— Такое впечатление, что вы ставите программы едва ли не всем ведущим фигуристам мира...
— Признаться, не считал. Но действительно, ко мне обращались за помощью многие знаменитости. В том числе Мишель Кван, Саша Коэн, Юлия Себестьен, Бриан Жубер, Сидзука Аракава, Елена Грушина--Руслан Гончаров... Однако с недавних пор, прежде чем дать согласие на работу с фигуристами, выступающими в одном виде, я даю себе сигнал "стоп", если понимаю, что они конкуренты. Мой принцип — не сталкивать фигуристов, как говорится, лбами. А именно так получилось в прошлом году, когда я работал и с Кван, и с Коэн, что послужило причиной моего раздора с Сашей. Она не хотела, чтобы я сотрудничал с Мишель, хотя Кван обратилась ко мне первая. Так что теперь хочу лишь одного: чтобы все уважали друг друга и работали с полной отдачей. Ведь каждый стремится к своей цели. Так получилось, кстати, с Жубером. Я даже и не ожидал, что он так хорошо будет кататься.— А почему новоявленный чемпион Европы получился похожим на своего теперешнего тренера Алексея Ягудина?
— Во-первых, Жубер похож на Ягудина внешне. Чем Леша был хорош? Энергетикой, силой чисто мужской от него веяло. Это редкость. И Жубер этими качествами обладает. Это во-вторых. Но по классу исполнения Жубер еще далек от Ягудина.
— Когда то и дело Жубера называют клоном Ягудина, возникает закономерный вопрос: а не продолжается ли через француза своего рода психологическое противостояние Алексея Ягудина с Евгением Плющенко?
— Не исключаю, на Женю это в какой-то степени действует. Но, поверьте, подобную задачу мы перед собой не ставили. Тем более что я лично к Плющенко отношусь в высшей степени хорошо. Более того, убежден: расстояние в классе между Женей и всеми остальными одиночниками мира сегодня как между небом и землей. А на чемпионате Европы просто так случилось, что Жубер откатался для своего уровня предельно шикарно, а Плющенко — наоборот. Вот посмотрите — выиграет Женя и здесь, в Дортмунде, выиграет и через два года на Олимпиаде в Турине.
— Почему среди ваших клиентов нет ни одного россиянина?
— Может быть, скоро Виктория Волчкова появится. Но я бы, признаюсь вам, очень хотел поработать с Плющенко. Хотя ни сам Женя, ни его тренер Алексей Мишин об этом не знают. Скажу больше: если бы мне такая возможность представилась, ни с кем другим, кроме Плющенко, больше бы не занимался вообще.
— Создается впечатление, что ваша фантазия неисчерпаема. Откуда вы берете свои идеи? Быть может, так или иначе, приходится штамповать программы "под копирку"?
— Под копирку? Не согласен. А если со стороны возникают подобные ощущения, что ж... У каждого постановщика, много он ставит или не очень, есть какие-то свои приемы. Что касается моих фирменных, скажем так, дорожек, так ведь после той, ягудинской, все захотели в своем арсенале иметь нечто подобное. После Олимпиады это направление работало и активно использовалось. Даже если бы я не ставил людям эти пресловутые дорожки, они бы все равно пытались их делать сами.
— Общеизвестно, что, проработав около четырех лет вторым тренером у Татьяны Тарасовой, вы вскоре после Олимпиады 2002 года с ней разошлись. Почему?
— Это слишком сложный и болезненный вопрос, дать однозначный ответ на который просто невозможно. Скажу лишь, что между нами никогда не возникало ни рабочих, ни финансовых проблем, а не сложились чисто человеческие отношения. И тем не менее, хотя мы с тех пор с Тарасовой не общаемся, я лично отношусь к ней прекрасно и безмерно благодарен за все то, чему она — самая, без преувеличения, сильная личность в современном фигурном катании — меня научила.
— Вас устраивала роль второго тренера?
— Абсолютно. У нас в работе никогда не было борьбы за лидерство. Меня же вообще-то тогда никто не знал. Ведь я начал работать с Тарасовой, уже живя в США.
— А как вы стали хореографом?
— Начинал я заниматься фигурным катанием как одиночник в группе Виктора и Марины Кудрявцевых. Потом, когда мне было уже 17 лет, перешел в танцы на льду, где мне сразу не повезло с партнершей. Но, не теряя времени даром, я начал посещать в Москве студию современного танца Николая Огрызкова, а уехав вскоре в США, и местные студии — бродвейские. Очень удобно: приходишь, платишь и идешь танцевать модерн, бальные танцы, джаз. Кстати, Огрызков и посоветовал мне в Америку поехать. Он ведь тоже не в Москве учился. Некоторое время здесь, в США, я выступал в паре с Татьяной Навкой, а когда мы с ней разошлись, пошел тренироваться к Тарасовой с бывшей партнершей Романа Костомарова Катей Давыдовой. Но всего через три месяца мы решили, что выступать не станем. Тут Татьяна Анатольевна и предложила мне работать вместе. Я, помню, очень удивился, потому что тренировать никогда не пробовал, да и не хотел.
— Как Тарасова определила круг ваших обязанностей?
— Пригласила работать с Ягудиным в качестве хореографа, да и вообще помогать ему во всем. Так, два года до Олимпиады я помогал ставить ему программы. К слову, на протяжении всего этого времени Леша был моим лучшим другом. А музыка к "Зиме" была найдена мной совершенно случайно. Зашел как-то в музыкальный магазин в Нью-Йорке, а там как раз звучит эта мелодия. Оказалось, что диск только вчера завезли. Я купил и тут же дал послушать Леше по телефону. Когда он приехал ко мне домой, то мы часа четыре на полу ночью под нее танцевали. А потом пошли на лед.
— Новизна этой мелодии и помогла родиться новым хореографическим образам?
— Именно так. Но в конечном счете то, что получилось,— немалая заслуга самого Ягудина. Ведь рисунок программы может быть очень хорош сам по себе, а исполнение — не всегда.
— Кто, кроме Ягудина, воплощает ваши идеи с наибольшим мастерством?
— Наверное, Мишель Кван. Недаром же она на чемпионате США в этом году получила семь "шестерок", а в прошлом — шесть.
— Но не из-за одних же лихих дорожек вы стали нынче самым модным постановщиком?
— Этот феномен я объясняю в первую очередь тем, что сам все делаю на коньках. И многое — не хуже, чем действующие фигуристы, которым легче, когда человек им все показывает, что называется, в полную силу. Так они быстрее воспринимают. Потом, когда я все пробую сам, то чувствую, что удобно, а что не очень, куда надо поехать, а куда не надо.
— Боитесь из модного стать вдруг немодным?
— Нет. Хотя знаю, что меня уже упрекают все за те же дорожки. Да не в дорожках дело, а в том, что спортсменов, которые у меня ставят программы, очень много. Что ж, на следующий год придумаю нечто совсем новое.
— Вы много зарабатываете?
— В фигурном катании много не заработаешь. Просто мне это дело нравится и оно единственное, что я умею делать неплохо. Хотя, наверное, могу и еще чему-то научиться. А конкуренции, представьте, не боюсь.
— С представителями каких видов фигурного катания вам интереснее работать?
— Не важно. Главное, чтобы спортсмены были хорошие. И по классу, и по характеру. Чтобы не надо было их учить, как и что делать. Они сами сделают лучше, чем придумаешь.
— Есть такие, кроме Ягудина и Кван?
— Коэн, чемпионы мира прошлого года в танцах канадцы Ше-Линн Бурн--Виктор Краатц, Грушина--Гончаров...
— А сами свои услуги спортсменам не предлагаете?
— Никогда.
— Плющенко не станет исключением?
— И даже Плющенко.