Викторианская эпоха породила экстраординарное количество бессмертных литературных героев. Книг и фильмов, в которых они пересекаются в самых невероятных сочетаниях, не счесть. Вот и у насмешливого Стивена Норрингтона ("Блейд", "В последний момент") великолепная семерка, состоящая из Алана Квотермейна, охотника и авантюриста из "Копей царя Соломона", капитана Немо, вампирши Мины Хакер, человека-невидимки, Дориана Грея, Тома Сойера и доктора Джекила / мистера Хайда, пытается помешать злодею М (Мориарти, само собой) установить мировое господство. Но Норрингтону удалось влить свежую кровь в механическую коллизию. Он вернулся к истокам масскульта, к наивной поэтике старых гравюр, которыми советские дети могли некогда любоваться в изданиях детгизовской "Библиотеки приключений". Компьютерная графика неожиданно становится уютной, старообразной. Невиданное чудище, танк, плющит бобби, охраняющих Британский банк. Горит летательный аппарат в ангаре графа Цеппелина, атакованного наймитами М. Алэн Квотермен палит по-македонски в головорезов, убивших его друга, безобидного пьянчугу, из тщеславия выдававшего себя за великого путешественника. Отдает швартовы неповоротливый "Наутилус". И плевать, что мистер Хайд подозрительно похож на Халка: мальчишескую мечту о приключении, которое поджидает любого прямо за углом, ему удалось передать бесподобно.
"Солярис" (Solaris, 2002, Гемини Фильм)
Обращение режиссера-хамелеона Стивена Содерберга к роману Станислава Лема россияне восприняли как вызов. Дескать, наш великий, наш философ, наш Тарковский свой шедевр уже снял, тему закрыл, руки прочь от Океана.Над фильмом иронизировали по пустякам, но по делу. Действительно, с его-то голливудскими средствами Содерберг подсунул зрителям под видом Океана какой-то жалкий "ситчик в полосочку", а у Тарковского с мосфильмовским бюджетом Океан был ого-го. И то, что профессор Сарториус обернулся афроамериканской леди, хорошо, что не одноногой и не ВИЧ-инфицированной, действительно почти иллюстрация к анекдоту об эксцессах политкорректности. Но забавно-то другое. Ни у Тарковского, ни у Содерберга на материале романа Лема не получилось ни "научно-фантастического" фильма, ни философской притчи. Тарковский снял интеллектуальный фильм ужасов. Содерберг же перенес на межпланетную станцию типовую коллизию голливудской мещанской мелодрамы. Дело даже не в том, что с обстоятельностью мастерового он снабдил инопланетный сюжет многочисленными флэшбэками, дотошно объясняющими, как Келвин довел до самоубийства свою Хари. А в том, что Содерберг — твердокаменный, бесчувственный позитивист, не испытывающий никакого трепета перед непостижимостью мира. О том, что мучило Келвина у Тарковского, о необратимости его полета на Солярис, о невозможности вернуться он даже не задумывается. Усаживается, как дядюшка-резонер, на кухне, среди растерянных родственников, и предлагает взглянуть на вещи просто. Жена умерла: плохо. Вернулась после смерти к мужу, клонированная волей Океана: хорошо. Герои долго выясняют отношения, словно возвращение из царства мертвых — пустяки, дело житейское, вроде как возвращение из загула. Потом сливаются в старательном поцелуе. Понимаешь страшную вещь: для Содерберга смерть — что-то вроде развода, а чудовищный Океан — своего рода прощелыга-адвокат, который за хороший гонорар примирит поссорившихся супругов, и они будут как новенькие.