Завтра состоится общественный совет при мэре Москвы, на который вынесен вопрос о путях реконструкции сгоревшего Манежа. ПАВЕЛ АНДРЕЕВ, главный архитектор проекта реконструкции и один из ведущих архитекторов Москвы, ответил на вопросы корреспондента Ъ ГРИГОРИЯ Ъ-РЕВЗИНА.
— Павел Юрьевич, вышло так, что на пожар Юрий Михайлович Лужков приехал едва ли не с готовым проектом реконструкции. Он заявил, что выставочная площадь здания увеличится практически в два раза, что под зданием будет расположена подземная парковка, а после этого еще пошли слухи о строительстве в нижних этажах развлекательного комплекса. Вы готовили инвестиционный проект специально к пожару?
— Все эти слухи — для того, чтобы найти виноватого в пожаре, и понятно кого виноватого. Мы занимались проблемами Манежа начиная с 1998 года, но на сегодняшний день проекта нет, и, разумеется, никакого развлекательного комплекса. Есть постановление правительства Москвы о подготовке проекта. Но сегодня это постановление, видимо, должно как-то измениться.— Но откуда берутся сведения о парковке, о подземном этаже и так далее?
— Постановление предусматривает реставрацию здания и его приспособление к современной выставочной деятельности. Функция здания остается неизменной. То, чем мы занимались с 1998 года,— это определение параметров данной реставрации. Если сохраняется выставочная функция, то необходимы вещи, которые ее сопровождают. Парковка — да. Какая-то офисная часть, но, подчеркиваю, только для администрации зала. Далее — какая-то функция питания, но не развлекательный комплекс, а именно рестораны и кафе для посетителей выставок. Кроме того, необходимо современное выставочное оборудование, возможности трансформации пространства и т. д. Все это мы намеревались расположить на минус первом этаже здания, а парковку — на минус втором.
— То есть все-таки концепция проекта готова?
— Не проекта, а задания на проектирование. То есть мы не знаем сегодня, как это все будет выглядеть, мы лишь решали вопрос о том, что там можно проектировать. Фактически это была документация для тендера, который выиграла австрийская компания. Но сегодня, видимо, эти результаты могут быть пересмотрены. Ведь тендер проводился под то, что перекрытия сохраняются, а теперь их нет.
— Вы работали шесть лет и за это время только подготовили документацию для тендера?
— Ну я не только этим проектом занимался. Я за это время построил множество домов, но если говорить именно о Манеже, то когда мы начали готовить документацию для постановления правительства Москвы, то выяснилось, что фактически мы не можем этого сделать, потому что здание не обследовано. И требовалось найти средства на это обследование. Сегодня мы как раз закончили эту работу, мы выяснили все про фундаменты, про стены и тщательнейшим образом обследовали все деревянные перекрытия, чтобы их реставрировать. И придумали конструктивную схему, позволяющую их сохранить, убрав при этом уродливые хрущевские подпорки. Больше всего мы занимались как раз этими перекрытиями, тут у нас была уже более детальная концепция. А теперь они сгорели.
— То есть концепция должна пересматриваться?
— Разумеется, мы же работали над тем, как сохранить памятник, а вовсе не для получения дополнительных инвестиционных площадей. И на то же было направлено и постановление правительства, и тендер. Сегодня мы должны исходить из того, что в части перекрытий мы делаем новодел. Я считаю, что перекрытия должны быть из клееной древесины, это на сегодняшний день наиболее удачный материал, позволяющий создать эстетически близкое впечатление к тому, что было.
— А что дешевле, выстроить заново перекрытия из клееной древесины или укрепить старые конструкции по вашему предшествующему проекту?
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Я понимаю, что за ним стоит, и отказываюсь.
— Но ведь не секрет, что реставрация — это всегда в несколько раз дороже, чем новое строительство.
— Я не считал. Я не могу даже вне контекста, в котором вы задаете этот вопрос, вот так с ходу сказать, сколько что стоит и уж тем более что дешевле. У нас фактически не было проекта — мы только подходили к заданию на проектирование. Несуществующий проект нельзя осметить.
— Перекрытия сгорели. А стены? Стены будете сносить?
— Я считаю — нет. Я провел эти два дня на месте пожара, я очень внимательно осматривал стены, они не пострадали. Памятник в значительной своей части сохранился. Если говорить о том, что видно,— практически весь сохранился, ведь перекрытия никто не видел, они были зашиты. Сгорел, по сути, закрытый чердак, а дом — цел.
— А в вашем проекте перекрытия тоже были закрыты?
— Да, были зашиты изнутри. Мы ведь воссоздавали пространство Бове, спокойное гармоничное пространство, а вся романтика открытых стропил к нему не подходит. Кроме того, это же было старое дерево, так что нужен холодный чердак, чтобы все продувалось. А теперь вся эта идеология ни к чему.
— Вам не кажется, что после пожара проект может быть более радикальным? 200 метров открытых стропил — это потрясающее зрелище, а пространство Бове было скучноватым.
— Мне, как архитектору, безумно жалко все это закрывать от людей. Но давайте подождем общественного совета. Произошла катастрофа, чувства травмированы. Сейчас не самое время выступать с радикальным проектом потрясающих зрелищ.