Бывший директор Центрального выставочного зала "Манеж", заслуженный деятель искусств России НИКОЛАЙ ШМИДТ ответил на вопросы корреспондента Ъ ИРИНЫ Ъ-КУЛИК.
— Вы были директором Центрального выставочного зала "Манеж" на протяжении 30 с лишним лет.
— Я имел удовольствие присутствовать еще при погроме МОСХа, устроенном Никитой Хрущевым. Я встретил его, и он немедленно спросил: "Ну, где у вас тут грешники, где праведники?" Дальнейшее известно. Всесоюзные выставки в Манеже обязательно посещались всеми секретарями партии от Хрущева до Горбачева. Я уж не говорю, что у меня в кабинете сидел Юрий Гагарин и жаловался: "Бороду, что ли, отпустить, а то проходу не дают, мешают картины смотреть". Были моменты, при воспоминании о которых до сих пор вздрагиваешь. Так, однажды, мы приветствовали стотысячного посетителя республиканской выставки, в зале слесари по неосторожности порезали картину с Лениным. Манеж же был монополистом вплоть до 1980 года, пока не построили Дом художника. Но председатель Союза художников Пономарев все же проводил там выставки и после того, как ЦДХ вступил в строй.— А сами художники любили Манеж?
— Всегда считалось, что выставиться у нас — большая честь. Многие благодаря этим стенам, как говорится, поменяли фамилии на имена. Они приходили к нам неизвестными, а после манежных выставок получали путевку в жизнь. Художники любили наш зал: даже несмотря на его огромную высоту, живопись здесь всегда отлично смотрелась. Было даже такое выражение "манежная живопись", подразумевавшее монументальные размеры.
— Для вас гибель Манежа — это личная утрата?
— Конечно, для меня это была личная трагедия. Я помню Манеж еще с детства — тогда там был кремлевский гараж. Меня привела туда за руку мама — я отправлялся в кремлевский лагерь, и тогда я впервые заглянул в это огромное, зияющее черное пространство, в котором блестели радиаторы "Линкольнов". Тогда я, конечно, не думал, что проведу 30 лет в этом огромном здании. Пожар — трагедия, которую переживает вся художественная общественность, да и не только она. Мы все привыкли к старому Манежу.
— А на вашей памяти в Манеже возникали какие-нибудь проблемы с противопожарной безопасностью?
— Один раз урна задымилась, а больше ничего не было. Мне в этом смысле повезло. Конечно, там надо было сделать автоматическую сигнализацию, но, поскольку здание предназначалось под ремонт, делать ее было бессмысленно. Деревянные конструкции неоднократно предлагалось заменить на металл. Но вся прелесть Манежа в том, что 50 метров кровли держатся на деревянных фермах. Во всем мире был только еще один подобный зал — но он сгорел. И само дерево было великолепным. Когда мы готовились к реставрации, по моей просьбе Министерство лесного хозяйства прислало бревна. Но они потрескались еще до начала работ. Такого дерева, как тогда, больше нет — экология, наверное, не та.
— Каково, по вашему мнению, будущее Манежа?
— Манеж прожил хорошую, полнокровную жизнь. Теперь его обещают отстроить в течение полутора лет. Это, наверное, возможно, ведь 170 лет назад его построили за десять месяцев. Правда, тогда первые фермы не выдержали и он рухнул через год, и инженер Бетанкур сделал новые расчеты, по которым его построили заново. После пожара я уже несколько раз проезжал мимо Манежа на машине. Прекрасно, что сохранилась вся лепнина. Я надеюсь, что в недалеком будущем мы получим новый, обновленный Манеж.