Незавершенный Московский церковный собор 1917–1918 годов постановил, что поместные соборы в Православной российской церкви проводятся каждые три года. Члены собора сохраняли свое звание на такой трехлетний срок, а новый состав должен был быть созван по решению патриарха Тихона (Беллавина) весной 1921 года. К июню 1921 года истекали полномочия всех членов высшего церковного управления (Священного синода и Высшего церковного совета), избранных в конце 1917 года, кроме самого святителя Тихона, поскольку патриарх на свою московско-всероссийскую кафедру избирался пожизненно. Только ли кровавые репрессии первых лет власти большевиков не позволили объявить в советской России весной 1921 года церковный собор?
Собор 1921 года в Сремских Карловцах
Собор 1921 года в Сремских Карловцах
Хаос Гражданской войны и преследование церкви
Против церкви в «дополнение» к этим трудностям было развернуто открытое гонение. Патриарх Тихон уже в сентябре 1918 года писал в письме митрополиту Антонию (Храповицкому): «Опричники расстреливают нас, как куропаток».
Это было правдой: отчасти стихийные казни духовенства периода проведения собора 1917–1918 годов сменились в эпоху красного террора (с осени 1918 года) целенаправленным точечным уничтожением и преследованием епископов, клириков и мирян. В 1918 — начале 1919 года в Саратове был проведен большой показательный процесс. Два его главных фигуранта были расстреляны осенью 1919 года. Еще раньше, в начале 1919 года, был расстрелян епископ Ревельский Платон (Кульбуш). В 1919 году патриарх впервые попадает под домашний арест, в разных епархиях жестко преследуются сотни епископов и священников, начинается кощунственная кампания по вскрытию мощей (продолжалась до 1922 года).
В январе 1920 года в Москве проходил судебный процесс над руководителями Совета объединенных приходов столицы — членами поместного собора А. Д. Самариным и Н. Д. Кузнецовым.
Церкви было затруднительно существовать, но безбожная власть готовилась к решительному натиску на нее. Созыв собора 1921 года в этих условиях становился невозможным. Это хорошо видно из анализа того, что происходило с органами высшей власти российского православия.
Высшее церковное управление и конец соборной системы
В 1920 году, в основном уже победив в кровавой Гражданской войне, режим большевиков поставил задачу слома системы церковного управления там, где оно еще как-то функционировало. Опубликованным 27 мая 1920 года постановлением Наркомюста под запрет попадала деятельность учрежденных поместным собором 1917–1918 годов епархиальных советов, которые безбожники считали «б[ывшими] консисториями».
Чуть раньше, 18 мая 1920 года, Священным синодом было предоставлено епархиальным архиереям право решать на местах все церковные дела в случае прекращения связи с центральной церковной властью. Открытого запретительного акта в отношении органов высшего церковного управления (в отличие от епархиального управления) советская власть не издавала, действуя на этом уровне несколько изощреннее. Но под влиянием обстоятельств значение Священного синода и Высшего церковного совета (вместе составлявших высшее церковное управление, ВЦУ) становилось все меньше, их работа теряла интенсивность.
ВЦУ в первый год после своего создания в начале 1918 года занималось массой пустых дел, имевших слабое отношение к реальности, например сотнями бракоразводных процессов. Многие из этих дел были начаты еще до октябрьского переворота, в 1917 году Синод ими не занимался из-за подготовки поместного собора и наиболее активной работы в первую его сессию.
Уже в 1919 году ВЦУ работало в половину своего состава: из 28 членов присутствовали только 13. Не на что было содержать канцелярию ВЦУ, она состояла всего из восьми штатных служащих, дореволюционные объемы бумаг, рассматривавшихся Синодом, упали в десятки и сотни раз.
В феврале 1920 года в Крыму скончался член Высшего церковного совета князь Евгений Николаевич Трубецкой. Другие три члена того же органа церковной власти также не участвовали в его работе: протопресвитер Георгий Шавельский в апреле 1920 года оказался в эмиграции в Болгарии, профессор-священник Сергий Булгаков находился в Крыму, профессор А. В. Карташев с 1919 года находился в Эстонии.
В 1920 году, не участвуя в заседаниях высших органов церковного управления из-за домашнего ареста, патриарх, однако, подписывал составляемые журналы и протоколы заседаний Синода и Высшего церковного совета. Председательствующим в высшем церковном управлении в этом время был митрополит Сергий (Страгородский).
В конце 1920 года по докладу митрополита Сергия высшее церковное управление приняло решение о прекращении с 1 июня 1921 года полномочий лиц, избранных на соборе в состав высших церковных учреждений, так как «теперь невозможно рассчитывать на созыв собора». Современный историк священник Дмитрий Сафонов считает, что митрополит Сергий мог дважды ставить этот вопрос, так как после первого решения он сам попал в тюрьму и переутверждение состава ВЦУ в связи с этим отложилось. Подтверждения этому не найти: документов ВЦУ в фонде канцелярии патриарха Тихона в Российском государственном историческом архиве после мая 1920 года просто нет. Куда делись эти документы, не объясняет ни один из современных исследователей, хотя это принципиальный момент! Лежат ли они где-то как вещдоки в Центральном архиве ФСБ или возвращены в архив Московской патриархии? Загадка.
В начале февраля 1921 года и у председательствовавшего в Синоде митрополита Сергия прошел обыск, он был арестован и обвинен в распространении контрреволюционных материалов. С февраля по апрель 1921 года за «незаконное» пользование дровами (!) находился в заключении епископ Подольский Петр (Полянский), принимавший активное участие в управлении Московской епархией. В келейники патриарха после ареста его давнего келейника Якова Полозова московские чекисты продвигают агента Юдина.
В феврале 1921 года, посчитали исследователи, Синод состоял из трех действующих членов, еще четыре человека были налицо в Высшем церковном совете. Высшее церковное управление, свидетельствовал тогда же многолетний синодальный секретарь Н. В. Нумеров, находилось в трех комнатах на Троицком подворье на Самотеке и заседало обычно один раз в неделю: сначала соединенное заседание ВЦС и Синода, потом только Синод.
Митрополит Сергий проявил себя самым неприглядным образом, поддерживая лишенного сана бывшего архиепископа Владимира Путяту, которого в ходе чекистской операции хотели восстановить в сане и назначить в Казань руководить церковным округом — освобожден из-под ареста митрополит Сергий был ради участия в этой спецоперации.
В Синоде, невзирая на малочисленность его состава, шло противостояние митрополитов Сергия (Страгородского) и Евсевия (Никольского). Последний занимал Крутицкую кафедру и в условиях жесткого ограничения передвижений патриарха управлял большой Московской епархией. В начале 1922 года он скончался, «случайно» отравившись рыбой на трапезе после одной из приходских служб в Москве.
Новых членов Синода летом 1922 года определил уже лично патриарх Тихон. Не все из них смогли приехать в Москву из-за трудности и чрезвычайной дороговизны проезда (кроме того, входить в высшее церковное управление теперь было и небезопасно). Соборная система избрания членов органов высшей церковной власти, таким образом, просуществовала три с половиной года — с декабря 1917 по июнь 1921 года.
В опубликованной в 2007 году аналитической записке, хранящейся в Гуверовском институте в США, причиной отсрочки собора называлось то, что «не было никакой надежды получить на его созыв разрешение правительства». Назначение местоблюстителей было предусмотрено соборным деянием 1918 года, но на деле такая практика, а тем более практика единоличного назначения членов высших органов церковного управления была антисоборным по своему духу деянием.
Собор не созывался и потому, что патриарх опасался подставить делегатов под дополнительный надзор и внимание большевистского политического сыска. Недаром в ноябре 1921 года в Московском губернском отделе ГПУ был составлен план ареста членов Синода и московских викариев. Документ был «подшит к делу», но был использован в «оперативной» работе.
Справедливости ради стоит признать, что и позже рокового для русской соборности июня 1921 года патриарх Тихон сохранял прособорное сознание. 28 сентября того же года в письме недавно хиротонисанному епископу Виктору (Богоявленскому) он наставлял архиерея так: «Новшеств не допускайте, это дело собора».
В 1923 году, вспоминая 1921 год, член Высшего церковного совета протоиерей А. М. Станиславский свидетельствовал, что считал в то время бесполезным дальнейшее существование высшего церковного управления и «даже однажды предлагал собранию самоупраздниться».
Итак, в 1921 году в Москве не просто не смог собраться намеченный в 1918 году поместный собор, но и вынужденно (а может быть, отчасти и сознательно) начался демонтаж просуществовавшей скорбные три года соборной системы управления церковью.
Вынужденная автономизация
Последний по времени, хранящийся в государственном архиве протокол высшего церковного управления. РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 26. Л. 75
Фото: РГИА
Последний по времени, хранящийся в государственном архиве протокол высшего церковного управления. РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 26. Л. 75
Фото: РГИА
Еще в период проведения Всероссийского собора в различных частях большой империи стали проводиться региональные соборы: почти в течение всего 1918 года — Всеукраинский, осенью 1918 года — Сибирский (так называемое Томское соборное совещание), в мае 1919 года — Юго-Восточный (Ставропольский). В 1920 году шла предсоборная работа на Дальнем Востоке, состоялось совещание епископов, но занятие Приморья красными не позволило состояться Дальневосточному собору.
11 февраля 1921 года патриарх Тихон даровал права широкой автономии бывшим частям Псковской епархии и Ревельского викариатства, вошедшим в состав Эстонии, а также права широкой автономии бывшей Финляндской епархии Русской церкви. Решение было во многом вынужденным, подталкиваемым правительствами новых независимых государств. В марте в городе Сердоболе (нынешний город Сортавала) состоялся собор Финляндской церкви (высшее церковное управление в Москве именовало его «епархиальным съездом Финляндской епархии»). Архиепископ Серафим (Лукьянов) и 59 делегатов от духовенства и мирян обсуждали вопрос единого с государством календаря. Переход на григорианский календарь стал требованием финского правительства, хотя московский церковный центр был с ним не согласен.
21 июня 1921 года были дарованы права широкой автономии Православной церкви в Латвии. Но патриарх Тихон был противником преждевременного предоставления автономий и автокефалий в недавнем прошлом неотъемлемым частям Русской церкви. «Не то теперь нужно»,— полагал он.
В сентябре 1921 года было утверждено положение о соборе православных епархий в Польше, польским епархиям были дарованы права широкой автономии. В другом акте указывалось, что автономия православным Польши дана, но народ Польши не православный в большинстве, поэтому об автокефалии не должно идти речи. 11 октября член собора 1917–1918 годов преосвященный Георгий (Ярошевский) был назначен патриаршим экзархом в Польше. Через полтора года его застрелил в Варшаве ректор Волынской духовной семинарии архимандрит Смарагд — противник автокефализации польского православия.
В том же 1921 году еще один соборянин, митрополит Михаил (Ермаков), стал патриаршим экзархом Украины. Обновленческий раскол с украинским колоритом опередил Москву: если обновленческий псевдособор в российской столице пройдет только в 1923 году, то в Киеве уже в октябре 1921 года автокефалисты при поддержке большевиков учредили даже собственную иерархию во главе с Василием Липковским.
Потеряв связь с центром (и прежнюю поддержку из него), совершенно автономной, а не епархией-миссией стала Японская церковь, но не утратила полностью навыков к соборности.
Всезарубежный, или Карловацкий
Фото: РГИА
Фото: Wikimedia
Важное место в сохранении соборной традиции занимала русская церковная эмиграция. После провала белого движения на юге России более 30 иерархов оказались за границей. 19 ноября 1920 года на пароходе в константинопольском порту впервые заседало высшее церковное управление за границей. Было решено продолжить деятельность ВЦУ, начало которому было положено еще на упоминавшемся выше юго-восточном Русском церковном соборе в «белом» Ставрополе в мае 1919 года.
20 ноября 1920 года соединенное присутствие Священного синода и Высшего церковного совета вынесло ставшее знаменитым постановление №362, в зарубежной церкви потом использовавшееся для обоснования законности ее обособленности от московского центра.
О совещании на корабле, конечно, патриарх и члены московского церковного управления скорее не знали (телефонная и телеграфная связь между иерархами в Константинополе и в Москве едва ли была осуществима), но смысл его был понятен и прозрачен: легализация уже устанавливавшегося управления русскими церковными общинами за пределами отечества.
В Константинополе русским иерархам было тяжело устраивать заграничное церковное управление, и они вскоре оказались на Балканах, где в Сремских Карловцах сербским патриархом Димитрием (Павловичем) им была предоставлена патриаршая резиденция. Некоторое подчинение сербскому предстоятелю оказалось проще и выполнимее, чем вселенскому.
Постановление №362 в виде указа было получено за рубежом только в начале 1922 года, но, как носители духа собора 1917–1918 годов, первые руководители русского церковного «рассеяния» пришли к тому, чтобы учредить свое управление через проведение собственного собора. В апреле 1921 года на заседании ВЦУ за границей было принято решение о проведении собрания представителей церкви за границей «для объединения, урегулирования и оживления церковной деятельности».
На соединенном заседании Священного синода и Высшего церковного совета 13 октября 1921 года было решено сообщение о намеченном соборе русских православных заграничных церквей принять к сведению. Из ведения заграничного ВЦУ были исключены Польша, Финляндия и три балтийских государства. Этого решения находившиеся за границей иерархи тоже не имели в своем распоряжении.
Заседания собрания, переименовавшегося уже в ходе проведения во Всезарубежный собор, прошли с 21 ноября по 3 декабря 1921 года в Сремских Карловцах. Архиепископу Антонию (Храповицкому), тремя годами ранее бывшему одним из трех кандидатов на патриарший престол, было даровано собором наименование наместника патриарха. Создавались Синод и Высший церковный совет с ним во главе (то есть следовали образцу собора 1917–1918 годов). Объявлялась подотчетность патриарху (как?) и заграничным соборам, то есть они сразу объявлялись регулярными — и это в русском церковном зарубежье окажется выполненным.
Кроме чисто церковных, решений на соборе было принято послание «Чадам Русской Церкви в рассеянии и изгнании сущим», где шла речь о необходимости возвращения на всероссийский престол монарха из дома Романовых. Чуть позже ВЦУ оформило от имени собора также призыв к Генуэзской конференции бороться с большевизмом. Если осуждение большевизма укладывается в чисто нравственное деяние, то призыв к реставрации носил абсолютно политический характер. За эту «политику» собор много критиковали современники и до сих пор критикуют исследователи. Будучи преследуемым, в 1922 году, и патриарх Тихон также говорил, что Карловацкий собор вторгся «в политическую область». Но не были ли заявления карловацких иерархов и мирян не более чем честностью, которую они, находясь вне пределов, где их могли преследовать большевики, могли себе позволить? Наверное, лишь отчасти, все-таки целенаправленное включение в соборные документы необходимости возвратить к власти в России династию Романовых было политическим манифестом мирян-монархистов, а не выношенной позицией зарубежной церкви.
За принятие послания высказалось меньшинство иерархов и священнослужителей, но большинство мирян. Историк Андрей Кострюков полагает, что обращение ставило под удар и патриарха, и церковь в России, ведь постановления собора начинались с фразы «по благословению патриарха Тихона», что, правда, никогда не получило документального подтверждения. С ним согласно большинство коллег. Стоит, наверное, подчеркнуть и то, что этот «промонархический» жест не вносил ничего нового и полезного в развитие русской соборности.
10 апреля 1922 года соединенное присутствие Синода и ВЦС постановили считать обращения Карловацкого собора носящими политический характер. Указом №424 8 апреля 1921 года Синод патриарха Тихона признал все русские церкви в Западной Европе подчиняющимися юрисдикции архиепископа Евлогия (Георгиевского). Заграничное высшее церковное управление московским церковным центром упразднялось. Из этой ситуации за рубежом нашли выход в виде учреждения Архиерейского синода. Однако факт остался фактом: заграничный собор навредил патриарху и далеко не был объединяющим всю русскую церковную эмиграцию событием.
***
Вопрос о связи московского церковного центра с зарубежными церковными центрами и патриарха Тихона с заграничными архиереями стал потом ключевым для планов обвинений со стороны советского режима в адрес Русской церкви. На нем строилось обвинение в контрреволюционной деятельности. За рубежом православный русский собор провести было можно, а в отечестве — никак. Церковь быстро попала в новое пленение. Именно оно, а даже не проблемы с путями сообщения и голод сделали невозможными новые поместные соборы.
Состояние соборности в 1921 году (как и в последующее столетие) стало следствием политики большевиков: экономической, социальной, антирелигиозной. Возрождение духа собора 1917–1918 годов в XXI веке возможно только при полном отвержении принципов большевизма и игнорировании «ценных указаний» большевистских спецслужб, абсолютно противных смыслу и духу православной соборности.