выставка фото
"О телах и других вещах. Немецкая фотография в XX веке" — так называется выставка, которую открыл Московский дом фотографии совместно с Гете-институтом и концерном Volkswagen. Сто лет немецкой истории сквозь телесную оболочку увидела ВИКТОРИЯ Ъ-МУСВИК.
"О телах и других вещах" — первая московская выставка, приуроченная к году Германии в России, поэтому на вернисаже почти все выступавшие чиновники с пафосом говорили о культурной значимости проекта, представляющего "всю немецкую фотографию" (и — шире — всю немецкую культуру) за последние сто лет упакованной в красивую философскую идею. Но и без всего этого официоза было понятно: нынешняя выставка — один из лучших проектов, показанных в МДФ за последний год.
Придумали выставку и воплотили в жизнь два немецких куратора — Клаус Хоннеф и Габриэле Хоннеф-Харлинг. Это не первый их проект в России. В прошлом году на фестивале "Мода и стиль в фотографии" мы видели их же "Тело как модель", а пару лет назад — совсем не гламурные "Фотографии, которых не было" (о людях с умственными и физическими проблемами). Нынешняя выставка, занимающая все три этажа музея, сделана отчасти в продолжение, отчасти в пику предыдущим, но замысел у нее гораздо более глобальный. Ни много ни мало показать историю немецкой фотографии через работы более чем полсотни авторов, среди которых знаменитые Эрвин Блюменфильд, Рауль Хаусманн, Август Зандер, Ласло Мохой-Надь, Бренд и Хилла Бехер. Многие из работ — винтажи, и это делает нынешнюю выставку именинами сердца для каждого любителя фотографии.
Эта столетняя история разворачивается не как связанное, хронологическое повествование "от Ромула до наших дней", кажущееся по нынешним временам безнадежно архаичным, а сквозь призму модной эстетической концепции. Такой идеей на этот раз стала телесность в ее самых разных проявлениях. Исторические катаклизмы прошедшего столетия показаны через изображения тела. Все снимки поделены на восемь групп — например, таких: "Классическое тело", "Поврежденное тело" или "Дрессированное тело". Поражение немцев в первой мировой, крушение веры в традицию и гармонию человека и мира показаны через человеческие типы Августа Зандера, пестики и тычинки Карла Блоссфельда и Альберта Ренгера-Патча, дворцы из стекла и бетона Вернера Мантца (как знак отчуждения тела от архитектурного окружения) и обломки античных статуй Герберта Листа (как символ распада античного идеала телесности). Фашизм и Третий рейх — естественно, "деформированное тело": атлеты Лени Рифеншталь и марширующие под знаменами со свастикой колонны Макса Элерта. Ну и, конечно, современность с ее размытостью границ между телом и миром, глобализацией и манипуляциями реальностью массмедиа представлена обнаженкой Хельмута Ньютона и беснующейся толпой Андреаса Гурски.
Здесь можно было бы скривить губы и порассуждать о тривиальности темы: дескать, телесностью в виде каких-нибудь тела как улики или тела города за последние десять-пятнадцать лет, как кажется, не занимался только ленивый. Но уж больно хорошо Клаус Хоннеф знает материал и все эти модные клише, уж больно тонко он раскрывает тему. Здесь нет дешевого пафоса навязших в зубах рассуждений об освобожденной женской телесности (хотя проект удачно использует некоторые идеи феминистской теории), нет легковесности художественного жеста без какого бы то ни было содержания. Несмотря на присутствие большого количества голых тел, нет в "Телах и других вещах" и эпатажа, спекуляций на тему эротики, порнографии, секса, этих словечек, которыми человек обозначает страх перед собственным телом.
Зато есть приглашение самостоятельно поразмыслить, что значит иметь тело. Одетое и без одежды. Красивое и не очень. Молодое и старое. Зажатое каменными глыбами небоскребов или нежащееся среди зеленой травки под светящим солнышком. Поэтому трогательное, тактично показанное морщинистое тело обнаженной старушки Херлинде Кельбль шокирует сильнее, чем юноша Вольфганга Тилманса, мочащийся чуть ли не в камеру. И оказывается вдруг, что приглашение к такому размышлению, предельно личному, интимному, важно и для западной культуры с ее взглядом на тело как на вместилище социальных и политических идей (недаром выставка вызвала всю гамму рецензий в Берлине и Праге), и для нашей, многие десятилетия считавшей и продолжающей считать, что иметь тело — то ли грех, то ли досадная ошибка природы.