В издательстве Common place вышел сборник «Феминистский самиздат. 40 лет спустя», приуроченный к юбилею альманаха 1979 года «Женщина и Россия» — первого и главного документа советского подпольного феминизма
Фото: Common place
Фото: Common place
У советского государства были сложные отношения с идеей освобождения женщины и еще более сложные — с практикой. После 1920-х с их эмансипаторной риторикой и довольно радикальными социальными экспериментами наступил консервативный поворот сталинской эпохи. Затем начался период двусмысленный: официально позднесоветское государство провозглашало равноправие, гордилось известными женщинами с «неженскими» профессиями (Фурцева, Терешкова, Лиознова) и противопоставляло себя в этом отношении капиталистическому Западу. На деле этот феминизм носил довольно декоративный характер, властные иерархии были умеренно патриархальными, а само общество — патриархальным до крайности. Ни о равных карьерных возможностях, ни о защите материнства, ни о других вполне элементарных вещах на деле не было и речи. Обычно считается, что новый, противостоящий официозному феминизм пришел в Россию только к 1990-м, а по-настоящему расцвел в 2010-е. Задача книги — доказать, что это не так.
Ее основу составляет переиздание альманаха «Женщина и Россия» — по сути, главного документа феминистского протеста в советской истории. Альманах этот не то чтобы забыт: он хорошо известен специалистам по диссидентскому движению, но из поля зрения современного, ориентированного на западные образцы феминизма он как бы выпал. Поэтому у книги, составленной поэтессой Оксаной Васякиной, культурологом Сашей Талавер и историком Дмитрием Козловым,— не только архивная, но и в своем роде политическая задача. Почти половину ее составляют статьи молодых активисток и исследовательниц. Их цель — нечто вроде переизобретения генеалогии, установка связи с забытыми бабушками русского феминизма.
«Женщина и Россия» была актом двойного протеста. С одной стороны — против советской системы. С другой — против правил, принятых в самом нонконформистском движении. В диссидентской и андерграундной среде к идее женского освобождения относились так же, как и ко всем левым идеям: видели в ней часть лживой советской идеологии. Наперекор официальной риторике равноправия среда эта пестовала особый патриархальный блеск: презрение к бабам было частью образа нонконформиста. Женщины составляли изрядную часть рабочей силы андерграунда (печатников и распространителей самиздата), но по-настоящему важными фигурами в нем они становились либо как участники супружеских тандемов, либо в виде парадоксального исключения — особенных женщин, говорящих на равных с мужчинами.
Именно это и попробовали изменить создательницы «Женщины и России»: превратить женские вопросы в главные, женские голоса — в громко и внятно звучащие. Все они происходили из среды ленинградского андерграунда. Идеолог альманаха, поэтесса и художница Татьяна Мамонова, участвовала во многих подпольных выставках. Соредакторы — прозаик Наталия Малаховская и философ Татьяна Горичева — были из группы вокруг журнала «37». Примерно к этому же кругу принадлежала поэтесса и диссидентка Юлия Вознесенская, оттуда же была и Елена Шварц. В том, что Шварц — автор великий, в конце 1970-х никто особо не сомневался, она была как раз из тех немногих исключений. Но здесь это исключение получает новый контекст.
Вопрос контекста в «Женщине и России» едва ли не самый интересный: что должно быть в «журнале для женщин о женщинах» (так написано на титульном листе), какого рода тексты и какого рода темы? В альманахе видно, как формат изобретается на глазах: между текстами нет слишком тесной спайки, но нет и противоречия. Написанный Малаховской милитантный анализ гендерных отношений в советском быту стоит рядом с мистическим эссе Горичевой о духовной встрече с Богоматерью как пути к принятию собственной женственности, письмо-хроника Вознесенской из женской тюрьмы — с невероятно изящными переводами Шварц индийской поэтессы XII века Акки Махадеви, очерк Мамоновой об опыте советского роддома как подлинном аде — с ее же нежной лирикой. Некоторые из текстов «Женщины и России» и сейчас производят очень сильное впечатление, другие кажутся немного наивными, но интереснее всего их взаимодействие: идея женского журнала возникает не только как вызов, но и как эксперимент.
Тираж альманаха составлял десять экземпляров. Шесть переплела Мамонова — специальной машинкой, четыре — Малаховская, гвоздем. Один из этих четырех через французское консульство попал в Париж, был немедленно переведен, издан по-французски и вызвал ажиотаж в западной прессе. Так кружковая затея обрела европейский масштаб, создательницами альманаха плотно заинтересовался КГБ, и уже в следующем году Мамонову, Малаховскую и Горичеву выслали из СССР. В эмиграции они сделали еще пару совместных проектов и постепенно разошлись во взглядах. Короткая история советского подпольного феминизма на этом кончилась.
цитата
Как это рождалось?
В страданиях —
как рождается человек!
Как это стало прекрасным?
через печаль —
как лицо человека.
Как пришла к этому?
босиком —
как приходят в возлюбленный город.
Как нашла это? —
трудно —
как находят друзей
как нашла вас
читающих эти строки!
(Татьяна Мамонова. Преамбула к альманаху)
цитата
Но он <мужчина> и не заметил, что возникает — и уже возникла — материнская семья. Что женщины — независимо от образования, от социального и материального положения — стремятся избавиться от своих пьяниц-мужеи?. Что там, где мужчина еще не изгнан из семьи, он вместе с обязанностями теряет и все свои права, и главное из них — право воспитывать детеи?, право на их любовь, право оказывать непосредственное влияние на грядущее поколение. Мужчина перестает быть отцом, оставаясь лишь производителем. Чаще всего семья рушится не оттого, что новая любовь затмевает старую, а оттого, что дети просят мать избавить их от такого отца.
Мужчине все еще легко и приятно — но уже немного неуютно. Бессознательно он уже ощущает свою неполноценность, ущербность, какую-то недостаточность. Человеческое общество, общество матереи? и детеи?, изгоняет его от себя. Его свобода нависает над ним дамокловым мечом. И никогда дети, воспитанные человеком инои? природы, не примут обратно блудного отца. Они создадут иную жизнь, в которои? не будет места отцовскому скотству.
(Наталия Малаховская. «Материнская семья»)
«Феминистский самиздат. 40 лет спустя». Common place