выставка фото
Выставка парижского музея Сюлли "Сфотографировать войну в Алжире" — 158 иллюстраций к самым непопулярным страницам новейшей французской истории — полное дежавю для русского глаза. Из Парижа — АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ.
В отличие от американцев, к месту и не к месту поминающих Вьетнам, французы не любят говорить о войне в Алжире. История до сих пор слишком болезненна. Представьте себе, как это выглядело осенью 1954-го, когда впервые заявил о себе FNL — Фронт национального освобождения.
О каком освобождении могла идти речь? Алжир уже сто с лишним лет был Францией (с таким же основанием могли бы взбунтоваться нормандцы или савояры). Три французских департамента, более миллиона европейцев, обитателей французской Африки в третьем и четвертом поколении. Уже более века они жили по европейским законам рядом с местными — католиками, протестантами, мусульманами — и вместе с ними геройски воевали на двух мировых войнах; недаром в честь храбрости мусульманских бойцов, знаменитых harkis, построили парижскую мечеть.
Страна взорвалась в один день, соседи стали врагами, европейцев вырезали целыми семьями. Боевики нападали на маленькие гарнизоны, убивая солдат и полицейских. Мгновенно единая великая Франция треснула на Францию и Алжир — пока еще только в умах. И до 1962-го, когда это разделение стало официальным, алжирская война была постоянной болью метрополии. Она шла вдали от Парижа — за морем, но туда отправляли французских солдат и оттуда шли все менее утешительные известия. Увидеть эту войну в иллюстрированных журналах было еще возможно, но понять, что же там происходит, кто с кем и за кого воюет, не удавалось никак.
Французская официальная пропаганда — один из разделов на выставке в Сюлли. Дело было отлично поставлено, и на фронте работали фотокорреспонденты и операторы. Другой источник — более или менее профессиональные снимки, сделанные самими солдатами, воевавшими в Алжире. И наконец, работы известных фотографов, сотрудничавших с Magnum, France Presse и Paris Match.
Вот Марк Фламен, официальный летописец, сержант-фотограф третьего подразделения парашютно-десантного полка, рассказывает о военных операциях. Солдаты преследуют партизан в пустыне. Взятых в плен боевиков ведут напоказ по улице со связанными за спиной руками и с ножом в зубах. Умирает раненный в грудь офицер-парашютист. Точные и очень качественные снимки Марка Фламена выходили и в газетах, и в журналах, и отдельными книгами. А вот Марк Гранже, писаришко штабной, назначенный фотографом и ставший настоящим летописцем алжирской войны. От сержанта Гранже, в отличие от сержанта Фламена, не требовали пропаганды. Он делал технические снимки, которые прикладывали к донесениям в штаб. Убитый боевик, захваченный алжирский комиссар и его застреленный ординарец с поднятой рубашкой и вывернутыми карманами. Имена плененных партизан Беншариф, Саид Буаки в то время гремели не хуже Аслана Масхадова или Шамиля Басаева, теперь о них с трудом вспомнят историки.
Когда не надо было готовить документы, Марк Гранже снимал жизнь вокруг, вроде солдатской пьянки по случаю "ста дней до приказа" — с веселым помахиванием членами за столом и горькими рыданиями в отходняке за дверью. Фотографировал на паспорт алжирских женщин из окрестных деревень, удивляясь, какой ненавистью полны их глаза. Старуха воет в комендатуре: над ее дочерью надругались солдаты на блокпосту. Мать прячет детей: по улице с зачисткой идет патруль. Бьют ногами пастуха: говори, куда ушли бандиты.
Журналисты работали и по другую сторону фронта — в отрядах Фронта национального освобождения. Это голландец Крин Таконис ("Да кто он такой, этот Крин Таконис!" — не выдерживает рядом со мной старик с военной выправкой) или американец Дики Шапель, комично выглядящий в очках и с косичкой среди суровых моджахедов. Он только что снял расстрел французского агента, парень указал боевиков, которых спрятала мирная деревня. А рядом любительские полуслепые снимки с фигурным обрезом, собранные по домам бывших военных. Застреленные партизаны — как охотничьи трофеи под ногами у офицеров. Вот два солдата растянули за руки обнаженную девушку — ее подозревают в помощи боевикам. Сейчас ее изнасилуют, убьют и закопают.
Жестокость бойцов, бессонная ярость командиров, страх политиков и общее чувство абсолютного бессилия, полного отсутствия выхода из этой ситуации. Все новых убитых боевиков, все новых пленных снимают фотографы, а сопротивление не ослабевает. Генералы, которые выигрывают сражение за сражением, но не могут победить, на грани мятежа. Президент Де Голль проехал по стране, встреченный ненавистью и местных "черноногих" (pieds-noirs) французов и алжирцев. Одни требовали защиты, другие — независимости. "Я вас понял!" — сказал он и тем и другим и пошел на полумеры: поставить во главе уроженца Алжира, пообещать амнистию боевикам, провести референдум и принять конституцию. Все было напрасно. Война в Алжире приближалась к Франции, напоминая теперь о себе взрывами бомб на парижских улицах.
В 1962 году Франция предоставила Алжир собственной судьбе, получив взамен правых заговорщиков из OAS сотни тысяч эмигрантов, европейцев и алжирцев, бежавших от мгновенно вспыхнувшей и не закончившейся до сих пор резни. Их сыновья и внуки, наполняя парижские пригороды, ведут теперь войну за то, чтобы стать настоящими французами.
Остается вспомнить, что в Алжире мы поддерживали повстанцев, представляя события не по фоторепортажам французских колонизаторов, а по страницам "Моджахеддина" — органа свободного Алжира, показанного в последнем зале Сюлли. Хотелось бы знать, каким экспонатом завершится когда-нибудь подобная выставка в Москве.