«Въезд Ленина в Россию удался»
Какое задание кайзера не выполнил Ленин
Как свидетельствовала секретная переписка между российским правительством и его зарубежными представителями, в апреле 1917 года существовал реальный и вполне благовидный способ для срыва германской операции по возвращению в Россию самого радикального отечественного политика — Ленина. Однако к нему так и не прибегли. Мы продолжаем восстанавливать закулисную историю Первой мировой войны на основе поразительных, но незаслуженно забытых документов (начало см. «Ему самому и всему английскому кабинету было совершенно непонятно»).
«В качестве пояснительного материала,— писал кайзер Вильгельм II (на фото — в центре) о Ленине и его соратниках, считая их обычными агитаторами-пацифистами,— им могли бы быть даны “Белые книги”, другие опубликованные нами документы»
Фото: Getty Images
«В качестве пояснительного материала,— писал кайзер Вильгельм II (на фото — в центре) о Ленине и его соратниках, считая их обычными агитаторами-пацифистами,— им могли бы быть даны “Белые книги”, другие опубликованные нами документы»
Фото: Getty Images
«Это 40-й и 41-й взрывы»
Шифротелеграммы российских представителей свидетельствовали, что идеи американского президента были сочтены правительствами Великобритании, Франции, России и Италии подозрительными и несвоевременными и их просто проигнорировали. Зато германские власти гораздо более определенно отреагировали на предложение Вудро Вильсона всем воюющим странам заключить «мир без победы», выдвинутое во время его выступления в Сенате 22 января 1917 года (здесь и далее события за рубежами России датируются по новому стилю, внутрироссийские — по старому). В Берлине решили, что речь президента — очередное проявление слабости Северо-Американских Соединенных Штатов (САСШ), имевших незначительные по размерам и возможностям армию и военно-морской флот, и подготовили для Вильсона крайне неприятный ответ.
Для полной и окончательной победы Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии, как считало германское командование, недоставало лишь одного — прекращения поставок оружия, товаров, продовольствия и сырья из нейтральной Америки их истощенным войной врагам. Достижения этой цели немцы с начала мировой войны добивались самыми разнообразными способами. К примеру, с помощью диверсий. 14 января 1917 года посол России в Вашингтоне действительный статский советник Г. П. Бахметьев сообщал в Петроград:
«Произошел взрыв на заводе Канадской Компании, где изготовлялось значительное число русских снарядов, и потери дошли, как говорят газеты, до 17 миллионов долларов».
Чтобы понять, насколько велики были убытки американских фирм и их заказчиков от диверсий, достаточно сказать, что в тот момент холостому дипломату на светский образ жизни в американской столице вполне хватало 150 долларов в месяц.
«На другой день,— указывалось в том же сообщении,— на заводе Дюпонта, где у нас также исполняются большие заказы, взлетели на воздух 4000 фунтов пороха. Причины расследуются, и хотя, согласно газетам, есть сильное подозрение на злонамеренное покушение, вероятно, дело как-нибудь заглохнет, как и все предыдущие. С начала войны это 40-й и 41-й взрывы, и ни в одном случае виновников не было обнаружено».
Еще более действенным способом прекращения поставок из Соединенных Штатов были подводные лодки, топившие и захватывавшие суда с грузами для противников Германии. И 26 января 1917 года германский посол в Вашингтоне граф Иоганн Генрих фон Бернсдорф доверительно сообщил военному советнику Вильсона полковнику Эдуарду Хаузу, что «подводная война начнется с новым рвением и упорством, как только откроется весенняя кампания».
А в официальном документе, переданном Бернсдорфом 31 января 1917 года, говорилось:
«Мое правительство с радостью отложило бы подводную блокаду, если бы оно могло это сделать.
Но это было совершенно невозможно ввиду сделанных приготовлений, которые не могли быть отменены. Мое правительство полагает, что подводная блокада очень скоро покончит с войной… и просит президента продолжать его усилия к достижению мира, а мое правительство откажется от подводной блокады, как только станет очевидным, что усилия президента приведут к миру, приемлемому для Германии».
Президент Вильсон и его окружение сочли германский ответ на мирные предложения беспрецедентным дерзким вызовом Соединенным Штатам.
«Наши военные подготовления,— говорил президент Вильсон (на трибуне),— должны как можно меньше препятствовать исполнению нашей обязанности — весьма полезной для нас обязанности — снабжать нации, уже воюющие с Германией»
Фото: FPG / Hulton Archive / Getty Images
«Наши военные подготовления,— говорил президент Вильсон (на трибуне),— должны как можно меньше препятствовать исполнению нашей обязанности — весьма полезной для нас обязанности — снабжать нации, уже воюющие с Германией»
Фото: FPG / Hulton Archive / Getty Images
«Всегда действовал самовластно»
«До меня,— сообщал Бахметьев в секретной телеграмме в Петроград 2 февраля 1917 года,— дошло из хорошо осведомленного источника, что Президент решил ничего не предпринимать, пока не будут установлены все меры для охраны американских интересов в Германии в случае разрыва и пока он не отдаст себе отчета, чего именно требует от него американский народ; последнее можно считать только предлогом для промедления, так как он всегда действовал самовластно, не только не следуя течению общественного мнения, но весьма часто идя прямо наперекор ему».
Рупор общественного мнения — пресса требовала от Вильсона дать достойный ответ зарвавшимся немцам. Но одновременно выполнить обещание, которое он давал перед избранием на второй срок в 1916 году: ни при каких условиях не вступать в войну. И президент ловко переложил ответственность на видных однопартийцев.
«Решение,— писал 3 февраля 1917 года российский посол,— было принято Вильсоном после Совета, на который были созваны 15 наиболее влиятельных демократических сенаторов, для обсуждения трех возможных альтернатив: немедленного разрыва дипломатических сношений с Германией, отсрочки до открытого действия Германии против Правительства С.А.С. Штатов и посылки новой объяснительной ноты с предупреждением...
Только два сенатора поддержали последние две альтернативы, и Президент Республики согласился с большинством».
Дипломатические отношения с Германией были разорваны, и ее противники, казалось бы, должны были быть счастливы. Командование американской армии подтвердило данные еще в 1915 году обещания увеличить вдвое поставки военных материалов союзникам после того, как Соединенные Штаты откажутся от нейтрального статуса.
«Крозиер,— докладывал Бахметьев 10 февраля 1917 года,— продолжает оставаться во главе Артиллерийского Управления и не только не изменил этого взгляда, но на этих днях категорически подтвердил его приехавшему за справками по этому вопросу представителю Моргана».
Имевшие в Вашингтоне немало осведомителей немцы без промедления получили эту же информацию и приступили к нейтрализации возникшей опасности. Представлявшее их интересы посольство Швейцарии напомнило американским властям, что никто не отменял заключенные в 1795 и 1799 годах Пруссией и Соединенными Штатами договоры, которыми регламентировались отношения в случае начала между ними войны. И немцы попытались затеять долгую переписку о применении этих правил в новых условиях.
Другим способом оттянуть момент объявления войны стало предложение Германии начать новые переговоры для урегулирования возникших разногласий. При этом немецкие подлодки продолжали топить шедшие через Атлантику торговые суда, включая американские.
И к удивлению противников Германии, скоро выяснилось, что восполнять растущие день ото дня потери от немецкой подводной блокады стало крайне затруднительно: Соединенные Штаты запретили продажу судов всем странам без исключения.
Союзники ожидали, что положение изменится после выступления Вильсона в Конгрессе 26 февраля 1917 года. Но он лишь объявил о «вооруженном нейтралитете» и попросил законодателей выделить средства для оснащения орудиями и пулеметами американских торговых судов. Объявления войны не последовало и после инаугурации президента на второй срок. Никак не повлияли на позицию Вильсона и сообщения о революции в России.
Зато мало-помалу начались консультации о выделении американских кредитов для противников Германии. Вначале речь шла о разрешении выпустить в Соединенных Штатах облигации британских и французских займов. Но затем началось обсуждение выделения трем странам общего кредита колоссального для того времени размера — от $1 млрд до $3 млрд.
К тому времени Великобритания, оплачивавшая до тех пор все собственные заказы в Америке и почти все заказы своих союзников, находилась на грани полного финансового истощения. В январе 1917 года, например, появилась информация, что британское правительство собирается отдать в залог банкам едва ли не самое ценное, что у него было в Северной Америке,— Канадскую железнодорожную сеть. Так что Великобритания отошла от края финансовой пропасти, и это расценивалось в Лондоне как настоящая победа.
Гигантские американские кредиты союзникам, по существу, перечеркивали планы Германии довести ее противников до экономического краха. Но немцы не были бы немцами, если бы у них не было запасного плана на случай любого изменения ситуации.
«Привлечь Японию к этому плану»
«Надо иметь в виду, что кампания в пользу мира давно всячески поддерживается германским Правительством и германофилами»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Надо иметь в виду, что кампания в пользу мира давно всячески поддерживается германским Правительством и германофилами»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
26 февраля 1917 года посольство Великобритании в Вашингтоне передало в Государственный департамент перехваченную и раскодированную британской военно-морской разведкой шифротелеграмму германского министра иностранных дел посланнику Германии в Мексике.
«Он,— докладывал 2 марта 1917 года в Петроград посол Бахметьев,— предлагает Мексике вооруженный союз против С.А.С. Штатов с обещанием финансовой поддержки и возвращения утерянной территории Новой Мексики, Техаса и Аризоны. Посланнику поручается сообщить это Каранце (мексиканский диктатор Венустиано Карранса.— "История"), как только будет уверенность в войне с С.А.С. Штатами, и предложить ему по собственной инициативе постараться привлечь Японию к этому плану».
Некоторые наблюдатели сочли передачу этого документа американцам уловкой англичан, старавшихся как можно быстрее вовлечь Соединенные Штаты в войну. И даже сомневались в подлинности послания.
Но в Берлине, где не знали, каким образом текст попал к обнародовавшему его Вильсону, искали того, кто мог способствовать утечке сверхсекретной информации.
И некоторые видные правительственные чиновники лишились своих постов.
«Японский Посол,— сообщал Бахметьев,— послал в печать энергичное опровержение и уверенность, что его Правительство ни под каким видом не обратило бы внимания на подобное предложение, будучи связано с другими Державами договорами и общими интересами, и, кроме того, из доброй дружбы с С.А.С. Штатами».
А мексиканскому диктатору сурово разъяснили, что правительство Соединенных Штатов убеждено, что он никогда не пойдет на вооруженное выступление против очень мощного соседа.
Однако в запасе у германского руководства оставался еще один план действий, для проведения которого в жизнь была подготовлена надежная основа. Ослабить сопротивление неприятельских стран можно было с помощью пропаганды, внушая измученному тяготами войны вражескому населению, что затянувшуюся и никчемную бойню следует просто прекратить.
В датированном 12 декабря 1916 года обзоре российской политической разведки говорилось:
«Надо иметь в виду, что кампания в пользу мира давно всячески поддерживается германским Правительством и германофилами…
Целью Германии является воздействие на мирно настроенные элементы среди союзников.
Такие элементы, несмотря на замалчивание их деятельности в печати и цензурой, существуют во всех странах Согласия».
Самым слабым звеном в цепи союзных держав в то время стала Россия, истерзанная экономическим кризисом и утопавшая в революционной неразберихе. Хватало в ее столице и противников войны, причем занявших после свержения царского строя высокие посты в новом руководстве страны. 1 марта 1917 года Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов выдвинул лозунг «Долой войну!». А вслед за тем Временное правительство фактически заявило, что хочет мира без аннексий и контрибуций.
«Здесь,— писал из Вашингтона в Петроград поверенный в делах России статский советник К. М. Ону,— особенно смущены толкованием слов "мир без аннексий и контрибуций", а именно подразумевается ли под термином аннексии воссоединение Эльзаса и Лотарингии с Францией, освобождение сербских областей Боснии и Герцеговины, армянских областей Малой Азии и т. д. или же нет.
Столь же смущает здесь вопрос "контрибуции", так как право на "вознаграждение" Бельгии, северной Франции и других разоренных областей почитается здесь несомненным».
Но представители Великобритании и Франции внятно объяснили новым российским министрам, что финансовая помощь союзников, без которой любое правительство в Петрограде рухнет в считаные дни, неотделима от продолжения войны. И немцы приступили к поиску более надежных и управляемых пропагандистов мира. Благо Временное правительство 2 марта 1917 года объявило амнистию для тех, кто при прежнем строе считался врагом государства, и позволило тем из них, кто законными и незаконными способами эмигрировал, вернуться в Россию.
МИД России 27 марта 1917 года предписал главам дипломатических представительств:
«Благоволите оказывать самое полное содействие всем русским политическим эмигрантам к возвращению на родину. В случае надобности снабдите их в пределах необходимой экономии средствами к возвращению и на путевые расходы. Если возникает вопрос, какие кредиты отнести на эту надобность, сделайте заем в местном банке и счет сообщите Министерству. Означенное указание сообщите к руководству и исполнению, при самом предупредительном отношении к эмигрантам, подведомственным Вам Консульским установлениям».
При этом, правда, в эмигрантской среде возникло острое недовольство, почему бывшим политическим преступникам, включая боевиков-террористов, предоставляются такие льготы, а уголовникам и скрывшимся за границей от призыва в армию — нет.
«Скрытно углубить противоречия»
В Германии без промедления решили воспользоваться ситуацией и помочь с переездом в Россию и финансированием будущей деятельности самым радикальным пацифистам. Германские представители в нейтральных странах приступили к поиску подходящих кандидатов с помощью своей агентуры в русской революционной эмигрантской среде. А прекрасно известный как германским властям, так и всем европейским социалистам Александр Парвус сам вызвался оказать им помощь. Он незамедлительно отправился из нейтральной Дании в Берлин и в высоких кабинетах упорно доказывал, что лучшая кандидатура — живущий в Швейцарии В. И. Ульянов, он же Н. Ленин.
«Парвус (на фото) служит посредником между Германским Правительством и нашими большевиками»
«Парвус (на фото) служит посредником между Германским Правительством и нашими большевиками»
Германские чиновники колебались, ведь у Парвуса была, мягко говоря, неоднозначная репутация. А личность Ленина не могла не вызывать сомнений — этим конфликтным и не склонным к компромиссам социалистом вряд ли можно было успешно управлять как проводником дела мира. Но у германских руководителей возникла другая идея. Наиболее четко ее сформулировал германский посол в Дании граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау в телеграмме в МИД Германии от 2 апреля 1917 года:
«Мы непременно теперь же должны искать пути для создания в России возможно большего хаоса.
Для достижения этой цели нам следует избегать всякого заметного извне вмешательства в ход русской революции. По моему мнению, нам необходимо, напротив, сделать все возможное, чтобы исподволь и скрытно углубить противоречия между умеренными и крайними партиями, ведь мы наиболее заинтересованы в том, чтобы последние одержали верх, ибо тогда переворот станет неизбежным и обретет формы, которые должны потрясти основы русской империи. Даже если умеренное направление осталось бы у руководства, я не мог бы, честно говоря, поверить в переход к нормальным отношениям без тяжелых конвульсий. Несмотря на это, по моему мнению, в наших интересах оказывать предпочтение крайним элементам, ибо вследствие этого будет проведена более основательная работа и скорейшее завершение дела. По всей вероятности, через какие-нибудь три месяца в России произойдет основательный развал и в результате нашего военного вмешательства будет обеспечено крушение русской мощи».
Однако на пути Ленина в Россию стояло непреодолимое препятствие. Союзники вскоре после объявления политической амнистии заявили Временному правительству, что не намерены пропускать через свою территорию тех, кто может любым образом навредить обороноспособности стран Согласия. Тех, кто внесен в национальные и международные военные контрольные списки.
А неоднократно желавший поражения своему правительству Ульянов-Ленин состоял едва ли не в каждом из них.
И потому путь из Швейцарии в Россию в обход Германии — через Францию, Великобританию, Норвегию, Швецию и Финляндию, входившую в состав России,— был для него закрыт.
Для Ленина и его соратников не без труда согласовали между различными немецкими ведомствами проезд через Германию в Швецию. Причем последней инстанцией, давшей разрешение на поездку революционеров с дипломатическими, по сути, привилегиями — без досмотра, проверок документов и с номинальным сопровождением — был Вильгельм II. Кайзер не очень вникал в суть дела и, решив, что речь, как и в случае с другими странами, идет об отправке пропагандистов-пацифистов, приказал:
«В качестве пояснительного материала им могли бы быть даны "Белые книги", другие опубликованные нами документы».
Российские представители в Швейцарии подготовку ленинской группы к отправке и сам ее отъезд откровенно проморгали.
Позднее, оправдываясь в просчете, они писали, что слежка за эмигрантами была затруднена из-за увольнения по приказу Временного правительства всех состоявших прежде при диппредставительствах агентов охранного отделения. А дипломаты и осведомительные агенты не могли ничего выяснить ввиду того, что полиция и другие швейцарские государственные службы крайне затрудняли им любую деятельность по сбору информации.
«Он действует в полном соответствии»
Их коллеги в Швеции сработали гораздо профессиональней. 14 апреля 1917 года (по новому стилю) посол России в Стокгольме тайный советник А. В. Неклюдов сообщил в Петроград:
«Вчера приехал и здесь остановился Ленин и еще несколько эмигрантов пораженческого лагеря из Швейцарии. Проезд через Германию был устроен для них стараниями швейцарского социалиста Фрицом Блаттенном (так в тексте; правильно — Платтен.— "История"), который провожал их до Стокгольма. В Стокгольме Ленин и оставшийся пока здесь Радек совещались вчера с крайними отщепенцами социалистической Шведской партии, уверяя их, что через 2 недели они вернутся с другими товарищами, дабы встретить в Стокгольме Германских уполномоченных, а может быть, и французских, и начать переговоры о мире.
«В Стокгольме Ленин и оставшийся пока здесь Радек совещались вчера с крайними отщепенцами социалистической Шведской партии» (на фото — Ленин с соратниками в Стокгольме)
Фото: РИА Новости
«В Стокгольме Ленин и оставшийся пока здесь Радек совещались вчера с крайними отщепенцами социалистической Шведской партии» (на фото — Ленин с соратниками в Стокгольме)
Фото: РИА Новости
Проезд и похвальбы Ленина с товарищами очень взволновали здешних Латышских и Эстонских бывших эмигрантов...
Латыши и Эстонцы утверждают, что Ленин обладает большим красноречием и замечательною ораторскою способностью, почему они боятся его влияния на союз рабочих и солдатских депутатов в пораженческом смысле».
В тот же день был предложен и способ, позволявший под благовидным предлогом не пустить Ленина в Россию. В голодной и холодной Германии свирепствовала эпидемия кори. И по данным, полученным осведомительными агентами, только в Берлине было 30 тыс. заболевших. А в Швеции для приезжающих из Германии не вводилось никаких ограничительных мер. Неклюдов намекал, что можно было бы в карантинных целях закрыть въезд для тех, кто проехал через германскую территорию.
Но пока телеграмму с этим предложением расшифровали, пока обсудили, Ленина уже торжественно встречали в Петрограде.
21 апреля 1917 года Верховное главнокомандование германской армии отправило в МИД сообщение руководителя германской военной разведки в Швеции:
«Штейнвакс 17 апреля 1917 г. телеграфирует из Стокгольма: въезд Ленина в Россию удался. Он действует в полном соответствии с тем, к чему стремится».
От ленинской организационной и пропагандистской деятельности у членов Временного правительства в считаные дни появилась тяжелая головная боль. А вскоре они в полной мере осознали, кто извлек максимальную выгоду из возвращения политических эмигрантов. Из разных стран прибывало все больше старых и новых приверженцев Ленина, причем имевших опыт агитационной и подпольной работы.
И маргинальная в масштабах России большевистская партия начала расти как на дрожжах.
В ответ Временное правительство резко ограничило финансирование процесса возвращения политэмигрантов. А страны Согласия увеличили плату за проезд через свою территорию и на своих судах. Но немцы тут же предложили для россиян, желающих покинуть нейтральные страны, очень дешевые билеты на поезда через Германию в Швецию. На родине с легкой руки прессы всех возвратившихся таким путем именовали «немецкими агентами», и у них не оставалось никакого другого выбора, как присоединиться к большевикам.
Затем Временное правительство потребовало согласовывать с Петроградом каждое разрешение на въезд в Россию. А вскоре из посольства в Вашингтоне в российский МИД сообщали:
«Ваше предписание соблюдать циркуляр, требующий сношений с Петроградом для выдачи проходных свидетельств на въезд в Россию, создает здесь сильное раздражение среди многочисленной русской колонии, многие члены которой желают вернуться поработать на пользу обновленной Родины.
В Посольство поступают петиции, покрытые многочисленными подписями.
Состоялись митинги протеста в Сан-Франциско и Канаде. Донесения Консулов указывают на чрезмерную суровость данного циркуляра, особенно сильно бьющего рядового русского крестьянина-земледельца, ушедшего на заработки за океан».
Так что в итоге Временное правительство, стремившееся ограничить количество прибывающих в страну сторонников Ленина, добилось лишь расширения рядов своих недругов. Причем не только из числа соотечественников.
В Лондоне из-за отсутствия возможности продолжить путь в Россию по правильному, с точки зрения союзников, маршруту застряли десятки тысяч эмигрантов. Они толпами осаждали российское посольство и британские государственные учреждения, требуя отправки и пособий на жилье и питание. А в свободное от этих занятий время слонялись по городу, вызывая страшное раздражение у скудно питавшихся и потерявших друзей и близких на фронте лондонцев, называвших их дармоедами и дезертирами. Ведь от предложенной им в качестве альтернативы возвращению в Россию записи в британскую армию они долго и упорно отказывались.
Недовольство Россией и ее правительством в Великобритании выросло настолько, что поверенный в делах России в Лондоне статский советник К. Д. Набоков докладывал в Петроград, что «не в силах побороть отрицательного отношения здешнего общественного мнения к тем людям призывного возраста, которые уклоняются от службы в войсках».
«В настоящее время находится в Берлине»
Отношения союзников портили и те факторы, которые, казалось бы, должны были их сближать.
2 апреля 1917 года президент Соединенных Штатов выступил в Конгрессе и потребовал объявить Германии войну. Сам он потом утверждал, что все время от момента разрыва отношений до вступления страны в войну переживал «агонию неуверенности». Но злые языки утверждали, что Вильсон сознательно тянул время, ожидая, когда американцев, включая его оппонентов-республиканцев в Конгрессе и Сенате, серьезно разозлят сообщения об ущербе экономике и гражданам страны, наносимом германской тотальной подводной войной. Чтобы объявление войны выглядело как единственно возможный и притом вынужденный выбор президента и чтобы оно не сказалось на уровне его популярности.
Российский посол в Вашингтоне Г. П. Бахметьев 3 апреля 1917 года сообщал в Петроград об основных положениях речи Вильсона:
«Дисциплина в армии подорвана, и на фронте фактическое перемирие» (на фото — братание русских и немецких солдат)
Фото: МАММ МДФ
«Дисциплина в армии подорвана, и на фронте фактическое перемирие» (на фото — братание русских и немецких солдат)
Фото: МАММ МДФ
«Первым шагом должна быть поставка флота в полную боевую готовность и увеличение войск по крайней мере на 500 000 человек... К этому Президент добавил: "Мы должны постоянно иметь в виду, что наши военные подготовления должны как можно меньше препятствовать исполнению нашей обязанности — весьма полезной для нас обязанности — снабжать нации, уже воюющие с Германией, теми запасами, которые они могут получить только от нас или чрез наше посредство. Они сражаются, и нам следует всеми способами помогать им"».
И вскоре от громких слов о гигантской помощи союзникам правительство Соединенных Штатов начало переходить к делу. 23 апреля 1917 года поверенный в делах России в Вашингтоне К. М. Ону докладывал в Петроград:
«Билль об открытии кредита в 3 миллиарда долларов союзникам, как вероятно, пройдет сегодня в Конгрессе и завтра будет утвержден Президентом. Этот билль дает широкие полномочия Министру Финансов в вопросе о распределении кредита между союзниками и определенно устанавливает основания и условия открытия кредитов. Министр Финансов в частной беседе со мною... подчеркнул, что вопрос о распределении кредита еще не решен, и намекнул, что нам легче добиться увеличения кредита для России свыше 500 миллионов долларов, нежели изменения условий сделки».
Однако, несмотря на все теплые слова и обещания, принципы распределения кредитов и заказов между союзниками американцы согласовали только с британской и французской делегациями.
А российские представители были ознакомлены с уже готовой схемой. Главное ее положение, как писал Ону 3 мая 1917 года, гласило:
«Каждый заказ Союзников, имеющий быть помещенным в Америке и имеющий быть оплаченным из кредитов, предоставленных Америкой, должен сначала поступать на обсуждение Лондонской между-союзнической комиссией, в состав коей войдут и делегаты С.А.С. Штатов. Эта Комиссия в соответствии с общими целями войны и с потребностями Союзников будет устанавливать, нужен ли данный заказ, и в утвердительном случае определять вопрос приоритета помещения его в Америке. Товарищ Министра Финансов объяснил, что эта система предоставляет преимущества по сравнению с решением этих вопросов здесь на месте, так как в Америке трудно издали правильно оценить общие нужды европейской войны».
Но согласованные комиссией заказы попадали в созданный правительством Соединенных Штатов орган, который единолично определял, какой производитель, по какой цене и в какие сроки будет их выполнять. По существу, американское правительство сформировало мощнейший рычаг для давления на союзников. И Россия вскоре узнала об этом на собственном и очень неприятном опыте.
С марта 1917 года Временное правительство и представительства России во многих странах получали из разных источников сообщения о том, что в Великом княжестве Финляндском едва ли не ежечасно усиливаются сепаратистские настроения. Причем есть группы, которые для ускорения отделения от России готовы к диверсиям и терактам. Все это так же хорошо было известно и в Соединенных Штатах.
Однако американские власти твердо настаивали на том, чтобы $75 млн из выделенных России кредитов были в той или иной форме потрачены на нужды Финляндии.
Возвращать деньги после ее практически неминуемого отделения предстояло России.
Не лучше складывалась ситуация и с межсоюзнической комиссией в Лондоне. Американцы упорно не назначали в ее состав своего представителя, и неприятные столкновения из-за объемов и очередности выполнения заказов за океаном были практически неизбежны. Главенствующую роль в комиссии играли британские и французские представители, которых, чтобы хоть что-то получить, нередко поддерживали итальянцы. Так что, по сути, у союзников появилась возможность держать русское военное командование и Временное правительство за горло.
Правительства стран Согласия были крайне возмущены отсутствием дисциплины в русских войсках, их массовым нежеланием воевать и братанием солдат с немцами и австрийцами. Они считали, что благодаря этому Германия имеет возможность перебрасывать крупные силы на Западный фронт и наносить урон английским и французским войскам. И потому упорно настаивали на обязательном и массированном наступлении российской армии летом 1917 года.
В июне наступление началось, и в этот момент, как писали в то время, ленинцы нанесли удар в спину русской армии. Многие соратники Ленина были арестованы, а сам он успел скрыться. Принято считать, что вождь большевиков прятался в шалаше в Разливе. Но в одном из найденных нами секретных в те годы документов говорилось: «Ленин в настоящее время находится в Берлине».
(Окончание следует)