24 октября исполняется 50 лет со дня смерти Ричарда Хофштадтера — блестящего историка и интеллектуала, объяснившего, почему теории заговоров составляют неотъемлемую часть американской политической истории и как антиинтеллектуализм связан с демократией. Мы перечитали книгу «Антиинтеллектуализм в американской жизни», за которую Хофштадтер получил Пулитцера в 1964 году, и выбрали оттуда мысли о том, как тяжело быть умным
Фото: Bernard Gotfryd/wikipedia.org
Фото: Bernard Gotfryd/wikipedia.org
1
Отчасти трагедия интеллектуала состоит в том, что то, что он больше всего ценит в себе и своей работе, и то, за что его ценит общество, довольно разные вещи.
2
Для реакционного уха любой намек на критику привилегированных классов всегда звучал как первый выстрел революции.
3
Если и есть что-то более опасное для жизни ума, чем отсутствие самостоятельного пристрастия к идеям, то это чрезмерное пристрастие к какой-то одной конкретной и ограниченной идее.
4
Интеллектуалы, вопреки фантазиям борцов за культуру, почти никогда не подрывают общество в целом. Но интеллектуал всегда противостоит чему-то: угнетению, обману, иллюзиям или догмам, которые попадают под его пристальное внимание и становятся объектом разоблачения, возмущения или насмешек.
5
Сегодня к интеллекту относятся враждебно — как к форме власти или привилегии.
6
Бедная та голова, которая не может найти благовидного предлога, чтобы делать то, что хочет сердце.
7
Интеллектуализм, хотя и ни в коем случае не монополизированный сомневающимися, часто становится последним прибежищем для скептиков.
8
Фундаменталистский ум по сути своей манихейский; он представляет мир как арену для борьбы между абсолютным добром и абсолютным злом, а потому презирает компромиссы (кто пойдет на компромисс с сатаной?) и не терпит неопределенности.
9
Если интеллектуал ловит себя на том, что он в чем-то слишком уверен, он тут же начинает искать нестыковки. Смысл интеллектуальной жизни не в обладании истиной, а в поиске новых серых зон.
10
Мы настолько хорошо научились усваивать новое, что само восприятие его стало привычным — «привычкой к новому». Вчерашний авангардный эксперимент — это сегодняшний шик и завтрашнее клише.
11
Историческую гордость западных интеллектуалов в новое время составляет тот факт, что из всех классов, которые можно было бы назвать привилегированными, они единственные демонстрировали последовательную заботу о благосостоянии классов, находящихся ниже их по социальной лестнице.
12
Интеллектуалы могут жить ради идей, но не должны позволять себе жить ради одной, не должны доходить до одержимости или комичности. Хотя история знает примеры фанатиков, которых можно назвать интеллектуалами. Но фанатизм — это брак породы, а не ее сущность.
13
Встретиться лицом к лицу с чистым и безоговорочным злом — это, без сомнения, редкая роскошь.
14
Интеллект нужно понимать не как альтернативу другим человеческим достоинствам, за которую приходится платить непомерно высокую цену, а скорее как дополнение, без которого они не могут полностью реализоваться.
15
По-настоящему творческий ум никогда не бывает так одинок, как в те моменты, когда он пытается быть общительным.
16
Интеллект нельзя назвать ни практичным, ни непрактичным — он внепрактичен.
17
Антиинтеллектуализм в той или иной форме и степени присутствует в большинстве обществ; в одном он принимает форму узаконенных убийств, в другом — студенческих бунтов, в третьем — цензуры, в четвертом — расследований в Конгрессе.
18
Как и в случае с погоней за счастьем, погоня за истиной сама по себе приносит удовлетворение, хотя результат ее чаще всего ускользает от нас.
19
В любое время одним из основных критериев оценки общественных настроений является то, склонны ли благополучные люди психологически идентифицировать себя с властью и достижениями успешных людей или с потребностями и страданиями обездоленных.
20
Интеллект опасен. Предоставленный сам себе, он пересмотрит, проанализирует и поставит под сомнение вообще все.