ОТЦЫ С АНДРЕЕМ КОЛЕСНИКОВЫМ
Моя трехлетняя дочь Маша никогда не была в цирке, но уже несколько лет очень х
Моя трехлетняя дочь Маша никогда не была в цирке, но уже несколько лет очень хотела попасть туда. Несколько раз она была близка к этому. Но ее родители в последний момент предпринимали все необходимые усилия для того, чтобы поездка в цирк именно в этот день оказалась невозможной.
И вот наконец Маша оказалась в цирке. Чего она ожидала от него? Безусловно, чего-то важного в своей жизни. Она придавала визиту в цирк явно преувеличенное значение. Как только мы поднялись по ступенькам Цирка на Цветном бульваре и вошли в двери, она истошно закричала:
— Я в цирке!
Другие мальчики и девочки косились на нее с демонстративным недоумением и старались делать вид, что ничего особенного не происходит. Возможно, посещение цирка было для них таким же привычным делом, как и поход в библиотеку. Не знаю. И вот мне уже казалось, что они ни много ни мало обходят ее стороной. Мою дочь, про которую трехлетний Денис в детском саду с гордостью говорит, что она его жена, здесь обходили стороной! А сама она при этом считает своим мужем Кирюшу. А Никиту в этом проекте вообще никто не рассматривает всерьез.
Так вот, мы вошли, значит, в цирк и сразу увидели слона. Я-то, честно говоря, оторопел. Дело в том, что большой серый пыльный слон, идущий рядом с тобой по коридору, вообще-то редкость для меня.
Маша кивнула слону как старому знакомому, и я лишний раз подумал о том, что надо бы воспринимать мир попроще и допускать, что с тобой в любой момент может произойти любая неожиданность. То есть надо бы равняться в этом смысле на нее.
Между тем это машинальное движение души моей дочери не осталось незамеченным. К ней сразу подбежал фотограф и, на всякий случай заискивающе улыбнувшись мне, спросил ее:
— Девочка, хочешь сфотографироваться со слоном?
— Да,— тут же ответила Маша.
Заручившись ее поддержкой, фотограф уже довольно нагло посмотрел на меня и сказал:
— С вас 300 рублей.
— А не много? — на всякий случай спросил я.
Он не успел ответить.
— Нет, папа,— ответила Маша.— Мало.
— Две фотографии,— пожал плечами фотограф,— 10 на 15. Нормально. Со слоном же. Может за ухо его подержать. Он не укусит.
— Да он шевельнется, и от нее ничего не останется,— раздраженно сказал я.
Я понимал, что вряд ли они, конечно, держат тут такого слона, который шевелится, когда дети хватают его за ухо. Так я на самом деле думал. Но просто мне не нравился этот фотограф.
— Вы что, папа? — посмотрел на меня фотограф.— Вы не знаете, с кем имеете дело. Этот слон будет стоять, как фарфоровый.
На ум ему пришло, конечно, странное сравнение.
— Но на всякий случай вы, конечно, станете рядом с ребенком,— добавил фотограф.
Мы подошли к слону. Я взял Машу на руки, она схватила слона за ухо и дернула что было сил. Я замер. Но слон, по-моему, даже не заметил нашего присутствия. Фотограф нажал на кнопочку.
— Слон, ты плохой,— вдруг обиженно сказала Маша.
— Почему он плохой? — спросил я, но ту же и сам понял. На самом деле для слона, как выяснилось, все это переживание тоже не прошло даром. В результате он пукнул. Представляете, что бывает, когда пукает слон? Запахло жареным.
— Папа,— спросила Маша, когда мы отошли на безопасное расстояние,— а если я опять возьму слона за ухо, он опять пукнет?
— Да, моя девочка,— сказал я,— поэтому больше мы к слону никогда подходить не будем.
И мы пошли в зал. Началось представление, и оказалось, что деликатная тема в этот вечер еще вовсе не исчерпана. Один клоун забавы ради начал на арене раздевать другого. В итоге клоун оказался в центре арены в одних блестящих трусах. Он медленно и с удовольствием поворачивался вокруг своей оси. У него был мощный загорелый торс. Его-то он, наверное, и стремился продемонстрировать публике.
Но его торжество продолжалось недолго. Маша смотрела-смотрела на него, а потом с недоумением прошептала:
— А трусы?
Ее, конечно, никто, кроме меня, не услышал. А она обращалась, как оказалось, именно к клоуну. И выждав еще несколько секунд, звонким детским голосом прокричала уже на весь цирк:
— А трусы?!
Взрослые и дети начали хохотать. Большинство, наверное, решило, что это так и надо, что моя Маша — "подстава". Но клоун-то знал, что она не "подстава". Он еще раз медленно обернулся вокруг своей оси и начал всматриваться в зал. В душе этот парень, я уверен, был стриптизером. И Машин крик донесся до самых потаенных уголков его души. Если бы она крикнула еще раз, он бы, возможно, снял трусы.
Но она этого не сделала. Хорошая девочка.
И вот наконец Маша оказалась в цирке. Чего она ожидала от него? Безусловно, чего-то важного в своей жизни. Она придавала визиту в цирк явно преувеличенное значение. Как только мы поднялись по ступенькам Цирка на Цветном бульваре и вошли в двери, она истошно закричала:
— Я в цирке!
Другие мальчики и девочки косились на нее с демонстративным недоумением и старались делать вид, что ничего особенного не происходит. Возможно, посещение цирка было для них таким же привычным делом, как и поход в библиотеку. Не знаю. И вот мне уже казалось, что они ни много ни мало обходят ее стороной. Мою дочь, про которую трехлетний Денис в детском саду с гордостью говорит, что она его жена, здесь обходили стороной! А сама она при этом считает своим мужем Кирюшу. А Никиту в этом проекте вообще никто не рассматривает всерьез.
Так вот, мы вошли, значит, в цирк и сразу увидели слона. Я-то, честно говоря, оторопел. Дело в том, что большой серый пыльный слон, идущий рядом с тобой по коридору, вообще-то редкость для меня.
Маша кивнула слону как старому знакомому, и я лишний раз подумал о том, что надо бы воспринимать мир попроще и допускать, что с тобой в любой момент может произойти любая неожиданность. То есть надо бы равняться в этом смысле на нее.
Между тем это машинальное движение души моей дочери не осталось незамеченным. К ней сразу подбежал фотограф и, на всякий случай заискивающе улыбнувшись мне, спросил ее:
— Девочка, хочешь сфотографироваться со слоном?
— Да,— тут же ответила Маша.
Заручившись ее поддержкой, фотограф уже довольно нагло посмотрел на меня и сказал:
— С вас 300 рублей.
— А не много? — на всякий случай спросил я.
Он не успел ответить.
— Нет, папа,— ответила Маша.— Мало.
— Две фотографии,— пожал плечами фотограф,— 10 на 15. Нормально. Со слоном же. Может за ухо его подержать. Он не укусит.
— Да он шевельнется, и от нее ничего не останется,— раздраженно сказал я.
Я понимал, что вряд ли они, конечно, держат тут такого слона, который шевелится, когда дети хватают его за ухо. Так я на самом деле думал. Но просто мне не нравился этот фотограф.
— Вы что, папа? — посмотрел на меня фотограф.— Вы не знаете, с кем имеете дело. Этот слон будет стоять, как фарфоровый.
На ум ему пришло, конечно, странное сравнение.
— Но на всякий случай вы, конечно, станете рядом с ребенком,— добавил фотограф.
Мы подошли к слону. Я взял Машу на руки, она схватила слона за ухо и дернула что было сил. Я замер. Но слон, по-моему, даже не заметил нашего присутствия. Фотограф нажал на кнопочку.
— Слон, ты плохой,— вдруг обиженно сказала Маша.
— Почему он плохой? — спросил я, но ту же и сам понял. На самом деле для слона, как выяснилось, все это переживание тоже не прошло даром. В результате он пукнул. Представляете, что бывает, когда пукает слон? Запахло жареным.
— Папа,— спросила Маша, когда мы отошли на безопасное расстояние,— а если я опять возьму слона за ухо, он опять пукнет?
— Да, моя девочка,— сказал я,— поэтому больше мы к слону никогда подходить не будем.
И мы пошли в зал. Началось представление, и оказалось, что деликатная тема в этот вечер еще вовсе не исчерпана. Один клоун забавы ради начал на арене раздевать другого. В итоге клоун оказался в центре арены в одних блестящих трусах. Он медленно и с удовольствием поворачивался вокруг своей оси. У него был мощный загорелый торс. Его-то он, наверное, и стремился продемонстрировать публике.
Но его торжество продолжалось недолго. Маша смотрела-смотрела на него, а потом с недоумением прошептала:
— А трусы?
Ее, конечно, никто, кроме меня, не услышал. А она обращалась, как оказалось, именно к клоуну. И выждав еще несколько секунд, звонким детским голосом прокричала уже на весь цирк:
— А трусы?!
Взрослые и дети начали хохотать. Большинство, наверное, решило, что это так и надо, что моя Маша — "подстава". Но клоун-то знал, что она не "подстава". Он еще раз медленно обернулся вокруг своей оси и начал всматриваться в зал. В душе этот парень, я уверен, был стриптизером. И Машин крик донесся до самых потаенных уголков его души. Если бы она крикнула еще раз, он бы, возможно, снял трусы.
Но она этого не сделала. Хорошая девочка.