|
Песня варяжской трубки |
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Каждый аппарат после установки абоненту приносил Эрикссону больше 200% годовых |
Короли имперских трубок
Как гласит официальная история фирмы, поставки телефонного оборудования в Россию компания Ларса Магнуса Эрикссона начала в 1881 году. Первый русский заказ стал настоящим перстом судьбы для предприятия механика-самоучки, только за два года до этого собравшего свои первые телефоны. Однако настоящий дождь из золотых рублей обрушился на фирму в последнее десятилетие XIX века. В 1893 году она получила заказ на установку телефонной станции в Киеве, затем в Харькове и Ростове.
Объем заказов вырос настолько, что фирма решила наладить производство телефонов и телефонных принадлежностей в России. К этому же решению подталкивала Эрикссона и таможенная политика императорского правительства, сделавшая невыгодной поставку в Россию оборудования из-за границы. И в 1897 году в Санкт-Петербурге на Васильевском острове была открыта телефонная фабрика Эрикссона. Но шведы все-таки слукавили — все самые важные детали аппаратов продолжали производить в Стокгольме.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Фабрика телефонных фабрикатов Л. М. Эрикссона в Петербурге превосходила головное предприятие в Стокгольме не только размерами, но и объемами сбыта продукции |
Питерский "Эрикссон", например, славился самыми квалифицированными рабочими, которых завлекали зарплатой пусть и немного, но большей, чем на других заводах. Скопление в одних стенах пролетариев, обученных грамоте, правда, привело к созданию марксистских кружков. Но очень скоро революционные агитаторы поняли, что в основном имеют дело с перерожденцами — представителями рабочей аристократии. Лев Троцкий потом клеймил выращенных в стенах завода Эрикссона соглашателей и оппортунистов. Работали изменники пролетарского дела безукоризненно.
"Производительность этого завода была вполне достаточна для значительного производства,— говорилось в письме фирмы советскому правительству в 1921 году.— Так, в свое время на этом заводе работало 2500 чел. рабочих, 400 мастеров, заведовавших рабочими и служащими, а также около 50 инженеров.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Завод Эрикссона изготовлял для империи не только телефонное и сигнальное оборудование, но и кадры рабочей аристократии |
Конкуренты — заводы Сименса и Гейслера — отставали практически безнадежно. В наиболее успешном для "Эрикссона" 1916 году на заводе работали 3450 человек и было собрано 127 тыс. телефонов. На национализированных заводах Сименса собиралось лишь около 20 тыс. аппаратов, а у Гейслера — немногим более 43 тыс.
Массовое производство позволяло снижать издержки и цены. И потому фирма Эрикссона без особых хлопот получала все новые и новые заказы. В 1898 году она изготовила часть оборудования для первой в России междугородной телефонной линии Санкт-Петербург--Москва. А в 1900 году поставила телефонные станции для Казани, Риги и Тифлиса.
Не менее успешной была и маркетинговая политика фирмы в России. Ее представители смогли заключить очень выгодные договоры об эксклюзивной поставке телефонной продукции в Харьков, Ростов, Казань, Саратов, Самару, Астрахань, Омск, Томск и Нижний Новгород. Во время русско-японской войны фирма быстро наладила производство полевых телефонов и коммутаторов и получила доступ к сладкому пирогу военных заказов.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Битву за Питер "Эрикссон" проиграл вчистую. Концессию получила городская управа, а реконструкцию телефонных сетей северной столицы по проекту, разработанному Русским обществом электриков, немцы-чиновники отдали на откуп соотечественникам — фирме Гейслера. Чтобы получить московский телефонный бизнес, Эрикссону в который раз пришлось искать высокопоставленных покровителей. Единственной представительницей Скандинавии в русских правящих кругах была вдовствующая императрица Мария Федоровна, ранее — датская принцесса Дагмара, которая не только имела склонность к проведению разного рода коммерческих операций, но и обладала значительным влиянием на своего безвольного сына — императора Николая II.
Ни для кого не было секретом, что благодаря Марии Федоровне никому доселе не известные датские фирмы в обход всех существующих правил получали звание поставщика императорского двора. А датские товары контрабандно ввозились в Россию на судах, принадлежавших царской семье. Именно поэтому ход, сделанный "Эрикссоном" в борьбе за московскую телефонную сеть, оказался беспроигрышным. Фирма образовала смешанное Шведско-датско-русское телефонное акционерное общество, которое и получило концессию на эксплуатацию сети в Москве.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Привязав проблему долга к вопросу о заключении межгосударственного договора, шведы получили в союзники полпреда РСФСР Платона Керженцева |
Правда, своевременно сдать станцию в эксплуатацию не удалось. Как писал тогда тот же журнал, "назначенное на 6 августа открытие новой телефонной станции шведско-датско-русского телефонного Общества временно отложено за неприбытием из-за границы машин, необходимых для оборудования станции". Официальное открытие станции состоялось годом позже — 30 октября 1904 года.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Железный Феликс предпочитал организовывать прослушивание телефонов без участия потенциальных шведских шпионов |
Росту сети, как в свое время и фабрики Эрикссона, помогал точный выбор стратегии продаж. Смешанное общество сделало ставку не на мужчин, а на женщин. Беллу пришлось уйти из России не столько из-за его морально устаревшей техники, минусы которой неустанно отмечали конкуренты. Он проиграл из-за того, что рекламировал телефон как средство для бизнеса и устанавливал аппараты в конторах и учреждениях. Эрикссон предложил дамам средство общения на расстоянии и выиграл, несмотря на высокую абонентскую плату: 63 руб. 20 коп. в год за индивидуальный номер (квалифицированные рабочие и мелкие клерки получали тогда 20-30 руб. в месяц, а врачи — по 50-60 руб.), за коллективный телефон — 79 руб. и за телефон в учреждении — 102 руб. 70 коп. Если расстояние от центральной станции до телефона абонента превышало 3 версты, то абонент платил дополнительно 5 руб. за каждые 100 саженей. За дополнительный аппарат взимались еще 30 руб. в год. Отнюдь не дешевыми были и звонки из таксофонов — каждый обходился в 10 коп.
Все это приносило "Эрикссону" баснословные прибыли. Средняя абонентская плата составляла 75 руб. в год. Из них затраты фирмы составляли 24 руб. Так что доход с одного абонента до уплаты налогов равнялся 51 руб.— больше 200% годовых! При этом общество ежегодно увеличивало клиентскую базу. До первой мировой войны в Москве появилось 12 подстанций, и в 1916 году число абонентов перевалило за 60 тыс. По количеству телефонов на душу населения Москва переплюнула даже торговую столицу Германии — Гамбург.
Вот только срок концессии Шведско-датско-русского телефонного акционерного общества близился к завершению. Но, судя по всему, в тот момент это не слишком расстраивало фирму "Эрикссон".
Ходоки-неудачники
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Постоянно растущие финансовые аппетиты фирмы "Эрикссон" помешали ей получить от советской власти концессию на московскую телефонную сеть |
Во время начавшейся в 1915 году кампании по борьбе с немецким засильем питерский завод Эрикссона лишился своих немецких инженеров и акционеров. А вслед за этим, хотя шведы этого никогда и не признавали, из числа акционеров стали исчезать и они сами. Существует версия, что перед октябрем 1917 года завод уже полностью принадлежал русским предпринимателям.
В случае с московской телефонной сетью шведы сыграли еще тоньше. "В 1917 г.,— сообщали советскому правительству в 1921 году члены правления компании 'Эрикссон' из Стокгольма,— была образована смешанная комиссия для определения стоимости московской сети. Русские участники этой комиссии установили ее стоимость в 24 317 352 зол. руб. Шведские установили — 34 000 000 зол. руб. Соглашение было достигнуто суммой 50 000 000 шведских крон, каковая сумма должна была быть выплачена наличными деньгами с процентами с 1 января 1917 года, с какого времени русское правительство приняло сеть в свое ведение согласно концессионному договору".
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| На заводе "Красная заря" многие десятилетия бережно хранили станки, рабочих и технологию работы, доставшиеся в наследство от Эрикссона |
До 1921 года никаких реальных рычагов давления на Москву у шведов не было. И лишь после появления в Стокгольме полпреда РСФСР Платона Керженцева для компании забрезжил лучик надежды. Полпред добивался полномасштабного признания красной России, и шведы тут же увязали этот вопрос с расплатой по царским долгам. "Если вы называете себя русским правительством, платите по долгам русского правительства",— настаивали они.
При этом в "Эрикссоне" решили извлечь из ситуации максимальную выгоду. В счет были включены не только долги за московскую сеть, но и компенсация за петроградский завод, небольшую московскую телефонную фабрику и консигнационный склад, что добавило к 50 млн крон еще 26 млн. Стоимость питерского предприятия была определена по конторским книгам. Но большевики даже не стали обсуждать это, по их мнению, безосновательное требование. Тогда "Эрикссон" объявил, что хочет вернуть вложенные в петроградскую фабрику 15,5 млн золотых рублей. Однако и эту постановку вопроса в Москве нашли беспочвенной и бестактной. Почему правительство должно кому-то возвращать средства, которые давным-давно вернулись в виде прибыли?
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Собственно, "Эрикссон" с самого начала переговоров не скрывал, что его главная цель — не взыскание долгов, а возврат собственности. Хотя бы на условиях образования смешанного шведско-советского общества. В одном из писем в Москву руководство фирмы соблазняло советское перспективой получения гигантских прибылей от эксплуатации телефонных сетей. Но понимание оно нашло только в полпредстве РСФСР в Стокгольме и Наркомате иностранных дел.
"Ввиду того, что фирма 'Эриксон' занимает первое место в группе шведов, имеющих к нам претензии, тот или иной результат этих переговоров окажет большое влияние как на вопрос о претензиях шведов к нам, так и на судьбу русско-шведского договора вообще.
Считаю необходимым, чтобы НКИД в Москве принял ближайшее участие в переговорах. Если путем концессионным или другими соглашениями удастся скинуть 'Эриксона' со счетов, то это, конечно, будет очень существенным моментом в переговорах с Шведпра",— говорится в письме Керженцева в Москву.
Замнаркома иностранных дел Максим Литвинов немедленно известил высшее хозяйственное руководство страны о позиции своего ведомства:
"Если бы нам удалось договориться с фирмой к полному ее удовлетворению, то этим было бы устранено одно из главных препятствий к установлению вполне нормальных отношений со Швецией. Чрезвычайно важно, чтобы 'Эриксон' в случае соглашения с нами дал подписку о том, что он отказывается от всех старых претензий к Российскому правительству. Прошу держать меня в курсе переговоров с означенной фирмой".
Однако единственным союзником НКИДа оказался Наркомат почт и телеграфов. Его руководителям было безразлично, кто именно и как займется восстановлением старых и строительством новых междугородных телефонных линий, а также эксплуатацией городских сетей. Главное, чтобы они заработали. Чиновники Наркомпочтеля подсчитали, что требуется построить 18 междугородных линий протяженностью 10,5 тыс. верст. А также в разы увеличить число телефонов в 42 крупных городах. К примеру, только в Казани — с 1746 до 12 000. Свое мнение они сообщили Совету труда и обороны:
"Участие Акц. О-ва Л. М. Эриксон в той или иной форме в эксплуатации Петроградского завода, по мнению Народного комиссариата почт и телеграфов, допустимо и желательно. Вместе с тем НКПиТ находит возможным предоставление шведскому капиталу новых телефонных концессий".
На первых порах, осенью 1922 года, двум наркоматам удалось убедить в своей правоте главных хозяйственников страны. И в ходе обсуждений в Москве вырисовывался компромиссный вариант: передать телефонные сети и заводы в концессию смешанному обществу с участием "Эрикссона" на 40-50 лет и заплатить ему по претензиям до 100 млн крон из прибыли этого общества. Но при условии вложения шведами в это общество "соответствующего количества наличных денег в твердой валюте".
Шведы, естественно, недоумевали. Они считали, что вкладывать деньги в оборотный капитал должны русские. Образовалась пауза в переговорах, чем не преминули воспользоваться противники соглашения. Главным из них было правление Электротехнического треста, куда входил бывший завод компании "Эрикссон", переименованный в "Красную зарю".
Член правления Жуков писал: "По существу предложения фирмы 'Эриксон' я принужден дать категорически отрицательный отзыв, по крайней мере в отношении передачи проектируемому Обществу какой-либо производственной единицы из числа входящих в Трест по следующим соображениям.
Наши заводы в период времени 1919-1921 годов почти бездействовали, и выпуск был фактически ограничен лишь удовлетворением острой потребности фронтов в имуществе связи, и в это время со стороны как фирмы 'Эриксон', так и другой какой-либо иностранной фирмы мы не имели никакого содействия или помощи, и даже к нам не поступало какое-либо предложение в этом отношении. В настоящее время, когда мы с большими затруднениями и путем напряженного труда преодолели препятствия, встретившиеся на пути к восстановлению нормального производства на наших заводах, мы не находим необходимым и не считаем целесообразным ни с хозяйственной, ни с политической точки зрения передавать наши обновленные и восстановленные производственные единицы иностранному капиталу, хотя бы и замаскированному под видом смешанного общества.
Производительность наша достигает в последнее время 50% довоенной производительности. Наши производственные ресурсы с избытком покрывают имеющийся в настоящее время спрос на внутреннем рынке на все виды имущества малого тока, и наши затруднения состоят отнюдь не в недостаточной производительности наших заводов, а в исключительно ограниченном спросе на телефонное имущество. Впрочем, и в этом отношении по мере восстановления хозяйственной жизни страны замечается непрерывное улучшение.
Дальнейшее препятствие, которое мы встречали на пути к развитию производительности наших заводов, состояло в тех импортных тенденциях, которые имелись в некоторых ведомствах: произведенные в период 1921 года и отчасти 1922 года закупки имущества слабого тока за границей фактически воспрепятствовали нам развивать производство некоторых фабрикатов на наших заводах".
А в феврале 1923 года, когда представители фирмы приехали для продолжения переговоров в Москву, их категорически отказался принять председатель Главконцесскома Георгий Пятаков.
"Ставя Вас об этом в известность,— писал он в НКИД Литвинову,— считаю необходимым сообщить Вам, что Московскую телефонную станцию мы Эриксону не дадим, а в заводы могли бы пустить только на началах смешанного общества с нашим безусловным преобладанием, так как заводы эти постепенно и неуклонно улучшают свою работу и есть все основания полагать, что без Эриксона мы обойдемся.
Если по политическим соображениям Вам желательно, чтобы я Эриксона принял, то прошу Вас сообщить мне об этом письменно, и я скажу тогда, что принимаю его по требованию НКИД".
Тем временем шведы, вместо того чтобы договариваться, лишь осложнили ситуацию. Их претензии в результате пересчета к марту 1923 года выросли до 112,5 млн крон. Кроме того, "Эрикссон", не обращая внимания ни на какие экономические и социальные резоны, настаивал на том, чтобы абонентская плата за телефон соответствовала дореволюционному уровню. После этого договариваться с ними не хотел уже никто.
Формальным поводом к завершению переговоров стало мнение силовых структур. ОГПУ, по поручению Феликса Дзержинского внимательно следившее за ходом переговоров, сочло нежелательным переход под иностранный контроль столичной телефонной станции — по антишпионским соображениям.
А Реввоенсовет СССР сообщил заинтересованным ведомствам:
"Электротрест заводов слабого тока по приказу РВСР за #1767-1923 г. признан базой электропроизводства, а Московская центральная телефонная станция является во время мобилизации и войны крайне важным орудием связи, а посему сохранение их всецело в руках государства имеет большое политическое значение, и возможная передача таких предприятий Акционерному обществу затрагивает интересы военной связи.
Ввиду изложенного Реввоенсовет СССР считает передачу иностранной фирме как завода б. 'Эриксон', так и Московской центральной телефонной станции совершенно нежелательной, в особенности имея в виду, что этим были бы поставлены под серьезную угрозу интересы обороны Союза Республик".
Никаких движений с обеих сторон больше не последовало, и в 1925 году Наркомпочтель констатировал, что переговоры с фирмой "можно считать законченными".
Партнер третьестепенной важности
Дальнейшие отношения СССР и фирмы "Эрикссон" напоминали дружбу поневоле — контакты возобновлялись лишь тогда, когда у одного из партнеров возникала в том острая необходимость. С началом мирового экономического кризиса "Эрикссон" в поисках заказов вновь обратил свой взор на СССР. В 1930 году фирма изготовила для Москвы районную АТС. А на вооружении Красной армии появились радиостанции "Эрикссон".
С конца 50-х произведенное по лицензии "Эрикссона" оборудование в СССР стала поставлять Югославия. Случались и прямые поставки. Так, перед московской Олимпиадой нужда в современном оборудовании заставила СССР обратиться к фирме за помощью. Но до конца существования советского государства фирма "Эрикссон" так и не стала тем, чем была в России начала XX века.