«В разгар злостных нападок на наше правительство»

95 лет назад, 17 июля 1925 года, в ходе борьбы с «эпидемией подлогов», как называли эту ситуацию в Кремле, было опубликовано интервью народного комиссара по иностранным делам СССР Г. В. Чичерина, в котором описывались многочисленные случаи фальсификации доказательств подрывной деятельности советского руководства в ближнем и дальнем зарубежье. Но насколько обоснованно обвиняли Сталина и его окружение? И зачем Западу потребовались примитивно сфабрикованные улики?

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«О воздержании от антибританской политики»

«Несколько дней тому назад,— говорилось в интервью Г. В. Чичерина,— в разгар злостных нападок на наше правительство со стороны господствующей части иностранной прессы и со стороны отдельных членов некоторых правительств, я выступил с заявлениями, имевшими целью пролить истинный свет на политику Советского Союза и опровергнуть ряд ложных утверждений враждебных нам элементов. Поставив себе основной целью выяснение действительной сущности нашей политики, я оставил без упоминания одно из типичнейших явлений настоящего времени, характеризующих противостоящий нам политический лагерь. Я говорю о вошедших в систему подлогах, превратившихся в ремесло.

Это есть составная часть кампании лжи и клеветы, ведущейся против СССР его противниками и сделавшейся в настоящее время особенно ожесточенной».

Казалось бы, закаленные в бесконечных внутрипартийных конфликтах и склоках большевики могли не обращать никакого внимания на нападки буржуазных политиков и прессы. Тем более что с момента прихода к власти враги регулярно обвиняли их во всех смертных грехах. Однако антисоветская кампания, которую в решении Политбюро ЦК РКП(б) от 31 декабря 1924 года назвали «эпидемией подлогов», значительно отличалась от всех предыдущих.

Отправной точкой для нее стало заключение 16 марта 1921 года российско-британского торгового соглашения, которое подписали президент Совета по торговле Великобритании сэр Роберт Хорн и нарком внешней торговли РСФСР Л. Б. Красин, одновременно являвшийся главой российской торговой делегации в Лондоне. Одним из условий прекращения британской блокады советской России и установления нормальных торговых отношений был взаимный отказ от враждебных действий:

«Чтобы каждая сторона воздерживалась от враждебных действий или мероприятий против другой стороны, равно как от ведения вне собственных ее пределов какой-либо официальной, прямой или косвенной, пропаганды против учреждений Британской империи или Российской Советской Республики, по принадлежности, в особенности же чтобы российское советское правительство воздерживалось от всякой попытки к поощрению военным, дипломатическим или каким-либо иным способом воздействия или пропаганды какого-либо из народов Азии к враждебным британским интересам или Британской Империи действиям в какой бы то ни было форме, в особенности в Индии и в независимом государстве Афганистан».

Требование полного прекращения любых форм агитации и попыток экспорта революции в британские колонии, и прежде всего в «жемчужину короны» — Индию, а также в другие государства, где Великобритания имела особые интересы, содержалось и в письме, переданном Хорном Красину после подписания соглашения:

«Советское правительство в своих публичных заявлениях и в своей официальной печати не делало тайны из того, что главнейшей целью проводимой им в последнее время политики являлось свержение британского владычества в Индии…

Правительство Его Величества имеет весьма веские основания предполагать, что одной из главнейших целей советского правительства при переговорах его с правительством Афганистана было обеспечение себе способов нарушения мира в Индии через Афганистан».

В письме говорилось и о том, что советское правительство снабжает оружием и боеприпасами племена на британской стороне афгано-индийской границы. Кроме того, в документе упоминался советский центр подготовки индийских революционеров:

«В Ташкенте установлена передовая база для работы в Индии, с политическим департаментом и военно-техническим центром; тут преподается революционная тактика всем индийцам, прибывающим в Ташкент откуда бы то ни было. Эмиссары этой группы уже были отправлены в Индию через Афганистан».

Месяц спустя, 18 апреля 1921 года, нарком иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерин поручил Красину заявить Хорну:

«С момента подписания соглашения мы сделаем все возможное для предотвращения, в особенности в местностях, упоминаемых Хорном, всего, что могло бы вызвать враждебные действия, или пропаганду, или поддержку таких действий против британских интересов, как это предусмотрено договором. Мы слишком высоко ценим наши вновь установленные отношения с Великобританией и всемерно стремимся к установлению мира и торговли. В особенности представителям и агентам в Афганистане даны инструкции о воздержании от антибританской политики».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Вести дело, конечно, архиконспиративно»

Различные взаимные претензии из-за враждебных действий в последующие месяцы возникали не один раз. Но правительство РСФСР неизменно заверяло, что не имеет никакого отношения к действиям созданного в 1919 году Коммунистического интернационала, объединявшего революционные партии и движения и направлявшего их деятельность. Причем несмотря на то, что руководящие органы Коминтерна находились в Москве, а его основателем по праву считался председатель Совета народных комиссаров РСФСР В. И. Ленин.

Однако к осени 1921 года британское правительство сочло, что революционное давление на Индию не прекращается, и 7 сентября 1921 года министр иностранных дел Великобритании лорд Джордж Керзон направил наркому по иностранным делам РСФСР ноту, в которой говорилось:

«С глубоким разочарованием правительство Его Величества должно отметить тот факт, что, хотя прошло уже 5 месяцев со времени данных г. Чичериным заверений, враждебные действия, от прекращения которых зависит успех торгового соглашения, неослабно продолжаются. Более того, правительство Его Величества имеет в своих руках неоспоримое доказательство, что предосудительные действия обязаны прямому подстрекательству со стороны советского правительства».

В ноте утверждалось:

«1 июня г. Сталин, председатель Восточного отдела III Интернационала, в своем докладе Центральному Комитету указал, что "руководящей целью Восточного секретариата во всей его работе является давление на политический авторитет капиталистических стран Западной Европы через посредство их колоний, путем дискредитирования их в глазах туземцев и вместе с тем приготовления последних к освобождению от чужестранного ига"…

5 июня г. Элиава сообщил в аналогичном отчете Центральному Комитету III Интернационала: "Естественно, что нам пришлось пойти по пути частичного компромисса, отказываясь от насильственного навязывания, и облекать истинные цели III Интернационала в национальную форму…

В 1921 г. мы уже переходим в наступление против основ капитализма в самой Индии"…

Наконец, 20 июня г. Нуартева, заведующий отделом III Интернационала, подчеркнув огромную работу, проделанную Восточным секретариатом за прошедшие полгода, заявил: "До сих пор нашей работе сильно мешала бдительность колониальных властей, но в будущем мы получим, благодаря неизбежным переменам в Персии, вполне достаточную для наших целей базу в непосредственном соседстве с Индией"».

Ко всему прочему в ноте выдвигались обвинения против советских дипломатов, способствовавших, как считало британское правительство, объединению разрозненных групп индийских инакомыслящих и ведущих деятельность против интересов Великобритании в Персии и Афганистане.

Следует заметить, что обвинения британской стороны возникли не на пустом месте. Еще 5 августа 1919 года член Политбюро и председатель Революционного военного совета республики Л. Д. Троцкий подготовил для ЦК РКП(б) план быстрой победы мировой революции:

«Один серьезный военный работник предложил еще несколько месяцев тому назад план создания конного корпуса (30 000–40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию.

Разумеется, такой план требует тщательной подготовки — как материальной, так и политической. Мы до сих пор слишком мало внимания уделяли азиатской агитации.

Между тем международная обстановка складывается, по-видимому, так, что путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии.

Наши военные успехи на Урале и в Сибири должны чрезвычайно поднять престиж Советской революции во всей угнетенной Азии. Нужно использовать этот момент и сосредоточить где-нибудь на Урале или Туркестане революционную академию, политический и военный штаб азиатской революции».

План в целом не был принят, но Ленину понравилась идея создать на Востоке базу для продвижения революции. 16 октября 1919 года он писал председателю Комиссии по делам Туркестана Всероссийского центрального исполнительного комитета и Совнаркома РСФСР Ш. З. Элиаве в Ташкент:

«В Туркестане необходимо спешно создать хотя маленькую, но самостоятельную базу: делать патроны (станки посылаем), ремонтировать воен. снаряжение, добывать уголь, нефть, железо…

Денег мы не пожалеем, пошлем довольно золота и золотых иностранных монет… Вести дело, конечно, архиконспиративно (как умели при царе работать). Оружие, связи с Америкой и с Европой, помощь народам Востока в борьбе с империализмом».

«Вымышлены, сфабрикованы и подделаны»

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Получить менее законспирированные доказательства покушения на британские интересы в Азии не составляло труда. Достаточно было собрать выступления большевистских вождей о дальнейшем ходе мировой революции. Но в ноте Керзона даже дата выступления Ленина на конгрессе Коминтерна была указана неверно. О чем в ответной ноте от 27 сентября 1921 года, естественно, написал замнаркома по иностранным делам РСФСР М. М. Литвинов.

Кроме того, в документе перечислялись и другие нелепые ошибки в британской ноте:

«Обосновывая свои обвинения, нота припутывает к делу III Коммунистический Интернационал, цитируя несколько докладов, якобы сделанных его центральному (?) комитету членами и должностными лицами российского правительства, как, например, гг. Сталиным, Элиавой, Караханом и Нуартевой».

И дело было не только в том, что у Коминтерна не существовало центрального комитета.

«Сталин,— говорилось в ноте Литвинова,— который, согласно английской ноте, якобы делал различные доклады "центральному комитету" от имени "Восточного отдела III Интернационала" в июне 1921 г. по вопросам этого отдела, никогда не имел никакого отношения ни к III Интернационалу, ни к какому-либо из его отделов и поэтому не имел случая делать приписываемых ему докладов и никогда их не делал. Действительно, Восточный отдел прекратил свое существование с осени 1920 г.

Точно так же ложна цитата, приписываемая Элиаве, который также никогда не работал для III Интернационала или в связи с ним и никогда не представлял никаких докладов "центральному комитету"…

Еще менее основательна ссылка на доклад, сделанный будто бы 20 июня Нуартевой, которого английская нота титулует "Заведующим Отделом Пропаганды при III Интернационале". Нуартева также никогда не выполнял каких бы то ни было функций для III Интернационала, и в то время не существовало никакого "Отдела Пропаганды".

Более того, Нуартева не мог делать означенного доклада или каких-либо иных в июне 1921 года по той простой причине, что он с марта месяца находится в тюрьме».

Литвинов писал и о том, что удалось обнаружить источник данных, которые легли в основу британской ноты:

«Совершенно ясно, что все доклады, речи и заявления, перечисленные в английской ноте, вымышлены, сфабрикованы и подделаны для какой-то цели… Они появились несколько времени тому назад в различных контрреволюционных русских газетах, которые также приводили множество других документов, циркуляров и писем, якобы исходящих от III Интернационала, различных советских учреждений или гг. Ленина, Троцкого, Чичерина, Литвинова, Преображенского или других русских, имеющих отношение к советскому правительству. Стараясь проследить происхождение этих подложных документов, вплоть до самых источников их, российское правительство обнаружило "Бюллетень", издававшийся в Германии под названием "Ост Информацион" анонимной группой сыщиков… Именно в этом самом бюллетене публикуется большинство подложных сенсационных документов».

Но британская сторона продолжала настаивать на том, что все сообщенное в ноте Керзона — истина. 12 ноября 1921 года наркому по иностранным делам РСФСР была направлена еще одна нота, в которой говорилось:

«Правительство Его Величества не выступало бы с этими обвинениями без предварительного длительного и основательного обследования в каждом отдельном случае источников своей информации, источников, которые, само собою разумеется, во многих случаях невозможно раскрывать».

Но в Кремле в тот момент сочли, что для страны, находящейся в тяжелейшей экономической ситуации, есть более ценные вещи, чем победа в дипломатическом споре. А потому в ноте правительства Великобритании от 8 мая 1923 года констатировалось:

«После этого произошло некоторое незначительное сокращение деятельности русских агентов в Азии, так как советские власти, очевидно, отдали себе отчет, что торговое соглашение, из которого они извлекают столь существенные выгоды, может быть поставлено под угрозу слишком неосмотрительным поведением».

Основа для будущей «эпидемии подлогов» была заложена.

«Со ссылками на ложную информацию»

Однако сокращение активности советских представителей в Азии, по мнению британского правительства, оказалось настолько малым и недолгим, что новый дипломатический конфликт был неизбежен. Поводом для него стали преследования в СССР религиозных деятелей. А к ставшим уже обычными претензиям по Индии были добавлены требования выплаты компенсаций подданным Великобритании, пострадавшим во время Гражданской войны от действий большевиков. Кроме того, в ноте лорда Керзона от 8 мая 1923 года содержалось требование прекратить аресты британских рыболовных судов в водах, объявленных советскими территориальными.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Об информации, приводившейся в качестве доказательства обоснованности претензий британского правительства по азиатским делам, в ноте говорилось:

«Легко было бы заполнить много страниц изложением этих дел, опирающихся на неопровержимые данные. Такое изложение, несомненно, вызвало бы, как это было и раньше, негодующее отрицание со стороны советского правительства со ссылками на ложную информацию и подложные документы. Правительство Его Величества не имеет намерения начать подобный спор. Оно довольствуется тем, что опирается исключительно на переписку, имевшую место за последние несколько месяцев между русским правительством и его агентами и находящуюся в распоряжении правительства Его Величества, а также на несомненно установленные акты членов самого советского правительства».

Но в ответной ноте Наркомата по иностранным делам от 11 мая 1923 года указывалось:

«К сожалению, великобританское правительство находит возможным пользоваться в официальной переписке такого рода сомнительными материалами в отношении советских республик…

Не желая своим молчанием давать повод утверждать, что российское правительство, хотя бы и косвенно, подтверждает достоверность этих фактов, оно считает нужным заявить, что приведенные британским правительством выдержки и цитаты представляют собою сочетание вымысла с тенденциозно обработанными и произвольно дополненными дешифрованными частями телеграмм».

Но главным аргументом британцев и в этом случае стала угроза санкций — разрыва торговых отношений. И правительство СССР было вынуждено принять почти все условия «ультиматума Керзона», проявив, как говорилось в советском меморандуме от 4 июня 1923 года, «бесспорную и в известном смысле беспримерную уступчивость».

Советская сторона в числе прочего обязалась прекратить любую помощь антибританским элементам в Индии и Афганистане. Но отнюдь не собиралась эти обязательства выполнять. В утвержденных 23 сентября 1923 года Политбюро ЦК РКП(б) тезисах о международном положении, подготовленных председателем Исполнительного комитета Коминтерна Г. Е. Зиновьева, говорилось:

«Недавний английский ультиматум и все, что было связано с ним, достаточно наглядно показали, как непрочна наша передышка до тех пор, пока крупные победы пролетариата в решающих странах не изменят отношение сил на мировой арене».

А 31 июля 1924 года генеральный секретарь ЦК РКП(б) И. В. Сталин писал в замечаниях к резолюциям V Конгресса Коминтерна:

«Я думаю, что пришла пора поставить вопрос о гегемонии пролетариата в освободительной борьбе таких колоний, как Индия… Дело идет о том, чтобы в таких колониях, как Индия, подготовить пролетариат к роли вождя освободительного движения, оттерев с этого почетного поста соглашательскую национальную буржуазию».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Является работой преступных личностей»

Однако после появления в Великобритании 22 января 1924 года первого лейбористского правительства индийский вопрос перестал играть основополагающую роль в советско-британских отношениях. Уже 1 февраля 1924 года новое правительство официально признало СССР, и шаг за шагом началось продвижение к заключению полноценного межгосударственного договора.

В ходе переговоров удалось договориться о самом сложном и болезненном вопросе — компенсации британским фирмам и частным лицам потерь из-за изъятия их собственности и средств в России после революции. Несмотря на то что оппозиции удалось вынести вотум недоверия лейбористскому правительству и назначить досрочные выборы на осень, 8 августа 1924 года договор был подписан, но его рассмотрение в британском парламенте постоянно откладывалось. А 24 октября 1924 года, за пять дней до назначенных досрочных выборов в парламент, министр иностранных дел Великобритании направил полномочному представителю СССР в Лондоне Х. Г. Раковскому ноту протеста против нарушения обязательств двух государств о невмешательстве во внутренние дела друг друга:

«Я имею честь обратить ваше внимание на прилагаемое письмо, полученное центральным комитетом британской коммунистической партии от президиума исполнительного комитета Коммунистического Интернационала, за подписью его председателя Г. Зиновьева от 15 сентября.

Указанное письмо содержит некоторые инструкции для британских подданных для насильственного свержения существующего строя в этой стране и к разложению вооруженных сил Его Величества как средства к основной цели».

В приложенном к ноте тексте речь шла прежде всего о ратификации советско-британского политического договора:

«Дорогие товарищи, приближается момент обсуждения английским парламентом договора, заключенного между правительством Великобритании и СССР, с целью его ратификации. Бешеная кампания, поднятая британской буржуазией вокруг этого вопроса, показывает, что большинство таковой вместе с реакционными кругами идет против договора с целью сорвать соглашение, укрепляющее узы между пролетариатом обеих стран и ведущее к восстановлению нормальных сношений между Англией и СССР. Пролетариат Великобритании, который произнес свое веское слово, когда угрожала опасность разрыва прежних переговоров, и заставил правительство Макдональда заключить договор, должен проявить величайшую энергию в дальнейшей борьбе за ратификацию и против попыток британских капиталистов заставить парламент аннулировать договор».

Но и подготовке пролетарской революции в Великобритании в том же тексте отводилось немалое место:

«Вооруженной борьбе должна предшествовать борьба против склонности к компромиссу, которая внедрена в большинстве британских рабочих, против идеи эволюции и мирного уничтожения капитализма. Только тогда можно будет рассчитывать на полный успех вооруженного восстания…

Военная секция коммунистической партии, насколько нам известно… страдает от недостатка специалистов, будущих руководителей британской красной армии.

Пора вам подумать относительно создания такой группы, которая вместе с вождями смогла бы быть, в случае активной забастовки, мозгом военной организации партии. Просмотрите внимательно список военных ячеек, выделите из них наиболее способных и энергичных людей. Обратите внимание на более талантливых военных специалистов, которые по той или иной причине оставили службу и придерживаются социалистических взглядов. Привлеките их в ряды коммунистической партии».

На следующий день, 25 октября 1924 года, Раковский в ответной ноте писал:

«Не только содержание, но и заголовок, и подпись на документе определенно доказывают, что он является работой преступных личностей, недостаточно знакомых с конструкцией Коммунистического Интернационала. В циркулярах Коммунистического Интернационала (которые можно встретить в прессе, ибо деятельность его не является тайной) он никогда не обозначается как "Третий Коммунистический Интернационал" — по той простой причине, что никогда не было первого или второго Коммунистического Интернационала. Подпись является такой же неуклюжей подделкой».

Советское правительство предлагало:

«Для устранения всяких сомнений в подложном характере упомянутого документа и имея также в виду серьезные последствия, которые подделка могла бы иметь для обеих стран, сов. прав. настойчиво и категорически предлагает передать установление того факта, что так называемое письмо Коминтерна от 15 сентября является подделкой, беспристрастному третейскому суду».

Но было поздно. В тот же день «письмо Зиновьева» опубликовала британская печать, а на состоявшихся четыре дня спустя выборах большинство избирателей проголосовало за противников улучшения отношений с СССР — кандидатов от Консервативной партии. А 21 ноября 1924 года новый министр иностранных дел Великобритании Джозеф Остин Чемберлен сообщил советскому постпреду, что советско-британский политический договор аннулирован.

Советское руководство, доказывая свою правоту, предъявило все собранные доказательства прибывшей в Москву делегации британских профсоюзов, которая затем единогласно подтвердила, что письмо, приписываемое Зиновьеву, сфабриковано.

Еще одним подтверждением этого в СССР считали фактический отказ британского правительства от третейского суда.

А 21 декабря 1924 года последовал советский ответ на выдвинутую британским правительством версию появления этого текста.

«На заседании нижней палаты,— говорилось в ноте Раковского Чемберлену,— имевшем место 10 декабря, министр внутренних дел заявил, что доказательства аутентичности приписываемого Зиновьеву письма не могут быть открыты из боязни за безопасность лица, доставившего британскому правительству этот документ.

В интересах правды и движимый желанием помочь расследованию этого дела, которое сыграло такую важную роль в отношениях между Великобританией и правительством советов, я должен по поручению господина Чичерина, народного комиссара по иностранным делам, заявить, что правительство советов готово гарантировать беспрепятственный выезд из пределов Союза Советов вышеупомянутому лицу».

Ни ответ Чемберлена, гласивший, что ему больше нечего добавить к предыдущим сообщениям, ни новые утверждения советского правительства о том, что письмо, сыгравшее настолько важную роль,— фальшивка, уже не имели особого значения. Политики во всех странах мира наглядно убедились, что для решения внутренних проблем можно использовать поддельные доказательства советского вмешательства. И началась самая настоящая «эпидемия подлогов».

«Всего 150 американских долларов за документ»

Поднявшаяся пропагандистская волна значительно осложняла работу по руководству зарубежными компартиями и антиправительственными организациями и снижала активность их членов. Создавала она и трудности в передаче заграничным товарищам огромных средств, выделяемых формально Коминтерном, а по существу — советским правительством. И в Политбюро решили начать ответную, разоблачающую фальшивки кампанию, частью которой было интервью Чичерина, опубликованное 17 июля 1925 года.

«После известного подложного письма Коминтерна,— рассказывал нарком по иностранным делам СССР,— появилась целая серия такого же рода фальшивок: мнимый договор между Коминтерном и хорватской республиканской крестьянской партией, мнимое письмо Коминтерна к тов. Кашену по поводу североафриканских дел, опубликованное в "Либерте", мнимые письма Крестинтерна к румынской крестьянской партии и т. д.».

В интервью говорилось и о мастерских по массовому изготовлению сфабрикованных документов:

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«В конце мая был арестован в Берлине профессиональный подделыватель документов, якобы исходящих от нашего правительства или же имеющих целью очернить его, русский белогвардеец Дружеловский, с которым оказались связанными и некоторые должностные лица иностранных государств. В Берлине же был обнаружен другой профессиональный фальсификатор того же типа, Гуманский…

На днях телеграф принес известие из Вены, что там открыта аналогичная мастерская таких же точно фальшивок, принадлежащая некоему Якубовичу.

Нам известно и о фальшивках, происходящих из некоторых других мест кроме перечисленных выше мастерских. Если подобные предприятия вырастают и работают без убытка, то это потому, что на них есть спрос. Не могу не отметить того факта, что арестованный в Берлине Дружеловский, у которого была найдена громадная коллекция фальшивок, а также фальшивые печати, бланки и т. д. и который откровенно сознался, что подделывал и продавал документы Болгарскому и Польскому правительствам, после короткого времени был германской полицией освобожден, хотя экспертиза успела установить почерк Дружеловского на фальшивых документах… Он получил заказ и от агентов католической церкви в Берлине на сфабрикование мнимого приказа Коминтерна о подготовке взрыва в соборе Петра в Риме и покушения на папу».

Чичерин утверждал, что подделки востребованы зарубежными политиками еще и из-за очень низкой цены:

«Фальшивки положительно кишат признаками грубейшей политической безграмотности, приписываются несуществующим учреждениям, адресуются несуществующим лицам и таковыми же подписываются. Нельзя не признать, что фабрикация столь грубых подделок есть дело чрезвычайно легкое, и неудивительно поэтому, что цена на них была чрезвычайно низкой, всего 150 американских долларов за документ».

Но если целью «эпидемии подлогов» было, как теперь говорят некоторые зарубежные политики, «изменить поведение России», удалось ли ее достичь? Как свидетельствуют архивные документы — ни в коей мере. Возьмем, к примеру, болезненный для Великобритании вопрос о помощи антиправительственным элементам в Индии. 8 августа 1926 года на заседании делегации ВКП(б) в Исполкоме Коминтерна, в котором участвовал Сталин, решили выделить на работу с коммунистическим движением Индии и создание в Сингапуре полулегального центра для связи с революционерами Индии и других азиатских стран 100 тыс. золотых рублей.

Проиграл ли лично Сталин в этой пропагандистской войне? Ничуть. Массированная атака фальшивками, что подтверждало то же интервью Чичерина, создавала впечатление подготовки Запада к войне против СССР:

«Связанные с правительствами органы большей частью совершенно сознательно пользуются подобными фальсификатами и оплачивают их.

В настоящий тревожный момент, когда самые крайние из враждебных нам элементов в различных государствах подняли голову и громко требуют крестового похода против СССР, есть все основания ожидать опубликования этими элементами новых сенсационных фальшивых документов, имеющих целью обосновать борьбу против СССР».

А наличие внешнего врага помогло сплочению группировки соратников вокруг Сталина и ее борьбе с политическими оппонентами. Кроме того, постоянная демонстрация враждебности зарубежных государств немало способствовала изменению структуры советской экономики — ликвидации частной инициативы, коллективизации и упору на создание тяжелой промышленности как базы для производства вооружений. Что, в свою очередь, отразилось на уровне жизни наших сограждан.

Но разве руководителей страны это волновало? В действительности, а не на словах?

Евгений Жирнов