концерт контратенор
В Малом зале консерватории выступил немецкий певец Йохен Ковальски, в 80-х и начале 90-х бывший одним из известнейших европейских контратеноров. Бывалую знаменитость послушал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Глобальное оживление интереса к старинной музыке, горячо поддержанное силами музыкальной коммерции, приносит свои "плоды просвещения". Даже в наших краях. К слову "контратенор" уже практически никто не добавляет заученное "редчайший тембр" или совсем дикое "ошибка природы" (какая там, к черту, ошибка природы — наоборот, безошибочное упорство вокальной педагогики). Про западную ситуацию, где контратенорами частенько полностью комплектуют альтовые секции хоров, и говорить нечего. Да и щедрость звукозаписывающих компаний подбавляет соответствующим исполнителям респектабельности — в общем, совсем не тяжела и не неказиста жизнь простого фальцетиста. Публике все реже застят глаза псевдосенсационность, дешевая "элитарность" или назойливый привкус виктюковщины, и люди потихоньку начинают спокойно обсуждать уместность именно контратенорового тембра в каждом конкретном случае. Но всякое бывает. И сейчас еще случается, что вполне, казалось бы, просвещенные посетители главнейших европейских концертных залов встречают первые контратеноровые ноты сдавленным глумливо-нервным хмыканьем.
Йохена Ковальски хмыканьем не проймешь. Недаром он и нынче является солистом берлинской Komische Oper. Хоть он и исполнял многократно самые далекие от комизма партии из барочного репертуара, но у него за плечами масса милых причуд, для серьезного оперного артиста даже, пожалуй, странноватых. Ладно уж Федор в "Борисе Годунове" — были же еще князь Орловский в "Летучей мыши", а также довольно блажной CD с набором арий из русских опер. Внимание к русской теме неспроста. Начиная еще с перестроечной поры певец в Россию наведывался часто и не однажды при этом ошарашивал публику старательным русофильством. Собираются люди послушать контратенора, настраиваются на возвышенно-элитный лад, а он запевает Чайковского, Глинку и даже Дунаевского — хорошенькое, нечего сказать, барокко.
На сей раз без этого обошлось. Устроителем вечера была органистка и руководительница ансамбля "Российский консорт" Елена Кейлина, которой за пределы барочного репертуара выходить совсем не улыбалось. Тем более что она и аккомпанировала на органе господину Ковальски. Вот только роли концертмейстера какой-никакой оперной звезды с мировой известностью госпоже Кейлиной было маловато — большую часть вечера она оккупировала собственной игрой. Очень, очень патетически, хотя и спотыкаясь, разыгрывала она пресерьезные полифонические громады Джироламо Фрескобальди и Баха. Появления господина Ковальски между этими номерами выглядели ненавязчивыми "паузами легкой музыки". На без малого час, отведенный первому отделению, пришлось лишь пять коротеньких выступлений певца, причем все в каком-то несерьезно-легкомысленном толке: две безделицы из комической оперы Телемана "Музыкальная пастораль", пасторальная же песенка Сарти, веселенький #4 из "Stabat Mater" Перголези ("Quae moerebat et dolebat") и салонно-приторная канцонетта Алессандро Скарлатти про фиалки. И надо сказать, навязанная господину Ковальски роль эдакого барочного куплетиста ему удавалась несколько лучше, чем госпоже Кейлиной — роль вдохновенного гения в юбке.
Второе отделение картину кое-как подправило. Был весьма лиричный оперно-ораториальный Гендель (ария Дидима "Sweet rose and lily" из "Феодоры" и ария Бертарида "Dove sei, l'amato bene" из "Роделинды"). Решился певец и исполнить свое когда-то коронное "Che faro senza Euridice" из "Орфея и Эвридики" Глюка. А под конец признаком хорошего контратенорового тона — ария из Баха (точнее, "Bekennen ich will seinen Namen" из кантаты BWV 200). По всем этим вещам о нынешнем состоянии вокала Йохена Ковальски наконец можно было составить более или менее объективное суждение.
Певец очень старался и не позволил себе халтуры даже в самых банальных местах. Но пятьдесят с гаком лет для контратенора — это уже сильно проблемный возраст. Тут-то и отличие от "ординарных" голосов: сколько ни пытайся микшировать регистры, а постоянное перенапряжение горла, на котором и основывается фальцетное пение, все-таки дает о себе знать относительно рано. Несмотря на очень обаятельные фрагменты былой звучности (и сейчас голос Ковальски совершенно не отдает сухой и бестелесной "надсаженностью", которая мужскому альту часто бывает свойственна), певцу явно не без усилия удавалось обуздывать непослушные связки.
Моментов особой виртуозности, которые в его записях времен 1980-х годов производят довольно сильное впечатление, не было в помине: рисковать Йохен Ковальски не стал. Хотя сил на несколько каденций и трелей, в которых ясно блестели необычно чистые, полнокровные и сильные верхние ноты, все ж таки хватило. Было приятно, что это обстоятельство порадовало и публику. От которой вообще-то в данном случае можно было бы ожидать любого, уж очень странно был обставлен концерт: наполовину закрытое мероприятие для сотрудников компании "Аэрофлот" (проспонсировавшей концерт), наполовину — "всем вольный вход, все гости дорогие". В итоге все получилось: не было в зале ни недоумения, ни детского умиления — одно спокойное и адекватное внимание.