Закрытие театров в России и мире произошло с разбросом в неделю — от 10 до 18 марта. И почти сразу многие принялись бороться за зрителя — с помощью интернет-трансляций репертуарных спектаклей, показа архивных записей, образовательных программ и прочих активностей. Мариинский театр гордо называет цифру: в общей сложности около 100 млн просмотров всех онлайн-показов, представленных на канале театра. Большой на своем YouTube-канале показал столько спектаклей своего «золотого фонда», что, по подсчетам театра, потребовалось бы 16 лет непрерывных выступлений, чтобы сыграть все это вживую. Одна его репертуарная «Спящая красавица» собрала рекордные 1,1 млн просмотров. Региональная Пермь собрала больше 4,4 млн зрителей. Мировые труппы тоже проявляли неслыханную щедрость, предоставляя зрителям свои драгоценные записи. Но все это проекты имиджевые, работающие на будущее. Карман театров бесплатные показы не наполнили.
Всем им пришлось возвращать зрителям деньги за проданные заранее билеты, подсчитывать убытки от непоказанных спектаклей, оплакивать уже потраченные средства на подготовку премьер, так и не успевших увидеть свет, и припоминать прочие неполученные доходы. Мариинский театр на вопрос “Ъ”, какую сумму потерял театр из-за карантина, отвечать не стал. Цифры, представленные остальными, впечатляют: с марта по июль Большой только на билетах потерял 850 млн руб. Музтеатр Станиславского, не показавший 93 спектакля и не поехавший на гастроли, недосчитался 162 млн руб. Михайловский погорел на 305 млн руб. (из них 85,5 млн пришлось вернуть за проданные билеты). Скромная Пермь за три месяца карантина недополучила около 30 млн руб., притом что многие зрители не пожелали возвращать билеты, рассчитывая использовать их в следующем сезоне. Не все театры пожелали обнародовать цифры финансовых потерь, считали убытки тоже по-разному, да и бюджеты трупп региональной Перми и государственного Большого несопоставимы.
У немцев, впрочем, разница убытков тоже велика: берлинская «Штаатсопер» потеряла €1,3 млн, а Баварская опера — целых €7,5 млн. И надо еще отметить, что миллионы, указанные музыкальными театрами, суммируют общие потери — и оперы, и балета. В любом случае понятно одно: всем поголовно придется затянуть пояса.
Новый сезон дела не поправит. Повсеместно принятые правила безопасной рассадки («шахматной» — через ряд и с пустым креслом между зрителями-одиночками либо семейными парами-группами, которым разрешено сидеть потеснее, без дистанции) снижают число зрителей в самом лучшем случае вдвое, а чаще всего втрое против обыкновенного.
Помимо чисто эмоциональных потерь (в полупустом зале и зрителям неуютно, и артистам уж точно некомфортно психологически), очевидно, что театры не только не смогут заработать на билетах, но и рискуют уйти в убыток: показ музыкальных представлений, особенно старинной классики с ее многолюдством, обстоятельными декорациями и десятками, если не сотнями костюмов — удовольствие очень дорогое. В такой ситуации заработать можно только на малогабаритных гала с соло и дуэтами на голой сцене. Неслучайно именно с таких представлений начала возрождаться летняя балетная жизнь.
Впрочем, дисциплинированные западные труппы готовы работать в любых условиях, уповая, что гранты муниципалитетов, пожертвования состоятельных «друзей театра», государственные бюджетные средства и прочие меры поддержки помогут им продержаться на плаву. Готовы открыться со всеми зрительскими ограничениями и наши театры, но без всякого удовольствия. Почти все директора против «шахматного» порядка и предпочли бы дождаться времени, когда все будет как раньше. Выбора, однако, нет ни у кого.