юбилей концерт
В Большом зале консерватории отметили 70-летний юбилей польского композитора Хенрика Миколая Гурецкого. О музыке бывшего авангардиста, а ныне почти хрестоматийного классика размышляет ВАРВАРА Ъ-ТУРОВА.
Хенрику Миколаю Гурецкому на самом деле 71. Однако организаторам концерта (двум минкультам — российскому и польскому, посольству Республики Польша в РФ, Институту Адама Мицкевича в Варшаве и Московской дирекции концертных программ), видимо, хотелось продолжить торжества, посвященные 70-летию Кшиштофа Пендерецкого, случившиеся в Москве пару месяцев назад.
Тем более что Кшиштоф Пендерецкий на данный момент один из самых успешных, в смысле дорогостоящих, композиторов в мире. Ему заказывают произведения на самые разные случаи, и каждая премьера проходит при аншлагах. На московском концерте, посвященном его коллеге Гурецкому, был едва заполнен партер, а амфитеатр даже не стали открывать. Такой контраст в отношении публики к двум композиторам-ровесникам объясним. Музыке пана Гурецкого отчаянно не хватает шоу, спецэффектов, которыми изобилует каждое новое сочинение Кшиштофа Пендерецкого: новых инструментов, больших хоров, ярких гармоний да и просто громкости.
Однако несколько десятков лет назад она воспринималась как настоящий прорыв. В 1958 году на фестивале "Варшавская осень" кантатой "Эпитафия" композитор снискал себе славу одного из самых радикально настроенных представителей молодого польского авангардизма. Увлечение серийной техникой, додекафонией позже сменилось "новой простотой" господствовавшей с тех пор религиозной тематики — в большинстве случаев с солирующим вокалистом. А главным увлечением композитора стала сонорика, то есть техника письма, основанная не на форме, или гармонии, а прежде всего на тембре, звучании.
Его музыка идеально подошла бы для кино. Хотя бы потому, что образная, ассоциативная, в отсутствие зрительного ряда она попросту скучна. Несмотря на это, написанная в конце семидесятых "Симфония печальных песен" в 1993 году попала в десятку самых продающихся записей классики. Один из американских музыкальных критиков писал тогда: "Никак не могу понять, что заставляет людей идти в магазин, чтобы купить эту занудную симфонию". Впрочем, объяснение тому есть. Музыка Гурецкого похожа сразу на абсолютно все и в этом смысле может быть универсальной для не слишком профессиональных слушателей. В ней есть и почти баховские фуги, и провокационность нововенской школы, и минимализм Филипа Гласса и даже отголоски Гершвина. Плюс к тому "Симфония печальных песен" с солирующим сопрано (в Москве пела Изабела Клосиньская), созданная на тексты народных плачей и надписей, сделанных узниками на стенах фашистского гетто, должна сформировать у слушателя ощущение чего-то страшно важного, глобального и пафосного. Как было написано в программке про невероятный успех симфонии двадцать лет назад: "Третью симфонию слушали и меломаны, и те, кто не имел дела с серьезной музыкой, молодежь и водители-дальнобойщики". Водителям я бы ее категорически не порекомендовала: длящаяся почти час симфония, в которой нет ни одной громкой или быстрой части, хорошо идет в качестве колыбельной. Хотя общая краска сизой мглы, в которой мажорные, светлые аккорды используются только в совсем уж крайних случаях, вряд ли может создать уютное настроение. К тому же на московском концерте симфонию исполнял Академический симфонический оркестр Московской филармонии. Дирижировал поляк Войчех Михневский, но даже патриотизм и профессионализм вместе не смогли перебороть ставший, к сожалению, фирменным звук оркестра МГАФ — индифферентный, невыразительный и неживой. Если только не воспринимать этот звук как дополнительную стилистическую деталь музыки Хенрика Гурецкого.