Книга, составленная Александром Ливергантом,— это вежливый визит к знаменитому английскому писателю и литературному авторитету XVIII века Сэмюэлю Джонсону. Мы успеваем ознакомиться с несколькими главами из книги Джеймса Босуэлла "Жизнь Сэмюэля Джонсона", а также побродить по владениям самого персонажа: полистать подборку статей и эссе, наугад раскрыть джонсоновский "Словарь английского языка", заглянуть в личные письма и зачитать самые яркие афоризмы.
Самому Джеймсу Босуэллу такого краткого знакомства было не достаточно. Подружившись с Джонсоном, он стал специально приезжать в Лондон из Шотландии, чтобы записывать за учителем его высказывания. Устные выступления Джонсона казались ему не менее достойными, чем письменные. Таким образом к перечню джонсоновских занятий — "критик, эссеист, филолог, драматург, поэт, острослов, политический писатель, моралист, биограф" — добавился еще и "собеседник". Джеймс Босуэлл оказался таким почтительным биографом, что потомки увековечили его имя глаголом "to boswell" (превозносить). А фамилией Джонсона английские литературоведы обозначили "напыщенную, помпезную манеру" излагать свои мысли. Однако "джонсоновский" морализаторский стиль не исключал меткости и остроумия. Материала хватило не только на Джеймса Босуэлла. "Анекдоты" из жизни Джонсона рассказала еще и его подруга Эстер Трейл, письма к которой приведены в сборнике).Хорхе Луис Борхес. Освальдо Феррари. Новая встреча. Неизданные беседы / Перевод с испанского В. Андреева. СПб: Симпозиум, 2004
Хорхе Луис Борхес любил сводить своих читателей с другими писателями. Представил аргентинцам Стивенсона — и гордился, когда его за это благодарили (историю о просвещенном прохожем даже рассказывает дважды). Любит говорить: "Когда мы читаем Шекспира, мы сами — хотя бы на мгновение — становимся Шекспиром". Освальдо Феррари поймал знаменитого выдумщика на слове — позвал на муниципальное радио с целью продлить эти самые "мгновения". Процесс превращения в Борхеса, а значит, по признанию Феррари, и в саму литературу, проходит в 28 приемов. Именно столько бесед представлено в книге "Новая встреча".
Начинаются диалоги, естественно, ab ovo, с упоминания Платона. Затем собеседники "пробегаются" по самым разным темам: от Поля Валери до Бернарда Шоу, от фантастической литературы до кинокритики (сам Борхес в молодости промышлял кинокритикой и с ностальгическим раскаянием вспоминает, как под горячую руку ему попались и Орсон Уэллс, и даже Эйзенштейн). Попутно у Борхеса выспрашиваются комментарии к его произведениям. Конечно, здесь очень много реалий истории аргентинской литературы, требующих особых комментариев для российского читателя. Так, у Аргентины тоже есть своя особенная стать: соотечественников писатель называет "людьми Запада в благословенном изгнании". Когда поднимается на защиту литературы, что "в опасности",— похож на трогательных моралистов, причем даже в морализаторстве необыкновенно элегантен: "Я спросил: речь, вероятно, идет о посредственной литературе, но мне ответили: нет, речь идет о бестселлерах; то есть о том, что, как правило, совсем не похоже на литературу".
Говорить можно бесконечно — поэтому заранее договорились ни одну беседу не доводить до конца, чтобы не было скучно. Хотя словесные лабиринты Борхеса не имеют конца, словами-то он не играет. Даже больше, такую игру презирает — лучше обыгрывать хитросплетения сюжета.