225 лет назад, 18 июля 1795 года, Правительствующий Сенат утвердил правила борьбы с инфекционной болезнью, эпидемия которой не прекращалась на востоке России десятки лет. Однако, несмотря на строжайшие предписания и увещевания, «прилипчивая хворь» не только не исчезла, но и регулярно проникала в европейскую часть страны и едва ли не ежегодно уносила человеческие жизни и разоряла целые уезды, а порой и губернии.
Появление вакцины на Западе подвигло правительство к началу серьезной борьбы с инфекцией на востоке России
Фото: Jacques Boyer / Roger-Viollet via AFP
Появление вакцины на Западе подвигло правительство к началу серьезной борьбы с инфекцией на востоке России
Фото: Jacques Boyer / Roger-Viollet via AFP
«От оной же скоропостижно»
6 марта 1795 года начальник Императорского Кабинета генерал-майор В. С. Попов сообщил главному директору Медицинской коллегии тайному советнику А. И. Васильеву волю императрицы Екатерины II, обеспокоенной положением на знаменитых в ту пору Колыванских заводах:
«Ее Императорское Величество по донесению о продолжающейся с нескольких лет в окрестностях Колыванских заводов болезни, которая при малейшей неосторожности превращается в смертельную, Высочайше повелеть соизволила, чтоб со стороны Медицинского Факультета употреблено было всевозможное попечение на изыскание способов к прекращению ее».
Васильев, в свою очередь, отдал распоряжение, «чтобы Коллегия, собрав все нужные к тому сведения, приступила как наискорее к надлежащему по тому рассмотрению и исполнению». И к своему изумлению узнал, что в 1785 году, за восемь лет до его назначения на пост главного директора, Медицинская коллегия уже рассматривала вопрос о «ветреной, или воздушной, язве», свирепствовавшей на востоке Российской Империи, и даже отправляла экспедицию для ее исследования в Сибирь.
Васильев удивился бы еще больше, если бы узнал, что сообщения об этой напасти приходили в российские столицы уже на протяжении многих десятилетий. В 1738–1739 годах, например, от нее страдали люди и скот в русском укреплении на реке Грязнуха на юге Сибири. А академик Иоганн Петер Фальк, побывавший в восточных российских землях в 1768 и 1773 годах, писал, что эта болезнь распространена по всему востоку Российской Империи от Урала вплоть до китайской границы, и в особенности по Иртышу и его притокам.
Свидетельства того, насколько страдали от нее сибирские жители и расквартированные в Сибири войска, сохранились в дневнике начинавшего службу в Олонецком пехотном полку капитана И. Андреева. О событиях 1760 года, когда полк находился в крепости Железинской на Иртыше, он писал:
«В сие лето от ветреной болезни, иль так называемой язвы, множество померло людей и пало в полку лошадей, что не более осталось во всем полку до 100 или еще менее».
В следующем, 1761 году, Андреев пережил пришествие заразной напасти в Омске:
«Великие в сем годе продолжались и чрезвычайные жары, от чего так был возгустившийся воздух, как мгла какая, и чрезвычайно было множество больных, и язвило людей, и умирало, как примечательно от оной же скоропостижно».
Как писал Андреев, заболел и его слуга Леонтий, для исцеления которого применялись обычные для этой болезни способы:
«Великие об нем прилагали старания ко излечению, окладывая по распухлости его всего табаком и полагая в парное молоко, но ничем освободить не могли, умер».
Крайне редкие в то время в Сибири лекари имели довольно расплывчатое представление о характере болезни и о методах ее лечения. И, по сути, реальное изучение «ветреной язвы» началось лишь после того, как во время вспышки заболевания в 1785 году Уфимское наместническое правление сообщило в Правительствующий Сенат о массовом заболевании людей и катастрофическом падеже скота во множестве сел Челябинского округа.
29 ноября 1785 года Сенат предписал Медицинской коллегии отправить в Уфимское наместничество «медицинских чинов способных и знающих для дальнейших о болезни той испытании, и изобретения средств для истребления ее».
Привлечение на заводские работы крестьян из ближних и дальних деревень способствовало широкому распространению «ветреной язвы» в Колыванском округе
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Привлечение на заводские работы крестьян из ближних и дальних деревень способствовало широкому распространению «ветреной язвы» в Колыванском округе
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Делается замешательство в крови»
Тремя месяцами позже, 10 марта 1786 года, два штаб-лекаря — С. С. Андреевский и доктор медицины Иоганн Христиан Борнеман — с двумя подлекарями получили предписание выехать в Уфимское наместническое правление, откуда они отправлялись в места, ставшие очагами заболевания. Результаты этой длительной экспедиции были представлены в Медицинскую коллегию и Сенату в 1787 году.
В отчете отмечалось, что Челябинский округ — плоская местность, изобилующая болотами и озерами, «из коих протекают округу чрез низкие места маленькие речки, в коих вода не только зимним временем задыхается, но и в летнее время крайне нездорова».
Отмечалось, что распространению болезни способствует то, что местные жители живут скученно, а в избах вместе с ними находится и домашний скот. Кроме того, навоз и нечистоты выбрасывались на улицы деревень и берега озер и рек, «а в полноводие вся та нечистота смешивается с водою, которую употребляют для себя и для скота, от чего делается замешательство в крови, а от сего болезни».
Особую опасность представляло обращение с павшим от болезней скотом:
«В отдаленных местах, где нет присмотру, мертвечину закапывают, где только случится, и нередко в самых низких близь болот и озер местах, от чего скот, ходя на пастве (пастбище.— "История"), напитываясь, заражается».
Штаб-лекари пришли к выводу, что люди заражаются от заболевших животных и сами заражают здоровый скот:
«Снявши с упалой лошади сбрую, накладывают оную в ту ж минуту на другую».
Проблемой оказалось и своевременное выявление заболевших:
«Сами жители, когда заражены бывают тою язвою, то скрываясь в своих домах, никому о том не дают знать и таким образом подвергают себя величайшей опасности и смерти».
Но совершенно неутешительно выглядел основной вывод участников язвенной экспедиции:
«Таковой образ тамошней жизни тем труднее к истреблению, что жители верят непреодолимому и неминуемому зла сего року, а потому никаких предосторожностей не стараются принимать».
В итоге Андреевский опубликовал отчет с собранными в ходе экспедиции сведениями и дал болезни название — «сибирская язва». Был предложен и ряд мер по предотвращению этого заболевания. Но ничего похожего по масштабам на вспышку 1785 года, когда в Сибири пало 100 тыс. лошадей, больше не повторялось, и внимание власть имущих к неразрешимой проблеме стало ослабевать.
Но ситуация, возникшая на Колыванских заводах, и приказ императрицы заставили Медицинскую коллегию в 1795 году вспомнить о рекомендациях язвенной экспедиции. Меры предлагались вполне понятные и выполнимые. Жителям Сибири настоятельно советовали:
«Во всех домашних принадлежностях наблюдать всякую чистоту и около себя посредством парных бань и частым обмытием тела чистою речною или из колодцев доброго качества холодною водою, в домах всегда держать сухо, а в ясные и сухие дни двери и окна раскрывать, других животных зимою в избах не держать».
Отдельные требования касались качества потребляемой воды и ее источников:
«В озерах, при которых селения лежат, не мыть всякой нечистоты, не мочить льна, конопли, кож снятых со скотов и прочее, берега держать в добром порядке, очистив оные от набросанного навозу… Где нет в селениях речек, здоровую воду имеющих, копать нарочитой глубины и в надлежащем месте колодези в дальнем от озер и болот расстоянии».
Еще более важными были принципы обращения с больными животными:
«Беречься от употребления молока и мяса занемогшей скотины… Коль скоро зараженная скотина примечена будет, немедленно оную от здоровой отделить, упалую ж с поспешностью, не снимая кож, глубоко в землю зарывать, где не бывает скот на пастве в далеком от озер, болот, дорог и самого селения расстоянии».
Эти рекомендации перекочевали в указ Правительствующего Сената, а из него — в следующем, 1796 году, в распоряжения местных властей. Неукоснительно исполнять их предписывалось до того момента, пока Медицинская коллегия не найдет действенного лекарства от сибирской язвы.
Однако 6 ноября 1796 года императрица почила в бозе, и началось царствование Павла I, лихорадочно реформировавшего страну по своему вкусу. Резкие и непредсказуемые решения императора, возвышавшего без заслуг и наказывавшего без вины, заставили всех чиновников, включая медицинских, больше думать о собственной безопасности, чем о какой-то, пусть и опасной болезни в Сибири.
Желание включить в ряды российских ветеринаров иностранных специалистов оказалось сильным, но недолгим
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Желание включить в ряды российских ветеринаров иностранных специалистов оказалось сильным, но недолгим
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Вызвать иностранных скотских врачей»
Возвращение внимания к сибирской язве произошло после очередной вспышки болезни, начавшейся в 1807 году. К тому времени в других странах, где была распространена эта инфекция — в отдельных частях Франции, Великобритании и Баварии, пришли к выводу, что самый эффективный метод предотвращения ее распространения — своевременное выявление больных животных. И в России решили последовать их примеру и обзавестись квалифицированными ветеринарами.
Вот только быстро подготовить собственных специалистов не удалось, и 22 мая 1809 года император Александр I писал министру внутренних дел действительному тайному советнику князю А. Б. Куракину:
«Князь Алексей Борисович! По случаю свирепствующей в Сибирском крае и особенно в Омской округе заразы на лошадях, и по неимению у нас в Скотоврачебном Училище успевших учеников по новости заведения сего,— Повелеваю вам: вызвать от 3 до 6 иностранных скотских врачей, единственно для Сибирского края, на следующем основании:
1. Приглашение их поручить Посольству Нашему при иностранных Дворах обретающемуся, с тем, чтобы оное избрание их основывалось как на аттестатах училищ, в коих они образованы по сей части, так особенно на практическом искусстве их, опытами доказанном.
2. Посольство Наше обязано будет стараться особенно избирать сих врачей из Славян, Богемцев, или Моравцев, чтобы по сходству языка их с Российским, они могли скорее оному научиться, и отправлять прямо в Санктпетербург с выдачею на проезд каждому по 75 червонцев».
Но 5 ноября 1810 года последовало новое распоряжение самодержца:
«Выписку иностранных Ветеринарных Врачей для Сибирского края повелеваю прекратить».
Какими бы ни были мотивы этого решения, ситуация с сибирской язвой оставалась неизменной. Доктор медицины П. Д. Любимов отмечал:
«1807, 1811, 1821, 1822, 1826, 1827, 1829, 1833, 1834, 1836 1840, 1857 гг. останутся наиболее памятными в истории эпизоотии сибирской язвы, по особенному обнаружению ее в какой-нибудь из областей нашего отечества».
Причем, вспышки сибирской язвы в европейской части страны становились все более частыми.
«В 1859 г.,— писал Любимов,— в Бежецком уезде Тверской губернии с 9-го июня по 15-е августа пало от нее 4268 голов скота и умерло 73 человека… Но никогда еще, кажется, сибирская язва не была так жестока и опустошительна, как в памятную всем эпизоотию 1864 г., распространившуюся на 10 губерний и похитившую 667 человек и более 90 000 голов разного скота».
К тому времени немцы Алойс Поллендер и Фридрих Август Брауэль и француз Казимир Жозеф Давен выделили и описали возбудитель сибирской язвы. А в 1876 году немецкий микробиолог и врач Роберт Кох провел его исследования, ставшие пять лет спустя основой для создания знаменитым Луи Пастером сибиреязвенной вакцины.
Но все это происходило далеко от мест, продолжавших страдать от сибирской язвы. В опубликованном в 1882 году описании Алтая о лечении этого заболевания, «свойственного многим местностям зауральского края», говорилось:
«Местные жители употребляют против нее принятое теперь и врачами средство, а именно прокалывание появившейся опухоли иглою или каким-либо другим острым орудием, присыпая затем рану нашатырем с табаком».
Получалось, что за век с лишним описанный капитаном Андреевым не всегда эффективный, но довольно опасный способ лечения с помощью табака оставался самым распространенным. Однако в том же 1882 году случилось важнейшее событие, оказавшее огромное влияние на борьбу с сибирской язвой: российские власти решили, что опыты Пастера заслуживают внимания и изучения. В результате правительство и Вольное экономическое общество командировали к Пастеру группу российских ученых для изучения его методов вакцинирования.
Не меньший эффект принесло ужесточение гигиенических требований и создание скотомогильников для погибших от сибирской язвы животных. Сделать это можно было задолго до открытий европейских ученых — к примеру, неукоснительно исполняя указ Сената 1795 года. И кто знает, какой оказалась бы плотность населения в Сибири теперь.