Режиссер полета

100 лет Михаилу Калатозову

дата кино


Исполнилось сто лет со дня рождения народного артиста СССР Михаила Калатозова (Калатозошвили) (1903-1973), единственного отечественного кинорежиссера, завоевавшего Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля за фильм "Летят журавли" (1957).
       Спроси любого американского или французского кинокритика, что он думает о режиссере, который поставил на закате немого кино бесспорный шедевр, в 1930-1950-х несколько проходных фильмов, а вторую молодость и всемирное признание обрел в 1960-х, критик непременно хмыкнет: типичный maverick. На ковбойском жаргоне это слово обозначает отбившегося от стада, неклейменого быка. На киножаргоне — режиссера-одиночку, который упорно нес в мир собственное видение, а гады продюсеры до самой старости не давали ему денег. Типа Орсона Уэллса или Бунюэля. Но Михаил Калатозов, автор "Соли Сванетии" (1930), "Валерия Чкалова" (1941) и легендарных "Журавлей", несмотря на длительные творческие паузы, на маргинала не похож. Всегда пользовался почетом, в перерывах между фильмами функционерствовал понемногу: директор Тбилисской киностудии (1936), уполномоченный советского Кинокомитета в США (1943-1945), начальник Главного управления по производству художественных фильмов (1945-1948), представитель СССР на Каннском фестивале (с 1946 года). Угодив по молодости в закавказское ГПУ, был быстро освобожден по милости то ли Багирова, то ли самого Берии. Лишь однажды попал под цензурный запрет с нравоучительной агиткой "Гвоздь в сапоге" (1932).
       Именно благодаря этим паузам Михаил Калатозов сохранил творческую молодость: дурачащиеся, как дети, солидные дядьки из комедии "Верные друзья" (1954) — это "групповой Калатозов", почувствовавший, что времена изменились и пришел его час, час нераскаявшегося авангардиста, вечного романтика. "Летят журавли" — первый и главный фильм оттепельного кинематографа. Но всемирное признание он получил, конечно же, не потому, что, как писала критика, Вероника стала "первым частным человеком в советском кино", получившим право на падение, на измену погибшему солдату. Это все домашние радости. Фильм 54-летнего режиссера резонировал только-только зарождавшимся "новым волнам" и своим пацифистским пафосом, и острым ощущением того, что "потом" не будет, что жизнь сиюминутна и хрупка, и прекрасной некрасивостью лиц Татьяны Самойловой и Алексея Баталова, принадлежавших современности, а вовсе не 1941 году, и раскрепощенностью ошалевшей камеры Сергея Урусевского. В их следующих совместных работах, "Неотправленном письме" (1960) и "Я — Куба" (1964), она окончательно сорвется с привязи. Сейчас многое в этих фильмах, даже вошедшие во все антологии кружащиеся вокруг смертельно раненого солдата березки, кажется выспренним, наивным, чрезмерным, как камлания "стадионных поэтов", но даже подвластность Калатозова безвкусице 1960-х свидетельствует все о той же его поразительной молодости.
       Необязательное название "Летят журавли", строчка из детского стишка, прочитанного Вероникой любимому, которой Калатозов заменил пафосное розовское "Вечно живые",— оговорка по Фрейду, которая многое говорит о всем его творчестве. Михаил Калатозов был режиссером полета. Когда забирался на "крышу мира" в Сванетии и измерял глубину ущелья брошенным камнем и когда славил Валерия Чкалова, признававшегося, что ходить по земле у него получается гораздо хуже, чем летать. Когда заставлял взмыть в небеса камеру Урусевского над крохотной, окруженной танками Вероникой и когда в проходном "Мужестве" (1939) воздушный лихач спасался от взявших его в заложники бандитов, бросая свой самолет в мертвую петлю. Недаром последним его фильмом стала "Красная палатка" (1970), трагедия об экспедиции Умберто Нобиле к Северному полюсу и гибели пустившегося в последний полет ради ее спасения старого Руаля Амундсена.
       Вообще, в его фильмах поединок человека и природы, архетипический и не имеющий ничего общего с советским пафосом "покорения природы", завершался поражением и гибелью людей, зачастую добровольно уходящих из жизни то ли ради спасения товарищей, то ли принося языческую жертву богам льда и пламени. И наверное, именно эта способность упиваться гибелью, воспевать самосожжение, славить безнадежное дело, будь то любовь или опасная экспедиция, позволяет сказать: Михаил Калатозов действительно был режиссером, "отбившимся от стада".
МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...