В Доме кино состоялась премьера фильма Геннадия Сидорова "Старухи", призера Открытого российского кинофестиваля в Сочи и 33-го международного фестиваля "Молодiсть" в Киеве. МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ считает его одним из самых ярких дебютов минувшего года.
Картинка вымирающей русской деревни, как ни странно, не навевает никакой народнической светлой грусти, не будит праведного гнева против разрушителей "исконного уклада". Во-первых, из-за удивительной витальности старух, среди которых лишь одна профессиональная актриса. Они вовсе не доживают свой век, а живут, интригуют, ревнуют. И забористо матерятся: такого обилия мата с экрана слышать не приходилось даже в "Бумере", но их мат — не слова-паразиты, а точная, пряная лексика, обозначающая вполне определенные части тела и действия. Во-вторых, вокруг деревеньки кипит интенсивная, своего рода "светская" жизнь: скучать не приходится. То заедет на поминки по бабке внучок, бас из Большого в шортах-бермудах, огласит окрестности, фальшивя с похмелья, арией "Как во городе во Казани". То заедет майор Федька, чей БТР — единственное средство сообщения с внешним миром, и его орлы-танкисты точным выстрелом развалят на дрова пустующую избу. То погонит кулаками по окрестным лугам тот же Федька гулящую жену, "в первый раз почувствовавшую себя женщиной" в объятиях солдатика. А то и сам солдатик, прихватив автомат, схоронится на чердаке у бабок, которые и от облавы его укроют, и на поезд тайком посадят. То таджики эти...
Но главный секрет этой жизнерадостности безрадостной жизни в том, что старухи уже вроде бы и не старухи. Как у Эмира Кустурицы или Бахтиера Худойназарова, реалистичность деталей претворяется в сказку. Старухи оборачиваются неким фольклорным народцем. Язык не повернется назвать их лесной нечистью, но вроде того. Полукикиморы, чувствующие себя русалками, на побегушках у которых Микола, то ли юродивый, то ли недоделанный лешак. Забавно, что нечленораздельные песни Миколы почти неотличимы от таджикской речи — сцепление смыслов происходит на уровне магического говорения. Кстати, таджикская речь звучит в фильме без перевода, но она настолько эмоционально окрашена, что все ясно и так. Да и говорок некоторых старух, кстати, российскому городскому уху без перевода не вполне понятен. Столкновение старушечьего быта-бытия с таджикским вторжением — столкновение двух сказок. И когда бабка-самогонщица, задавшаяся целью соблазнить справного патриарха, обнимает его со словами "Хоттабыч ты мой", это не совсем метафора: Хоттабыч встретил свою Бабу-ягу. А то, что Микола, наслушавшись старух, спалил дом таджиков, так фольклорные персонажи и должны сначала строить друг другу козни, выражаясь реалистическим языком, проверять друг друга на вшивость. "Старухи" — на диво миротворческий (что в наши дни всеобщего бреда о "столкновении цивилизаций" почти сенсационно) фильм. Если в середине 1990-х годов молитва обратившегося в ислам "афганца" из "Мусульманина" Владимира Хотиненко звучала чудовищным диссонансом в среднерусском ландшафте, то в "Старухах" пятикратный намаз патриарха органично резонирует в тех же самых далях и просторах.
Столкновение цивилизаций в интерпретации господина Сидорова — еще и забавно переосмысленная коллизия советского кино. Обычно ведь как бывало. В дикий кишлак, где живут добрые, но замороченные замшелыми традициями туземцы, приезжают из России носители прогресса. В "Старухах" таким носителем оказывается таджик, сын патриарха, который наладит в давно уже лишенной электричества деревне ветряк. И загорятся над праздничным столом — в честь рождения его третьего ребенка — лампочки. Другое дело, что лампочки эти зритель заранее успеет рассмотреть: керосинки. А значит, праздник то ли призрачный, то ли сказочный — одним словом, ненастоящий и ничего доброго в будущем не сулит.