презентация архитектура
В Нью-Йорке представлен проект башни, которая должна быть построена на месте Всемирного торгового центра. Как губернатору Джорджу Патаки и мэру Нью-Йорка Михаэлю Блумбергу удалось уговорить архитекторов Даниэля Либескинда и Дэвида Чайлдса не ссориться, рассказывает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Счастье прогрессивного человечества по данному вопросу не знает границ. Американские политики, бизнесмены, архитекторы и критики комментируют событие в тонах настолько восторженных, что даже как-то неловко. Тем более что предмет счастья выглядит на первый взгляд несколько надуманным — речь идет об окончании ссоры двух человек.
Напомним, что конкурс на реконструкцию ВТЦ выиграл Даниэль Либескинд. Его проект предполагал строительство пяти зданий, из которых главное — Башню Свободы высотой в полкилометра — должен был разрабатывать Дэвид Чайлдс из бюро СОМ. Либескинд проектировал в этой башне гигантский, на всю ее высоту сад, от которого Чайлдс немедленно отказался. На этот отказ Либескинд отреагировал весьма бурно и заявил, что выходит из проекта, а Чайлдс тоже обиделся. Губернатор штата Нью-Йорк Патаки и мэр Нью-Йорка Блумберг решили, что архитекторы ведут себя, как дети (Libeskind в переводе — любимое дитя, Child — просто дитя), и полгода их мирили. Ну и вот теперь они опять согласились играть в одной песочнице.
Однако же при всей комичности эйфории по поводу окончания ссоры двух детей из-за садика на самом деле проблема оказывается более серьезной. Когда Даниэль Либескинд выиграл конкурс, многие отмечали странность решения, которое показалось слишком серьезным для американцев. Либескинд — архитектор трагический, его главная вещь — Музей еврейского народа в Вене, и это поразительное пространство глубочайшей экзистенциальной безнадежности. На месте ВТЦ он создавал композицию как бы распадающихся руин, из которых центральная башня была самой высокой, а остальные четыре — как бы отпавшими от нее осколками. Вертикальный сад высотой в полкилометра если и создавал ощущение какой-то надежды, то недостижимой, потому как попасть в эти вертикальные джунгли было невозможно. Да и вообще вместе с разорванной асимметричной мучительной пластикой зданий этот сад скорее создавал ощущение искореженной взрывом природы. В финале конкурса господин Либескинд победил архитекторов, которые предлагали куда более подходящие для Америки варианты триумфальной башни (подробно о конкурсе Ъ писал 7 февраля и 28 марта), которая вновь должна утвердить и подтвердить силу Америки, несмотря на происки мирового терроризма (такой проект самой высокой, самой дорогой и самой технологически совершенной башни предлагал лорд Фостер, который и считался фаворитом). Но тогда чаша весов склонилась в пользу Даниэля Либескинда, что заставило проникнуться к американцам чувством неожиданного уважения.
Но господин Чайлдс поправил проект господина Либескинда, и все стало на свои места. Башня Свободы теперь существенно отличается от первоначального проекта. Она не выглядит больше руиной, она кажется просто нагромождением объемов, у которого сбоку почему-то торчит шпиль. Форма здания объясняется тем, что оно обобщенно изображает собой статую Свободы.
По этому поводу американские политики пребывают в большом восторге и возбуждении. Наверное, это действительно прекрасно, но, с точки зрения критика, далекого от американских ценностей, оно выглядит довольно сомнительным. Наоборот, кажется, что нет ничего тупее, чем изобразить архитектурой скульптуру. Такое решение ясно показывает, что никакого нового, современного символа Нью-Йорка и Америки архитектура родить не в состоянии, она просто тавтологично плодит свои старые знаки. Плодит с удивительной эстетической глухотой, ведь у скульптуры и архитектуры разная пластика, и если грудь статуи Свободы превращается в зал заседаний, то это никак не идет на пользу ни залу, ни груди. Пластически здание выглядит как безмерно увеличенная фотка статуи, снятая с малым разрешением, так что полезло зерно и каждый пиксель превратился в офис. И каждой компании из тех, что сядут в новом небоскребе, достанется своя часть тела, кто-то сядет во лбу, а есть и менее завидные варианты аренды.
Но это решение прекрасно соответствует современной риторике президента Буша, которую злобные критики постоянно называют "проповедью в сельской церкви". Америка — самая лучшая страна, потому что Бог любит Америку, Бог любит Америку, потому что это самая лучшая страна. Наша свобода за столетие выросла в десять раз, поэтому мы построим статую Свободы в десять раз выше, чем она была. Это будет самый большой символ американской демократии, потому что американская демократия — самая большая демократия в мире. У них будет 541 метр и 31 сантиметр свободы, и такой большой свободы нет больше нигде в мире, потому что Америка — самая свободная страна в мире, которую любит Бог. В общем, Америка получила достойное себя архитектурное решение, которому стоит порадоваться вместе с ней.
Ведь радоваться действительно есть чему. Конечно, жалко, что никто не подумал о возможности придать ВТЦ менее американскую, а более, скажем так, общечеловеческую форму. Например, можно было бы нарисовать здание в форме падающего доллара. Но, с другой стороны, вот мы ругаем архитектуру Юрия Лужкова. А ведь ему никогда не придет в голову построить здание мэрии в форме конной статуи Юрия Долгорукого.