депутат, лидер блока "Родина"
— 2003 год считают успешным для российской экономики. Вы с этим согласны?
— Формально показатели уходящего года неплохие. Но если вникнуть в суть, то, во-первых, основную роль в формальном благополучии сыграла конъюнктура мировых цен на сырьевые товары российского экспорта. За этим увеличением доходов нет соответствующего увеличения объемов производства. Во-вторых, рост локализован главным образом в отраслях, связанных с экспортом сырья и с обслуживанием импорта, в то время как внутренне ориентированный сектор экономики (прежде всего машиностроение, металлообработка, производство наукоемких товаров, строительство, сельское хозяйство) рос существенно меньшими темпами. В-третьих, по-прежнему не на должном уровне находится инвестиционная активность. Объем инвестиций примерно в три раза меньше, чем минимально необходимый для простого воспроизводства основного капитала. В экономике продолжается суженное воспроизводство.
— Но обрабатывающая промышленность растет, и не первый год...
— Да, динамика положительная, но она недостаточна, чтобы выйти на устойчивую траекторию экономического роста. В наиболее конкурентоспособных секторах российской экономики — в ракетно-космическом комплексе, авиационной, атомной промышленности, ряду подотраслей приборостроения — мы наблюдаем тенденции деградации. Спрос на их продукцию существенно меньше их производственных мощностей, что означает физическую невозможность обеспечить воспроизводство основного капитала. Идет воспроизводство сырьевого направления развития нашей экономики. Связано это с отсутствием финансовых механизмов обеспечения экономического роста. Большая часть инвестиций финансировалась за счет собственных средств предприятий, доля же банков в структуре инвестиций в развитие производства — не более 8%. Доля фондового рынка вообще не видна в долгосрочных инвестициях. Развиваться могут только отрасли, имеющие большой поток текущих доходов, работающие на экспорт сырья.
— Власти в 2003 году пытались что-то изменить?
— Были намерения, а не реальные действия. Наиболее значимым и полезным решением можно считать выделение средств на формирование лизинговых механизмов по авиационной технике. Но два-три самолета, которые можно произвести при помощи этого механизма,— не то, что нужно российской авиапромышленности. Ассигнования, выделенные в последние два года на обновление спутниковой группировки, лишь частично компенсируют выбывающие летательные аппараты. До сих пор не ощущается никакой роли государства в АПК: ни в обновлении устаревших основных фондов, ни в устранении диспаритета цен, ни в создании условий для конкуренции. При отсутствии адекватного госрегулирования доходы смещаются в пользу монопольных структур, в пользу организованной преступности, которая паразитирует на рынках, в пользу экспортеров сырья, которые присваивают себе природную ренту и чувствуют себя комфортно.
Политика правительства — это политика упущенных возможностей. Нельзя отрицать, что в экономике имеют место положительные изменения. Но темпы недостаточны для того, чтобы изменения приобрели устойчивый характер. Через три-пять лет технологическая структура мировой экономики изменится принципиально. Новейшие технологии в энергопотреблении существенно снизят энергоемкость развитых стран, упадет спрос на энергоносители. Поэтому нам сегодня нужно развивать конкурентные преимущества в наукоемком секторе — в биотехнологиях, микроэлектронике, информационных услугах, авиационных перевозках, атомной энергетике и других ключевых направлениях формирования нового технологического уклада.
Есть ведь успешный пример — строительство АЭС за рубежом. Россия вышла здесь сегодня на первое место в мире. Главное — этот выдающийся результат получен благодаря правильной госполитике. Начиная с 1993 года мы каждый год кредитовали из бюджета строительство атомных электростанций в Китае, в Иране, в Индии. И эти деньги возвращаются. Более того, теперь эти стройки готовы кредитовать иностранные банки. Но нужно было сначала доказать всему миру, что Россия способна строить конкурентоспособные атомные электростанции. Без госкредитов это было бы невозможно. При этом речь не идет только о бюджетных кредитах. Я сторонник того, чтобы эти проекты финансировал национальный экспортно-импортный банк. Но у нас такого полноценного банка нет. При том что есть огромные возможности наращивания рынков сбыта российских товаров и услуг не только в атомном машиностроении, но и в других национальных конкурентных отраслях.
— Но вы не отрицаете, что во многом правительство движется в правильном направлении?
— К сожалению, четких направлений пока не видно. Во-первых, не хватает комплексности и разнообразия, во-вторых, усилий. Возьмем АПК. Там сплошной рост только у монополистов. Они концентрируют прибыль, занижая закупочные цены и завышая цены на продажу готовой продукции. Сельское хозяйство при этом умирает. Крестьян превращают в батраков. Им надо дать возможность самим строить перерабатывающее производство, чтобы уходить от монополистов. Для этого опять-таки надо решить проблему кредитования.
— В 2004 году, кроме решения проблемы кредитования и активизации механизмов инвестиций, что еще надо сделать?
— Необходимо переносить бремя налогов на природную ренту. Надо ввести налог на сверхприбыль у недропользователей. Цена этого налога, по нашим расчетам, примерно 200 млрд рублей. Надо восстановить плату за недра и отказаться от налога на добычу полезных ископаемых. За счет этого снизить налоги на труд и производство.
— Но можно дифференцировать НДПИ по качеству месторождений. Правительство собирается решить этот вопрос в 2004 году.
— Дифференциация НДПИ возможна. Но пока что хотят распределить месторождения по зонам. Но внутри одной группы, допустим, в Западной Сибири, могут быть разные по эффективности месторождения. Я считаю, что политика мелких шажков не лучший вариант. Лучше сразу принять оптимальное решение. Тем более что информация по всем месторождениям есть, не надо делать вид, что ничего нельзя просчитать.
— Не стоит ли восстановить инвестиционную льготу при уплате налога на прибыль?
— Необходимо. Для нефтяников, у которых рентабельность 40 или 60%, эта льгота, может быть, не столь важна, но для обрабатывающей промышленности, где рентабельность около 10%, это очень существенный момент. Льготу надо вернуть, тем более если мы заберем сверхприбыль у нефтяников.
Еще очень важный вопрос — борьба с монополизмом. Необходимы решительные меры по контролю за ценообразованием. Мы предлагаем принять закон о ценообразовании и ценовой политике, который расширит возможности государства бороться со злоупотреблениями монополистов и расширит возможности товаропроизводителей влиять на политику цен.
— Почему вы предлагаете ужесточать валютное регулирование?
— Жалко $25 млрд терять каждый год. Я как человек, который непосредственно боролся с вывозом капитала, могу сказать, что закрыть все лазейки можно в течение одного месяца. Что мы и сделали в 1993 и 1998 году. И это сработало. Дальше они начали искать новые лазейки, конечно. Ну это же обычная практика. Снимать валютный контроль нужно тогда, когда валюта стала устойчивой и привлекательной. Вот если бы мы добились того, что наши граждане начали бы хранить деньги в рублях, экспортеры стали продавать нефть и газ за рубли, а страны СНГ перешли с доллара на рубль, тогда можно было бы отменить валютный контроль вообще.
— Но правительство и говорит, что через четыре года, когда рубль станет конвертируемым, контроль отменят полностью.
— Фактически они уже отменили валютный контроль, оставили лишь возможность для экстренных мер по блокированию вывоза капитала в случае дестабилизации финансовой ситуации. Но, как показывает кризис 1998 года, пока правительство и ЦБ прочухаются, все желающие уже увезут капиталы.
До сих пор нет гарантий по вкладам, не восстановлены сбережения граждан, в общественном сознании не создана уверенность в том, что рубль — устойчивая валюта. Нет уверенности в российских банках, и завтра народ потащит деньги в западные. Нынешнее правительство действует по сталинскому принципу: "нет человека — нет проблемы". Можно отказаться от всего, даже от национального суверенитета. Тогда не будет проблемы национальной безопасности.
Интервью взяла ИРИНА Ъ-ГРАНИК