В последние месяцы все, что было возможно — галерейные выставки, арт-ярмарки, экскурсии по экспозициям музеев,— переведено в онлайн. При этом профессионалы культурной сферы считают, что полноценно заменить «личную встречу с искусством», изначально существующем в физическом пространстве, никакими передовыми техническими средствами пока невозможно. На этом фоне кажется вполне очевидным возросшее внимание к сетевому искусству (net art), изначально существовавшему исключительно в сети Интернет и воспринимаемому преимущественно с экрана компьютера. Оно появилось в момент запуска Всемирной паутины (WWW) почти тридцать лет назад, но до сих пор считается передовым видом современного искусства. Его первый своеобразный манифест на русском языке для широкой аудитории был опубликован в газете «Коммерсантъ» 27 сентября 1996 года: Оля Лялина и Алексей Шульгин в материале «Сети для художника» описали феномен сетевого творчества.
Медиа-художник Оля Лялина
Фото: Lea Roewer
Медиа-художник Оля Лялина
Фото: Lea Roewer
Вы уже больше двадцати лет живете и преподаете в Штутгарте. Как изменилось отношение людей к net art и насколько востребован ваш курс в Merz Akademie?
«Self-Portrait», 2018 год
Фото: Olia Lialina
«Self-Portrait», 2018 год
Фото: Olia Lialina
Двадцать лет — это как раз тот срок, когда из молодого медиума интернет превратился в массовый. Поколения и отношение к сетевому искусству менялись вместе с ним. Когда я получила должность в Merz Akademie, мне было 27 лет. Это довольно рано для того, чтобы стать профессором, и многие мои студенты были старше меня. Но у всех Всемирная паутина — веб — и новые виды искусства вызывали огромный интерес. Net art был у своих истоков, все были молодыми, все экспериментировали. Все время хотелось попробовать что-то новое. Медиа менялись каждый месяц. Новое обновление браузера — и все сразу же становится другим. Ситуация тогда была непонятная: либо веб все поглотит в ближайшие годы, либо наоборот, придет что-нибудь абсолютно новое и никакого веба не будет.
Эти двадцать лет доказали первое.
Они показали, что веб выжил, а также стало понятно, что как технология он переживет всех нас. Но как медиум он стал абсолютно прозрачным, то есть невидимым. В том смысле этого слова, что это стало для нас очень простым, тем, что есть всегда и о чем не нужно думать. Я по-прежнему преподаю «Art and Design Online», и сейчас гораздо сложнее пробудить интерес именно к вебу как к медиуму, как к среде, где можно себя выразить, где можно быть автором. Это среда, которая может являться темой, это пространство, которое заслуживает внимания и изучения.
Количество художников, интересующихся сетевым искусством, увеличилось со временем?
Да, художников становится больше. Любопытно, что интерес возникает волнами. Приблизительно в 2007 году появился сейчас уже известный новый термин — постинтернет. Когда интернет вроде бы и есть, а вроде бы и нет. В какой-то момент появился такой практически эвфемизм, как online based art. Не могу сейчас проследить, в какой момент произошло это удобное замещение, потому что есть разница между сетевыми художниками и художниками, работы которых просто существуют онлайн.
В 2018 году я выиграла приз в категории online based art. С одной стороны, это звучит иронично, с другой — я очень рада, что это привлекает, расширяет круг тех, кто будет работать в интернете и с интернетом. Сейчас мы находимся на волне, которая заставила многих больше времени проводить в сети и настаивать на том, что их работы лучшие и подходящие для того, чтобы существовать онлайн. Возможно, многие будут продолжать даже после того, как откроются выставки, музеи и галереи, когда увидят, что их аудитория по-прежнему находится перед компьютерами.
Как вы думаете, какое самое главное отличие между online based art и net art?
— Отличие в том, что net art — искусство конфликтное. Для него важно показать невидимые процессы, показать интернет за вебом, а не просто анимацию в окне браузера. Такое искусство невозможно увидеть, если твой компьютер находится вне сети. В какой-то момент интернет начал меняться и становиться все более невидимым. Сетевые художники как раз выводят процессы на поверхность, работают с ними, пытаются показать все то, что сетевые разработчики хотят спрятать. Большое отличие net art от online based art состоит в том, что у первого есть миссия.
Online based art — это результат, то, что мы видим на экране, а с net art важно, как это все происходит?
Да, важны те структуры, процессы, которые невидимы с первого взгляда онлайн. Вытащить их наружу, сделать их видимыми — вот задача художника. В самом начале существовало скорее желание показать архитектуру интернета, а в данный момент — то, что пытаются спрятать. Нужно понимать, что нет художников, которые говорят про себя, что они занимаются online based art. То есть это определение больше используют кураторы, критики и те, кто делает выставки. Это больше интересно тем, кто описывает эти процессы. Есть медиахудожники, цифровые художники. Я очень не люблю, когда художники говорят, что работают на пересечении технологий и общества. У меня есть статья «Not Art & Tech» (2015), в ней как раз рассказано о том, что слово «технологии» примирило всех: и кураторов, и художников, и коллекционеров. Как будто бы всем оно понравилось и как будто бы убирает все конфликты.
Как вы пришли к созданию своей легендарной работы 1996 года «Му Boyfriend Came Back from the War»?
«My Boyfriend Came Back from the War», 1996 год
Фото: Olia Lialina
«My Boyfriend Came Back from the War», 1996 год
Фото: Olia Lialina
К началу девяностых я не знала не то что интернета, даже компьютеров не видела. Ко мне все пришло довольно поздно. В конце 1994 года я пошла в «Гласнет» и зарегистрировала первый доступ в интернет, а потом начала делать страницу для «Сине Фантома». Интернета дома не хватало. Я ходила в Библиотеку иностранной литературы, потому что там были компьютеры, подключенные к интернету, там и училась интернет-дизайну. Многие страницы сайтов мне не нравились: были слишком яркие, слишком шумные. И мне казалось, что все должно быть не так. А потом я поняла, что мне неинтересно делать дальше страницу про программу клуба, биографии художников, и надоело ждать, когда можно будет выкладывать фильмы в сеть. Тогда было ощущение, что пройдет еще несколько недель, и мы сможем смотреть фильмы онлайн, казалось, что возможность воспроизведения видео уже появится со следующим обновлением браузера, но на самом деле потребовалось еще десять лет до того, как появился YouTube. В то же время я увлеклась новым языком html, появилась табличная верстка, которая разделила интернет на два лагеря — одни ее обожали, другие ненавидели. И вот это легло на мой интерес и мои попытки снимать фильмы. Это был интересный момент: появляется веб, и все больше можно было сделать с кодом и в браузере. И при этом в то время абсолютно исчезла индустрия восьмимиллиметровых и шестнадцатимиллиметровых фильмов. Я помню, как в 1994-м покупала последние остатки пленки в магазинах фототоваров, а их срок годности истек уже годом ранее. И невозможно было сделать фильм, потом проявить его. При этом появлялось все больше возможностей для монтажа в браузере. Я провела август 1996 года за монтажом «Му Boyfriend Came Back from the War». Эта работа была показана в Будапеште на конференции Metaforum III. Сейчас в интернете практически не осталось документации, но это было очень важное событие, все были там. Этот показ изменил мою жизнь, вдруг оказалось, что я художник и получила поддержку.
Легко далось осознание того, что вы теперь художник?
Я приняла это с удивлением. Потому что этого никогда не было в моих амбициях. Я была кинокритиком, организовывала показы, я журналист по образованию. Многие мои проекты как художника можно переквалифицировать в критику или даже журналистику. Я никогда художником себя не называю без приставки net. Это очень важно для меня. У меня нет художественных амбиций в привычном понимании.
Еще один вопрос про «Му Boyfriend Came Back from the War». Весь проект черно-белый, потому что технически невозможно было сделать его полноцветным или это шло от увлечения черно-белым кино?
Мне хотелось сделать нечто, очень отличное от того, что существовало в тот момент. Мне казалось, что все вокруг делали только яркое, использовали много цветов и красок. При этом мне было важно подчеркнуть связь с черно-белым кино, что я делаю фильм. Стоит напомнить, что в 1996 году связь через модем была чрезвычайно медленной. Я пыталась сделать все файлы легче по размеру. Проект состоит из более ста файлов, но все вместе они весят 72 килобайта. Сейчас редко где увидишь иконку, которая будет столько весить. В то время картинки на экране загружались постепенно. Для анимации мерцающего окна я использовала всего два кадра, чтобы человек не устал ждать загрузки, не плюнул и не перестал смотреть.
«Hosted», 2020 год
Фото: Olia Lialina/Arebyte Gallery, London
«Hosted», 2020 год
Фото: Olia Lialina/Arebyte Gallery, London
Интернет и компьютеры стали быстрыми достаточно скоро, и уже в начале этого века работу стало невозможно смотреть, все мгновенно загружалось, не было момента ожидания. Скорость интернета убила ее. При этом она все еще существует в сети, но смотреть ее на большом экране, с высоким разрешением и с высокой скоростью интернета просто невозможно. Если я показываю эту работу в музее, то использую старый монитор с расширением 800 х 600 пикселей, на компьютере при этом установлен старый Windows, третья версия браузера Netscape, имитируется медленная скорость связи. И вот тогда это все имеет смысл, и тогда это интересно и красиво. Тогда мне казалось, что Netscape — уродливый браузер, все эти рамки, они занимают столько места, столько пикселей они украли у моей работы. А сейчас мне кажется, что это был очень элегантный дизайн, и мне нравится на эту работу смотреть в старом браузере.
Насколько для вас сейчас важно создание новых произведений? Или все-таки большую часть времени занимают преподавание, исследовательская деятельность, архивирование?
Это все связано. С одной стороны, я занимаюсь классическим net art, а с другой — исследованиями и преподаванием. Я преподаю интерфейс-дизайн, но пытаюсь воспитать поколение дизайнеров, которые будут скептически относиться к постулатам user experience.
Почему?
Потому что user experience — это очень авторитарное течение в дизайне, которое настаивает на том, чтобы пользователь даже не замечал, что есть компьютер. Это звучит как забота, как уважение к пользователям, но на самом деле приводит все к тому, что им даже не приходит в голову, что можно изменить настройки, поменять браузер. То есть все меньше и меньше людей задумываются о том, что они могут что-нибудь сделать сами.
Говоря про заметность и незаметность художников net art, насколько для вас важно показывать свои работы в галереях или музеях? К примеру, новая выставка в Arebyte Gallery в Лондоне должна была открыться в физическом пространстве, но в связи с обстоятельствами все преобразовалось в цифровой формат. Насколько, на ваш взгляд, зрителю нужно видеть все на большом экране — может быть, достаточно любую работу просто посмотреть в браузере?
Мне интересны оба формата, хотя у меня очень мало инсталляций, которые созданы для презентации только в галерее. Те работы, которые должны были показать в Arebyte, сделаны для того, чтобы существовать в браузере и чтобы зритель со своим компьютером, своим браузером, своими настройками, привычками и мышкой что-то мог там сделать. То есть я требую от зрителя еще каких-то действий, ему нужно потратить время на это. При этом я в галереях не показываю ничего интерактивного: это обусловлено моей нелюбовью и конфликтом с интерактивным искусством, которое сформировалось в середине 90-х. В то время становление net art шло одновременно с критикой интерактивного искусства. Я также не заменяю свои работы на видео, хотя галереям зачастую его удобнее показывать. Чтобы увидеть мою новую работу «Hosted» (2020), к примеру, нужно переходить из одной вкладки браузера в другую. Можно было просто записать этот процесс и показывать, но мне важно, чтобы все происходило вживую, не интерактивно, то есть не становилось незаметным. Я против ситуации, когда смотришь на то, как будто бы кто-то за тебя переключает вкладки, ведь процесс и результат сильно отличается от того, когда этим действием управляет сам зритель.
Я помню серию работ, которая была связана с газетным дизайном, она отлично смотрелась в галереях на широкоформатных экранах, где поверх текста и картинок была показана различная gif-анимация. Несколько из них были посвящены Путину, Трампу и Ким Чен Ыну.
«Online Newspapers, Postfactual Edition, Putin», 2017 год
Фото: Olia Lialina
«Online Newspapers, Postfactual Edition, Putin», 2017 год
Фото: Olia Lialina
Это моя любимая серия Online Newspapers, которая началась еще в 2004 году. Она стала продолжением моих археологических веб-исследований. Я нашла модели того, как появлялись стандарты онлайн-публикаций, которые газеты используют сейчас. В 1996 году, к примеру, существовали идеи о том, что газеты будут выглядеть как скетчи. Мне хотелось показать контраст бумаги и веб-интерфейса. Потом мне захотелось сделать что-то про интернет, но вне его. Так в 2008-м эта серия дополнилась новыми работами, которые я сделала вместе с Драгоном Эспеншидом (супруг Лялиной, сетевой художник и специалист по цифровым архивам; с 2014 года он возглавляет программу по сохранению цифровых материалов Rhizome.— "Ъ-Арт") на основе дизайнов Wall Street Journal, New York Times, New York Post и New York Daily News, они были показаны в Мэдисон-сквер в Нью-Йорке. В них мы постарались совместить онлайн-эстетику с тем, что характерно для бумажных массмедиа. А вот серия на базе дизайна французских газет, к примеру, обыгрывала анимацию в виде перелистывания страницы, чрезвычайно распространенного приема в 2013-м. Работы с национальными лидерами появились в 2017 году. Мне хотелось перевести «газетную» серию на новый этап, сделать ее более сложной. Так, к узнаваемому минималистичному стилю Frankfurter Allgemeine, куда помещены фотографии с Путиным, Трампом и Ким Чен Ыном, были добавлены программируемые эффекты в виде искрящегося блеска.
«Online Newspapers, Postfactual Edition, Trump», 2017 год
Фото: Olia Lialina
«Online Newspapers, Postfactual Edition, Trump», 2017 год
Фото: Olia Lialina
Насколько можно говорить о тенденциях в net art? Есть ли вообще такое понятие?
Мне очень близка эта мысль о существовании тенденций. Очень важно говорить о тенденциях внутри, о поколениях, и говорить конкретно, чем отличается один художник от другого. Тенденции, к примеру, могут быть связаны с изменением времени, интересом художника к определенным скриптам, приверженностью к браузеру. Раньше я представить себе не могла, что можно сделать что-то вне табличной верстки. Все это — важные моменты, а не так, как говорят, что есть просто постинтернет, и все.
Технологии развиваются чрезвычайно быстро. Вы упоминали, что для идеального воспроизведения прошлых работ, чтобы показать их в том виде, как они задумывались, надо использовать старое оборудование либо разрабатывать режимы эмуляции систем из прошлого. Нужно затратить определенные усилия, чтобы сохранить net art?
«Online Newspapers, Postfactual Edition, Kim», 2018 год
Фото: Olia Lialina
«Online Newspapers, Postfactual Edition, Kim», 2018 год
Фото: Olia Lialina
Приложить усилия нужно. Я с удовлетворением замечаю, как музеи обзаводятся отделами по сохранению цифрового искусства. В художественных академиях на программах реставрации обучают и диджитал-реставраторов. По всему миру постепенно появляются факультеты цифрового искусства. При этом специалистам, которые работают с видео, компьютерными играми, net art, VR, приходится сложно — им нужно быть профессионалами и со знанием оборудования, и в программном обеспечении. С одной стороны, я хочу предотвратить исчезновение старого веба, сохранить его, а другая часть меня, сетевой художник, создает такие вещи, как «Hosted», «Self portraits», которые невозможно законсервировать. И я с удовольствием существую в этом шизофреническом статусе.