Последнее на фестивале Владимира Спивакова выступление Джесси Норман в Москве стало одним из главных разочарований всего фестиваля, но отнюдь не по вине знаменитой певицы. Расслышать диву пыталась ВАРВАРА Ъ-ТУРОВА.
Концерта, в котором Джесси Норман споет "Хабанеру" и "Сегедилью" из оперы Жоржа Бизе "Кармен" и песни Джорджа Гершвина, с нетерпением ждали все. Можно было ожидать по-настоящему яркого музыкального события, одновременно профессионального и незанудного. Однако плохую шутку сыграл с концертом Большой зал Дома музыки. После двух номеров "Кармен" Джесси Норман долго не выходила на сцену. Основываясь на том, что во всех следующих номерах концерта у нее был отключен микрофон, можно лишь предположить, что в паузе она попросила отключить некачественную подзвучку. В результате в арии Далилы "Открылася душа" из оперы "Самсон и Далила" Камиля Сен-Санса певицу не было слышно дальше нескольких первых рядов партера. Иногда на верхних нотах прорывавшийся сквозь ватную акустику и неуместно громогласный оркестр голос Джесси Норман звучал тонко, ясно, нежно, хоть и частенько грешил низкой интонацией.
О половине идей певицы приходилось догадываться по ее чудному актерскому таланту: вокальных тонкостей элементарно не было слышно. Часто небесспорные трактовки Джесси Норман тем не менее всегда стильны, цельны и сделанны. В "Кармен" она предстала одной из самых чувственных и даже развратных цыганок, которых видела оперная сцена. Никакого страдающего израненного женского сердца, которое часто добавляют в Кармен сентиментальные певицы, у нормановской вертихвостки и в помине нет. Джесси Норман издавала какие-то гортанные, урчащие и рычащие звуки, хлопала в ладоши, извивалась и хохотала.
В Далиле она вдруг стала нежной, растягивая томные красоты музыки Камиля Сен-Санса на какие-то немыслимо длинные ферматы (к чести Владимира Спивакова, стоит заметить, что, хоть поймать их было почти невозможно, уж очень свободно пела Джесси Норман, дирижер справился с этой задачей блестяще). Что касается симфонической стороны концерта, то "Полонез" из оперы Петра Чайковского "Евгений Онегин" оркестр исполнил, пожалуй, слишком бравурно, превратив парадный танец почти в военный марш; в симфонической сюите Гершвина "Американец в Париже" Владимиру Спивакову не хватило джазовой раскрепощенности, сюита звучала довольно зажато, а вот "Павана" Габриэля Форе удалась оркестру на редкость. Отнюдь не светская, блестящая, а тихая скромная пьеса прозвучала логичным переходом от острого, порой жесткого Жоржа Бизе к нежному и томному Камилю Сен-Сансу.
Джазовые песни Джорджа Гершвина, и особенно знаменитая "Summertime" из оперы "Порги и Бесс", десерт фестиваля, к сожалению, с балкона не было слышно вовсе. В амфитеатре голос певицы слышали по очереди обладатели билетов в каждый сектор: певица поворачивала голову, как бы разговаривая с публикой в песне "The man I love", а акустика зала в меру сил глушила разлетающийся и заполняющий пространство голос Джесси Норман. Ситуация усугубилась еще и тем, что музыка, в которой певица выглядит как нельзя более убедительно, спокойно свингуя и синкопируя ритм, Владимиру Спивакову далась с огромным трудом. Время от времени Джесси Норман раздраженно махала на кричащий оркестр, чтоб играли потише. Ненадолго это помогало. В самом конце, в исполненной еще раз на бис "Summertime", возникло ощущение, что певица сдалась и не пытается сломить сопротивление деревянного оркестра. В рамках неуместно жесткого аккомпанемента она предприняла попытку импровизировать, однако здесь она сильно уступает своим джазовым коллегам.
Пожалуй, три концерта певицы в Москве достаточно ярко охарактеризовали ее для московской публики как великую актрису, диву, примадонну со своими неповторимыми достоинствами и порой досадными недостатками. А самым удачным ее выступлением стали "Семь ранних песен" Альбана Берга на первом концерте фестиваля. Сегодня на закрытии Владимир Спиваков исполнит скрипичный концерт Альбана Берга, а за дирижерский пульт встанет всемирно известный американский дирижер Джеймс Конлон.