фестиваль танец
Третий фестиваль российских театров танца ЦЕХ закрылся после шестидневной интенсивной работы. По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, в его программе даже не самый удачный спектакль "Провинциальных танцев" Татьяны Багановой оказался самым значительным событием.
В отличие от других творцов современного танца Татьяна Баганова не любит рассказывать, про что ее спектакли. Обычно это не имеет значения: живые картинки столь выразительны и многозначны, что в комментариях не нуждаются — каждый волен толковать их по-своему. В случае с "Lazy Susan" разъяснения не помешали бы. Визуальный ряд спектакля оказался скуден, тема — зашифрована, а его течение напоминало медицинский график останавливающегося сердца: всплески темпераментной экспозиции — ровнее — ровнее — и финальный штиль. Тем более мертвый, что место танца в нем занял текст, предвосхищающий реакцию зала. "Что-то не так!" — полувопросительно говорит персонаж. "Возможно, мы сменим тему",— полуутвердительно отвечает другой.
Тема, вдохновившая хореографа и так и не узнанная публикой,— это творчество австрийского экспрессиониста Эгона Шиле, которое половина его современников считала порнографией. Надрывный эротизм его изощренных произведений в интерпретации екатеринбурженки стал по-женски напористым и по-русски простоватым. "Lazy Susan" ("Ленивая Сьюзен") — так называется крутящийся ресторанный столик, с помощью которого вы можете выбирать блюда, не вставая с места. В спектакле выбирать было особо не из чего. Татьяна Баганова впервые за долгие годы отказалась от сотрудничества со своим постоянным сценографом Ольгой Паутовой (что самым прискорбным образом сказалось на творчестве обеих). В новом спектакле хореографа Багановой вместо традиционной многомерности и метафоричности пространство разлиновано как школьная тетрадь. Сцена поделена пополам тюлевой занавеской, на заднем плане круглый стол, прячущий в центре батутную сетку (здесь протекает большинство массовых мизанцсен), на переднем из кулисы в кулису чередой движутся персонажи, то и дело задерживаясь для развернутых танцевальных фрагментов.
Экзальтированно-изломанные, одетые в декольтированные пышные платья и подобия сюртуков, герои "Lazy Susan" и по пластике, и по манере несколько отличаются от трогательных людей-марионеток из ее предыдущих работ. По-мазохистски сладко-изматывающая, музыка Кристоса Хатциса и Криса Ланкастера навязала им большую экспрессивность танцевальной "речи". Лексика Багановой стала обильнее: руки и корпус захватили главенствующую роль, большие туры добавили патетики, стол-батут увеличил выразительные возможности, сделав доступными самые отчаянные прыжки. Но, несмотря на явное стремление хореографа уйти от собственных штампов и даже адекватность танцевального языка заявленной теме, спектакль оказался примитивнее и скучнее предыдущих работ "Провинциальных танцев". Одноколейность сценографии словно подчинила себе хореографа-режиссера. Повторяются мизансцены, дублируются батутные скачки, тасуется колода персонажей без индивидуальной истории и потому взаимозаменяемых. Топчется на месте действие, лишенное не просто сюжета (этого в работах хореографа никогда и не было) — смысловых кульминаций. Манерные женщины все задирают и задирают юбки, садясь на головы мужчин, все седлают и седлают — то надувные шары, то своих партнеров, все передают изо рта в рот зеленые яблоки — символ эротизма. Не подозревая о существовании художника Шиле, публика возложила всю ответственность на хореографа Баганову. Так что для сурового приговора — "монологи вагины", подслушанного корреспондентом Ъ в театральной курилке, имелись некоторые основания.