Фабула такая. Глава Мариинского театра Валерий Гергиев произнес в недавнем интервью "Известиям" острейшую реплику: нынешнее руководство балетной труппы Мариинки должно быть заменено. И уехал. Собственно, это тайм-аут. За несколько дней до возвращения господина Гергиева главные силы петербургского балетного сообщества приводят себя в боевую готовность.
Играют не люди, а партии. Западники, и от них действующий глава балета Махар Вазиев. И советофилы, под знаменем которых на самом деле собираются все недовольные нынешним руководством. Форпостом этой партии называют Академию русского балета, и в сменщицы господину Вазиеву прочат худрука академии бывшую балерину Алтынай Асылмуратову.
Махар Вазиев сейчас находится в более выигрышном положении. Хотя бы потому, что результаты его пребывания в кресле налицо. Самый большой в России корпус балетов Джорджа Баланчина. Два беспрецедентных для мировой практики балета-реконструкции — "Спящая красавица" 1890 года и "Баядерка" 1900-го. Балеты брата и сестры Нижинских. "Золушка" Алексея Ратманского. "Манон" Кеннета Макмиллана. Три спектакля Джона Ноймайера (один сочинен специально для петербургской труппы). Успешные гастроли в Лондоне и Нью-Йорке. Три фестиваля "Мариинский", ежегодно собирающие в Петербурге международную dream-team. В феврале ждут приезда Уильяма Форсайта — единственного на сегодня действующего хореографа, адекватного по масштабу Баланчину. В сумме — исключительный репертуар.
Собственно, концепция всего этого спущена сверху Валерием Гергиевым: именно он сформулировал ее и многократно озвучил в интервью. Нетрудно убедиться, что концепция реализована по пунктам.
Не подумайте только, что разыгрывается излюбленный русский сюжет "старое против нового". Хотя и Алтынай Асылмуратова, и сплотившиеся вокруг нее люди не скрывают своего ультраконсерватизма. У них нет никаких отчетливых долгосрочных планов (не считать же таковыми предложение возобновить старые советские боевики вроде "Медного всадника", "Шурале", "Гаянэ"). Но это сейчас и не важно. В противовес Махару Вазиеву и его команде выдвигаются не планы, не эстетические вкусы, не художественная концепция, не стратегия. А только то простое соображение, что при любом раскладе сил в театре всегда остается группа "народных артистов не у дел". В любом театре это самые беспокойные персонажи. И это универсально. Потому что танцевать сами они кончили, сочинять хореографию нет способностей, а учить танцам других — не сложилось.
У них высвободилась масса времени (балетная пенсия наступает к сорока годам). У них есть некий авторитет (народного артиста просто так конем не объедешь). И есть страстное желание любым способом снова оказаться в театре, потому что вросли в него с детства, с первого класса балетной школы; они просто не умеют дышать воздухом другого состава. Это очень простой, очень понятный и даже вызывающий сочувствие человеческий мотив. Я только отказываюсь понимать, почему он должен становиться фактором культполитики. Я даже по такому случаю научилась бы брать голосом столыпинские нотки и произнесла бы, что великие потрясения и великий театр — это разные, разные вещи. Но не уверена, что стоит. Слишком уж много в эту ситуацию влито эмоций. А это очень скоропортящийся продукт.
Скорее всего, вернувшись через несколько дней, Валерий Гергиев очень удивится бойкой атмосфере разворошенного балетного муравейника. Как? Почему? Тут, конечно, вспомнит про интервью... Однажды на дежурной пресс-конференции Валерий Гергиев потряс журналистов недежурным монологом. Он напал на рекламу, которую крутят по ящику. "Они. Мне. Будут. Говорить. Что. Я! Должен. Купить? Мне??!!?? Я?!? Должен?!?" — таков примерный дайджест. Какие "Известия"? Какие ветераны сцены? Я вас умоляю. Покажите мне стихию, которая может изменить жизненную позицию Валерия Гергиева. Настроение — да. Под настроение он может запустить в производство и замшелого "Медного всадника". Умоляю, запустите! Пусть! Пусть он тихо выползет на сцену под "Гимн великому городу", известный всякому пассажиру "Красной стрелы". Пусть "Всадник" грустно и бессмысленно посмотрит в зал — и тихо скончается, не приходя в сознание, прямо на премьере. Главное, как говорит один мой знакомый, чтобы дети в мире не плакали.