Телекино с 5 по 11 декабря

Событие недели — "Один неверный ход" (One False Move, 1992) Карла Фрэн

Михаил Трофименков
       Событие недели — "Один неверный ход" (One False Move, 1992) Карла Фрэнклина, фильм, который в свое время совершил революцию в криминальном жанре (10 декабря, Первый канал, 1.40 *****). Дело доходило до того, что некоторые восторженные французские интеллектуалы ставили Фрэнклина выше Тарантино, дебютировавшего одновременно с ним "Бешеными псами" (Reservoir Dogs, 1992) (6 декабря, НТВ, 22.15 *****). Фрэнклин, афро-американский актер, которому в один прекрасный день просто-напросто осточертело играть, вышел, как и многие другие режиссеры, например Мартин Скорсезе, как говорят в Америке, "из конюшни Кормана". Это означает, что первые его режиссерские опыты были спродюсированы легендарным Роджером Корманом, выдающимся мастером жанрового кино категории "би" 1950-1960-х годов, почти полностью переквалифицировавшегося затем в продюсеры. "Один неверный ход" действительно радикально, но ненавязчиво менял все клише черного фильма — прежде всего манеру представлять на экране насилие. На фестивальных показах режиссеру даже приходилось уговаривать зрителей не выходить из зала первые десять минут фильма, подождать, пока фильм "успокоится". Действительно, начало фильма почти невыносимо в своей жестокости, хотя ничто вроде бы взрыва насилия не сулит. Молодая метиска сначала колеблется, потом принимает приглашение друзей, собирающихся "позабавиться". Друзья слишком поздно догадываются, что Фантазия — наводчица. В разгар вечеринки в квартиру врываются двое убийц и с ожесточенным хладнокровием убивают всех присутствующих. Фрэнклин объяснял чрезмерную брутальность пролога тем, что ему хотелось изменить само отношение американской публики к насилию, ему были отвратительны люди, которые аплодируют, когда видят на экране условные, киношные убийства. Он говорил: "Мы самое жестокое общество в мире, поскольку воспринимаем насилие весьма романтически. Оно для нас нереально. Слишком давно на территории США не было войны; то, что войны разворачиваются всегда где-то там, делают наше отношение к ним все менее реалистичным". Действительно, когда один из убийц закалывает спрятавшегося под простыней мальчика, аплодировать не хочется никому. Но правда и то, что затем фильм "успокаивается" и обретает редкую геометрическую форму. "Один неверный ход" — прямая линия. В этом триллере полицейские не преследуют преступников. Они спокойно ждут их в родном городке Фантазии, куда, как они правильно рассчитали, направятся убийцы. Такой вот фильм: одни едут, другие ждут. Геометрическая безупречность, изящность конструкции усиливается симметрией между едущими и ждущими. В банде — Фантазия, которая не прочь завязать с криминалом, элегантный черный киллер и неврастеничный белый. В засаде — два сержанта из Лос-Анджелеса, соответственно черный и белый, и юный шериф, которого с Фантазией связывает общее прошлое. Среди исполнителей главных ролей в фильме, кстати, Билл Пэкстон и Билли Боб Торнтон, эмблематичные фигуры для всего американского независимого кино последних 15 лет. "Бешеные псы" Тарантино — фильм безусловно великий. В отличие от геометра Фрэнклина, он выбирает рваную сценарную структуру, в которой прошлое и настоящее, ложь и истина отчаянно перемешаны. Но мало кто обращал внимание на то, что история налетчиков, выживших после обернувшегося бойней налета и пытающихся выяснить, кто же из них предатель, по сути дела — классицистическая традиция. В ней есть единство места — заброшенный ангар, в котором зализывают раны, убивают и умирают бандиты; единство времени и единство действия, тоже вполне традиционного. "Бешеные псы" — трагедия о борьбе чувства и бандитского долга, этакий криминальный Расин или Корнель. Радикально обращается с другим жанром, историческим, и француз Пьер Жоливе в "Брате воина" (Le Frere du gerrier, 2002) (9 декабря, Первый канал, 1.30 ***). На первый взгляд очередная средневековая бодяга: храбрый воин преследует и карает бандитов, избивших его брата, впавшего от побоев в аутизм. Но прямое насилие вытеснено в финал, диалоги звучат весьма современно, а герой не благородный рыцарь, а киллер-арбалетчик, циник и насильник. По сути дела, Жоливе перенес на средневековую фактуру мораль и сценарные ходы "спагетти-вестерна", что оказалось неожиданно органичным. В конце концов, для юной Америки эпоха Дикого Запада — то же самое Средневековье. На канале "Культура" — ретроспектива одного из самых модных испанских режиссеров Хулио Медема. Медем — автор двойственный. Его фильмы о "безумной любви" не слишком удачны, как "Рыжая белка" (La Ardilla roja, 1993) (10 декабря, "Культура", 22.05 ***). Завязка интригует: намеревавшийся покончить с собой герой спасает рухнувшую с моста мотоциклистку. Поскольку девушке отшибло память, он придумывает ей и имя, и жизнь. А поскольку она хороша собой, убеждает ее в том, что они сожительствуют. К сожалению, финальная развязка фильма не на высоте его зачина. Зато Медему чудо как удаются угрюмые, мистические, почвеннические драмы. "Коровы" (Vacas, 1991) — это 65 лет испанской истории, от гражданских войн 1870-х годов до гражданской войны 1936-1939 годов, соперничество трех поколений двух баскских крестьянских семей, увиденные изумленными глазами коров (9 декабря, "Культура", 22.05 *****). Но лучший фильм Медема — "Земля" (Tierra, 1996) (11 декабря, "Культура", 21.40 *****). Красная земля Андалузии снята как враждебная планета, вредители кошениль — как пришельцы. А герой, дезинсектор Анхель, за спиной которого постоянно возникает мистический двойник, дающий то спасительные, то почти самоубийственные советы, до самого финала сохраняет пугающую двойственность: то ли он и вправду ангел, то ли просто шизофреник. Однако именно раздвоение личности позволяет ему в финале остроумно выпутаться из любви сразу к двум женщинам — целомудренной учительнице и отвязной девахе.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...