Сладкоголосая птица старости

Вышла последняя книга Эдуарда Лимонова

Посмертно опубликована книга Эдуарда Лимонова «Старик путешествует». На взгляд Михаила Трофименкова, эти «путевые заметки» — событие европейской литературы.

Фото: Individuum

Фото: Individuum

«Путевые заметки» — условный жанр. Писатель действительно путешествует — то с тайной любовницей Фифи, то с киногруппой будущего фильма о Лимонове в пространстве: Франция, Абхазия, Италия, Испания, Монголия, Карабах, Ялта, Бурятия. Но и во времени тоже: вспышки воспоминаний о Харькове 1950-х, Нью-Йорке 1970-х, Париже 1980-х. Это не мемуары: несущей конструкции в книге нет вообще, и в этом смысле «Старик» — очень французская книга. Французы любят жанровую неопределенность полу-эссе, записных книжек, маргиналий. Только во Франции их издают сиюминутные и кокетливые властители дум, те, кого принято любить здесь и сейчас.

Лимонов же — тот, кого принято не любить, но не полюбить после этой книги «неслыханной простоты» — невозможно.

Роль старика непривычна ему, он одергивает ее на себе, она жмет, как итальянские туфли с пряжками: какая дрянь — эта итальянская «ручная работа». То шагает в шеренгах «желтых жилетов», которым дает целый фейерверк дефиниций: от «санкюлотов» до «жиганов». То брюзжит, что Люксембургский сад, «лучшее место на земле», уже не тот, «замусорен людьми»: «Я ревную Люксембургский сад ко всем этим толпам».

Но он не просто старик, а старик, ждущий «смерти — главного события в жизни человека». Сколько написано за последние годы напыщенных слов о «телесности», неизменно предполагающих или порнографическое бесстыдство, или бесстыдный физиологизм. Подлинная, беспощадная и целомудренная, телесность — вот она, у Лимонова, подростка в теле тяжелом, как скафандр водолаза. Это сравнение он услышал некогда от 93-летней Саломеи Андрониковой, роковой женщины эпохи «Бродячей собаки».

Ему больно есть, говорить, пить. Ему стыдно, что он срывается на нотацию парижской официантке. Он печалится, перелистывая в римской квартире книги ее бывшего владельца, покойного ныне художника. Он торопится в ялтинском отеле посмотреть фильмы о Гарри Поттере, ведь он их никогда не видел. В бурятском дацане он покупает «книгу "СМЕРТИ НЕТ" в обложке вишневого цвета». И эта наивная покупка рифмуется с тем, как Лимонов в предисловии объясняет «Старика»: «Я хотел бы наткнуться и прочитать такую книгу в ранней юности — тогда бы я серьезнее и глубже вглядывался во все, что я замечал в жизни, замечал бы глубже мохнатость зелени, ее буйство, неистовые глаза животных и жажду свободы в глазах женщин».

По контрасту с этой серьезностью последние слова предисловия ошарашивают: «Сейчас вспомнил, как в Монголии лошади любят забираться неглубоко в пруд и стоят стайкой, кругом таким, голова к голове, как будто совещаются».

Что вдруг? Ждешь подведения итогов — а тебе про каких-то лошадей. Ждешь завещания, ведь знал же Лимонов, что это его последний текст,— а получаешь в высшем смысле слова бессмысленную книгу, не дающую читателю указаний ни как жить, ни как умирать. А что может быть бессмысленнее поэзии?

Истинный жанр «Старика» — именно что сборник лирических стихотворений в прозе. О юном пугливом киргизе-водопроводчике, открывшем под ванной в московской квартире Лимонова вход в Шамбалу. О столь же юном, зато не робком и пьяном авторе, спасшем от гибели на парижской свалке луковицы гиацинтов, расцветших и ответивших ему многолетней любовью. О корриде: «бык воспринимается как мускулистый и страшный "он". Тореадор скорее воспринимается как "она"». А вот о Черном море — этот пассаж уже напоминает лучшие в мире сказки Дональда Биссета: «"Ой море!" занималось своим излюбленным развлечением — пугало зимних курортников и аборигенов Ялты, бросаясь на набережную: "Ух! Плюх!" — но непременно до людей не дотягиваясь».

Или вот по поводу фрески в карабахском храме: «Молодой полуспятивший безумец Христос. И его рыбари. Простые ребята. Только Иуда был непрост, единственный интеллектуал в этой шайке… Мне нравится Иисус в красной рубахе, сидящей как Алеша Хвостенко в арабском квартале Goutte d’Or a Paris. И вещающий, вино наливая».

И чудится, что «еретик» Лимонов так утешает себя скорой встречей с поэтом Алешей Хвостенко в небесном граде Париже. Раз уж их земной и любимый Париж ушел под воду, «как град Китеж».

Эдуард Лимонов. Старик путешествует. М.: Индивидуум, 2020.

Фотогалерея

Каким запомнили Эдуарда Лимонова

Смотреть

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...