|
Кризис по вызову |
Опасное сходство
О том, что ситуация на российском финансовом рынке сильно напоминает события 1997-1998 годов, его участники заговорили после обвала на рынке акций в связи с арестом Михаила Ходорковского. Возможно, потому, что очень уж этот обвал напоминал поведение российских фондовых индексов в 1997 году — они рухнули после целого года бурного роста и установления исторических максимумов. Конечно, причины этих падений абсолютно разные (шесть лет назад спад начался после краха азиатских фондовых рынков). И падение цен на акции, сейчас действительно связано скорее с политикой, нежели с экономикой. Однако беспокойство банкиров вызывает целый ряд других моментов, относительно которых избавиться от аналогий с кризисными временами не столь просто.
Так, несколько дней назад я позвонил своему старому знакомому — президенту одного из крупных банков и попросил прокомментировать проект ЦБ о кредитовании банков под залог облигаций субъектов федерации (сейчас кредиты выдаются только под залог госбумаг). "Не могу,— сказал он.— Я же сам не торгую на рынке. Лучше спроси у какого-нибудь трейдера". Я пояснил, что не хочу комментария с точки зрения динамики котировок, а прошу оценить кредитно-денежную политику ЦБ в целом. "Тем более не могу,— последовал ответ.— Не хочу ссориться с Центробанком. Единственное, что я могу сказать,— все идет к тому, что нам вновь устроят 1998 год. Все задыхаются без денег. А ЦБ понял, что доигрался, и теперь ищет способ подкинуть средств на рынок".
Понять его можно. Действительно, как мы отмечали в прошлом номере "Денег", до последнего времени Центробанк активно проводил политику, направленную на замедление роста денежной массы. Так, прирост денежной массы за второй квартал этого года составил 396 млрд рублей, а за третий — уже 127,6 млрд рублей, то есть в три раза меньше. Видимо, таким образом Центробанк стремился обуздать инфляцию. Но для российских банкиров, привыкших за последние годы жить в условиях постоянного роста объема денег в обращении, это, похоже, оказалось неприятным сюрпризом. Отсутствие притока свежих денег создало у них некоторые проблемы с ликвидностью, что последние несколько месяцев проявлялось во взлетах ставок на межбанковском кредитном рынке и падении цен на рынке долга в конце месяца, то есть в преддверии налоговых платежей.
В чем здесь аналогия с 1998 годом? Попробуем разобраться. В 1995 году, напомним, ЦБ зафиксировал курс внутри валютного коридора. Это привело к притоку капитала — иностранные инвесторы начали скупать высокодоходные ГКО, гарантировавшие, как казалось, огромный доход в валюте. За счет инвестиций и довольно высоких цен на энергоносители в страну приходили доллары, которые ЦБ скупал за рубли, планомерно наращивая денежную массу. Одновременно стимулировался импорт — за счет низкого курса доллара. Стремительно растущий рынок госбумаг оттягивал с валютного рынка лишние рубли, так что особых проблем с курсом и инфляцией не было. С другой стороны, уход свободных средств в ГКО приводил к отсутствию живых денег в реальном секторе — отсюда бартер и высокие ставки заимствований на рынке.
Но уже к концу 1997 года ситуация изменилась. Приток капитала иссяк — как из-за падения цен на нефть, так и из-за снижения интереса инвесторов к развивающимся рынкам. Резко ухудшился платежный баланс, и Центробанку пришлось уже не скупать, а продавать доллары из своих резервов за рубли. Это можно было сделать более безболезненным процессом за счет проведения плавной девальвации, но ЦБ решил держать курс. Чтобы снизить при этом спрос на доллары, он с осени 1997 года стал сжимать денежную массу, создавая искусственный дефицит рублей: если за 1997 год денежная масса выросла на 29%, то за первые 9 месяцев 1998 года — уменьшилась на 8%. В результате из-за нехватки рублей процентные ставки на рынке взлетели, ГКО обесценились и пирамида госдолга рухнула, похоронив под собой значительную часть банковской системы. А девальвация все же произошла — правда, не осенью 1997 года, а в августе 1998-го.
Сейчас Центробанк вроде бы за курс не держится. Но все равно борется с инфляцией путем ограничения роста денежной массы. Что опять-таки имеет следствием дефицит рублей, рост внутренних ставок и стимулирует более дешевые заимствования за рубежом. В условиях высоких цен на нефть и положительного сальдо платежного баланса это приводит к образованию излишка долларов на рынке и дальнейшему укреплению рубля. Соответственно, заимствования на Западе (и в валюте внутри страны) становятся еще более привлекательными, что в свою очередь стимулирует новый приток долларов на валютный рынок. Ситуация усугубляется тем, что в условиях укрепления рубля и высоких рублевых ставок население тоже начинает избавляться от долларов. За первые девять месяцев этого года продажа валюты превысила покупку на $4,8 млрд против $1 млрд за аналогичный период 2002 года, что опять-таки не способствует решению проблемы дефицита рублей. Понятно, что укрепление рубля способствует росту импорта — за первые три квартала этого года он увеличился почти на $10 млрд (+25%) по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.
Таким образом, ситуация действительно напоминает предкризисную. Правда, пока образца скорее не 1997 года, а 1995-1996-го, когда также происходило резкое укрепление реального курса рубля в условиях сильной инфляции. Конечно, сейчас у нас нет пирамиды ГКО, что, безусловно, улучшает ситуацию с точки зрения возможности дефолта. Однако это не снимает проблем, связанных с высокими ставками на фоне укрепления рубля и замещением отечественных товаров импортными.
Пока все эти тревожные тенденции с лихвой компенсируются высокими ценами на нефть и ростом ее добычи, что до поры до времени обеспечивает безбедную жизнь страны. Тем не менее уже сейчас интересно понять, до какого момента можно закрывать глаза на описанные негативные процессы и чем грозит российской экономике и банковской системе возможное падение цен на нефть. Как раз на прошлой неделе Центробанк представил свои соображения по данному поводу.
Риски по ЦБ
В прошлый понедельник на организованном "Русским обществом управления рисками" в РСПП круглом столе первый зампредседателя ЦБ Олег Вьюгин рассказывал о рисках, присущих российской банковской системе. По его мнению, существует два основных внешних риска — падение цен на нефть, создающее проблемы клиентам-экспортерам, и рост процентных ставок на западных рынках, что ведет к увеличению стоимости заимствований.
Поэтому Вьюгин решил смоделировать "крайне пессимистичный", согласно его определению, вариант и посмотреть, как поведет себя здесь российская банковская система. Вариант этот таков: ставки на рынке заимствований растут на 3-4% годовых, а цена на российскую нефть падает до $15 за баррель (то есть процентов на 40). Даже в этом случае, по словам зампреда ЦБ, российской банковской системе крах не грозит: неплатежеспособными окажутся 20% (по сумме активов без учета Сбербанка) банков, что вполне можно пережить.
При этом, по словам Олега Вьюгина, главный источник неприятностей для банков из-за падения цен на нефть таится в возможной потере платежеспособности их клиентами-экспортерами. "Вопрос, как поведут себя в этих условиях экспортеры,— переложат свои проблемы на банки или погасят за счет внутренних резервов",— подчеркнул он и напомнил, что в 1998 году многие предприятия предпочли первый вариант. Также он отметил, что неприятности при таком развитии событий в основном грозят банкам, ориентированным на кредитование крупных предприятий-экспортеров топливно-энергетического комплекса. То есть крупным банкам, "входящим в первую двадцатку".
Конечно, можно поспорить с первым зампредом ЦБ относительно того, считать ли крахом разорение 20% (по сумме активов) частных банков страны. Особенно учитывая, что это крупные банки, а следовательно, может пострадать большое количество частных вкладчиков. Все-таки в прошлый раз это не выглядело так уж безобидно. Однако гораздо интереснее другое. На наш взгляд, описанный Олегом Вьюгиным сценарий не столь уж и невероятен. И главное, он может реализоваться и без существенного изменения внешних факторов.
Страшная сказка
Сразу скажем — предсказывать вероятность падения цен на нефть мы не собираемся. Дело это явно неблагодарное и, как видно из динамики цен даже в этом году, мало кому из экспертов и участников рынка удается угадывать что-либо.
Другое дело — второй "страшный фактор" Олега Вьюгина, процентные ставки. Здесь можно сказать почти наверняка — они действительно скоро поднимутся. Распространенные в прошлый вторник данные министерства торговли США свидетельствуют о небывалом подъеме американской экономики. Так, ВВП страны по итогам трех кварталов увеличился на 8,2% по сравнению с аналогичным периодом 2002 года. Такие высокие показатели не фиксировались там уже 19,5 лет. Так что период сверхнизких ставок, похоже, подходит к концу — в периоды бурного роста экономики их уровень в США обычно поднимается. Это, конечно, неприятно для российских экспортеров, поскольку увеличивает стоимость обслуживания кредитов, но не смертельно — падение цен на нефть представляется куда более опасным.
Другое дело, что даже если процентные ставки на международных рынках не поднимутся и цены на нефть останутся на прежних уровнях, это все равно не гарантирует безбедного существования российской экономики и банковской системы. Более того, если денежно-кредитная и курсовая политика Центробанка будет проводиться в том же ключе, что и в последние полгода, кризис не за горами. И пойдет он как раз по описанному Олегом Вьюгиным сценарию — все начнется со сложностей у экспортеров.
В самом деле, для того, чтобы доходы экспортеров упали, вовсе не нужны изменения внешних условий. Этого вполне можно добиться и за счет внутренних резервов. Судите сами. Возьмем, к примеру, нефть. Допустим, что цены на нее на мировых рынках и экспортные пошлины остаются на нынешнем уровне. Посмотрим, как будут меняться при этом доходы нефтяников.
Начнем с потерь. В начале года курс доллара у нас был 31,88 руб. Сейчас — немногим выше 29,7 руб. Таким образом, доходы экспортеров из-за укрепления рубля упали на 6,7%, что соответствует 7,3% в год. Плюс к тому, полученные рубли уже не те, что в начале года — они обесценились из-за инфляции. Инфляция у нас ожидается на уровне 12-13% годовых. Так что общие потери экспортеров — примерно 21% в год. Долго ли они протянут в таком режиме? Если ситуация будет развиваться как в этом году — когда за счет роста цен на мировых рынках и увеличения объемов экспорта нефти он за первые девять месяцев вырос в долларовом выражении на 33% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года — тогда долго. Если же цены расти перестанут — не очень. По оценкам экспертов, потенциал роста физических объемов экспорта российской нефти в ближайшие годы — где-то 10% в год. Потери же экспортеров, как уже говорилось, составят примерно 21%. Таким образом, года за три с половиной их доходы упадут процентов на 40 — ровно на столько, на сколько они уменьшились бы, если сейчас снизить цену на нефть до $15 за баррель.
К этому моменту 20% российской банковской системы умрет. Хотя на самом деле вымирание произойдет даже раньше — как только подобные тенденции станут более или менее отчетливыми, начнется бегство иностранных капиталов из России (на сегодняшний день, по оценкам Олега Вьюгина, $14 млрд). Это, возможно, и решит проблему напряженности на валютном рынке, но при этом окончательно угробит крупные банки--кредиторы экспортеров.
Печальный итог
Вряд ли ЦБ не видит, чем грозит нынешнее развитие ситуации. Скорее наоборот — об этом свидетельствуют те же попытки подкинуть денег на рынок за счет расширения ассортимента принимаемых в залог под кредиты ценных бумаг. Кроме того, нельзя забывать, что значительная часть новой команды Сергея Игнатьева работала в ЦБ и Минфине как раз во время кризиса 1997-1998 годов и, хочется надеяться, определенные выводы для себя сделала. Также отметим, что конец ноября как на рынке долга, так и на денежном рынке выдался на удивление спокойным, что может говорить о том, что Центробанк в последние два месяца начал довольно резко наращивать денежную массу (официальных данных на этот счет пока нет).
Впрочем, к сожалению, это скорее свидетельствует немного о другом. Понимая, как важны сейчас свежие деньги для экономики, ЦБ решился выпустить их лишь в четвертом квартале, то есть тогда, когда это уже не может повлиять на показатели годовой инфляции. Ведь инфляционный эффект от данных мер скажется лишь в следующем году и его можно будет объяснить обычным сезонным всплеском. Это означает, что Центробанк готов пожертвовать интересами рынка и развитием экономики ради политической задачи удержания инфляции в рамках определенного заранее годового плана. То есть раньше ЦБ молился на курс рубля, а теперь молится на инфляцию. И то и другое странно. Ведь и курс национальной валюты, и уровень инфляции всего лишь индикаторы. В США, например, именно так их и воспринимают. А денежную политику строят, исходя исключительно из интересов развития экономики. По преимуществу, естественно, частной.
ПЕТР РУШАЙЛО